Все, что я собиралась сказать, мгновенно вылетает из головы. Лучший горячий шоколад в мире уже ждет меня. И к тому же… мне понравилось, как Эрик снова коснулся меня губами. Так что в этот раз я закрою глаза на его выкрутасы — всего один раз.

— Я же сказала, что это вкусно.

Эрик облизывает губы.

— Я думал, ты преувеличиваешь, но вынужден признать: это и правда отлично.

Эрик сегодня такой красивый, что меня тянет прибить его. В его походке есть легкость, в движениях — спокойная уверенность. Верблюжий пальто и кашемировый шарф подчеркивают его сдержанную, породистую манеру держаться. Тепло его глаз цвета виски притягивает. Заставляет гадать, повезло ли тебе стать героиней его мыслей.

Я стираю каплю взбитых сливок с его губ, и мы оба замираем. Боже. Так делает девушка. Или невеста. А я никто из этого списка.

— Прости, — говорю я, отступая и бросая пустой бумажный стаканчик в урну.

— Все в порядке, — протягивает он, внимательно разглядывая меня, и его зрачки расширяются.

Нет, нет, нет. Я не создана для того, чтобы быть редкой интрижкой этого мужчины. Мое сердце этого не вынесет. Надо помнить: он не верит, что у нас есть будущее. Надо помнить: мы несовместимы по многим пунктам. Надо держать нас в рамках и по делу.

— Хватит топтаться. Пора выбирать елку.

Я почти бегу вперед, отчаянно пытаясь создать между нами хоть какое-то расстояние, но мои короткие ноги бессильны против его длинных. Приходится смириться с его обществом. В конце концов, на это я и подписалась.

Мы проходим мимо нескольких лотков и доходим до участка на северной стороне площади. Ряды свежих деревьев — пихты Фрейзера вперемешку с шотландской сосной — ждут своих будущих хозяев. Мелко снежит, воздух свежий и удивительно бодрящий. Идеальный день, чтобы выбрать елку.

Мы с Эриком немного бродим между рядов и постепенно тянемся к пихтам. Их ароматные ветви наполняют дом рождественским запахом и спокойно выдерживают тяжелые игрушки. Покупка живой елки для Эрика дело новое: он рассказывал, что у них дома стояла пластиковая, из трех частей, которая одиннадцать месяцев жила в коробке.

— Какой размер тебе нравится? — спрашивает он.

— Не обязательно огромный. Главное, чтобы смотрелась пышно.

— Как сказала бы она.

Я наклоняю голову и смотрю на него без тени улыбки.

— Никто, подчеркиваю, никто бы так не сказал.

— Но ты подумала об этом. Как только произнесла слова.

Я закрываю лицо руками.

— Да. Подумала.

Мой взгляд цепляется за молодую пару с двумя девочками лет семи — восьми. На них зимние куртки поверх пижам, крошечные носы красные от холода.

— Папа, а эта? — спрашивает младшая.

— Или вот эта? — предлагает старшая.

— Мы не можем взять обе. Как будем выбирать? — спрашивает их мама.

Папа делает вид, будто собирается вскарабкаться на елку.

— Может, узнаем, на какую удобнее лазать?

Девочки заходятся в смехе, младшая отвечает:

— Глупенький папа. Мы не будем на нее лезть. Елка нужна для подарков!

Они бегут дальше, родители идут за ними.

У меня отвисает челюсть. Я оборачиваюсь к Эрику с подозрением.

— Скажи честно. Это были подставные актеры? Ну не может быть, чтобы это не было постановкой.

Эрик улыбается и поднимает руки.

— Я тут ни при чем.

— Боже, как странно, — шепчу я.

— И при этом мило, согласись, — говорит он, рассматривая ветки рядом стоящего дерева.

— Определенно, — отвечаю рассеянно. Потому что я все еще думаю о той семье. Сцена была такая правильная, такая трогательная. Это вполне могли быть мы с Эриком. Если бы нам когда-нибудь посчастливилось завести детей. — Это то, чего ты хочешь?

Эрик резко оборачивается.

— Что?

— Когда ты говоришь, что хочешь семью, ты такое себе представляешь?

Он подходит осторожно, будто пытается понять, почему я вдруг об этом задумалась.

— Я хочу разделить жизнь с кем-то. И да, хочу разделить ее и с детьми. Они необязательно должны быть мне родными. Но да, это примерно та семья, которую я представляю… если мне выпадет такое счастье.

Почему этот мужчина живет у меня в голове? И почему я вдруг понимаю, что у нас столько возможностей? Столько поводов бороться за свое место рядом?

— Ты будешь прекрасным отцом, — тихо говорю я. Потому что это правда.

Потом указываю на елку, которую он рассматривал.

— Берем эту.

Эрик

Хозяин участка помогает нам закрепить елку в кузове, и я вызываюсь вести машину.

Мы устраиваемся в пикапе Николь. Я кладу руки на руль и выдыхаю так холодно, что вижу, как пар клубится в воздухе.

— Признаюсь: мне и правда понравилась эта ярмарка.

Джулиана дышит на ладони, пытаясь согреть их, и я включаю печку на полную.

— Мой отец использовал деньги, чтобы давить на мою маму.

Все. Только это. Мозг несется вперед, пытаясь понять, куда она клонит. Нет, стоп. Мне не нужно решать проблему или сражаться с ее драконами. Мне нужно просто слушать. Я отстегиваю ремень и разворачиваюсь к ней.

— Я слушаю.

Она несколько раз моргает, потом опускает голову.

— Он убедил маму уйти с работы. Сказал, что добытчик в семье должен быть он. Мне было лет восемь — девять, когда она перестала работать. Он никогда не давал ей — нам, если честно — забыть, что он оплачивает счета, покупает еду, обеспечивает семью. Когда у них начались трения, он наказывал ее, перекрывая деньги: на одежду, на шампунь, на поход в кино. Я помню ссоры, которые, как ему казалось, я не слышала. И хуже всего то, что после развода лучше не стало. Даже когда я была подростком, он устраивал игры: отказывался платить алименты, задерживал выплаты. Самое приятное в совершеннолетии было то, что у него больше не оставалось причин лезть в нашу жизнь.

Она поднимает голову, разворачивается ко мне.

— Пока я физически здорова и в своем уме, я буду работать. И да, я принимаю то, что ты считаешь безумными требованиями моего босса, потому что строю карьеру, а это важно. Это моя страховка.

Вот что имела в виду ее мама: когда Джулиана не контролирует свои деньги, она чувствует себя небезопасно. Я не отношусь к этому легкомысленно.

— Я не предлагаю тебе бросить амбиции. Или отказаться от собственных денег. Я понимаю, почему тебе важна независимость. Но ты должна быть в месте, которое ценит все, что ты приносишь. А там тебя недооценивают.

— Легко говорить. Ты ни перед кем не отчитываешься. Ты сам себе хозяин.

— Бизнес может рухнуть в любую минуту.

Она фыркает.

— Не вижу, чтобы это случилось. Никогда.

— Спасибо за веру, но в жизни нет гарантий. Нам нужно уметь опираться друг на друга как партнерам. Это не значит, что я управляю кошельком. И уж точно не значит, что управляю тобой. Это значит, что мы поддерживаем друг друга. И принимаем решения вместе.

Она вздыхает, откидывает голову на подголовник и закрывает глаза.

— У тебя все звучит так просто.

— Это не так, — отвечаю я, беря ее за руку. — Но это того стоит. Твоя мама сказала, что важнее всего то, как мы переживаем трудные моменты. И я начинаю понимать, что она имела в виду.

Джулиана распахивает глаза, резко разворачивается ко мне.

— Ты говорил с моей мамой?

— Мы немного поболтали утром. Она почувствовала, что что-то не так. Я выручил нас, сказав, что у нас непростой период.

— Боже, — стонет она, склоняя голову. — Я же просила не дуться.

— Во-первых, я не дуюсь, спасибо большое. Во-вторых, интуиция — самый сильный инструмент в мамином арсенале.

Джулиана тяжело вздыхает.

— Ты прав. С первого же момента она странно на меня смотрит.

Телефон в ее кармане вибрирует. Идеального момента выбрать было нельзя.

Она поднимает палец.

— Секунду. Мне нужно…

Я киваю. Она сама решает, как распорядиться рабочими делами. А я рядом, если ей понадобится моя поддержка.