Джулиана

— Любые другие пожелания, mi corazon? (мое сердце)

Эрик делает шаг ко мне после своего нарочито саркастичного вопроса, рукав его шерстяного пальто касается моего, пока мы стоим на крыльце дома, где я выросла. Этот едва заметный контакт напоминает: нам придется держаться друг за друга, иначе эти выходные пойдут насмарку. Наш реальный статус сейчас роли не играет.

Я поворачиваюсь и смотрю на своего бывшего жениха, отмечая его четкие черты, темную кожу, выражение «не верю, что иду на это». Он безумно привлекательный мужчина и по-настоящему добрый, заботливый человек — идеальное сочетание, которое делает нашу затею мучительно сложной, учитывая наши обстоятельства. Но я все равно постараюсь.

— Да, еще кое-что, мое сердце, — говорю я, повторяя его фальшивую нежность и прищуриваясь, чтобы он понял, что лучше слушать внимательно. — Умерь свой тон. Если мы хотим убедить всех, что мы по-прежнему счастливо помолвлены, тебе нужно стереть с лица кислую мину.

Я пожимаю плечами и взмахиваю пальцами, будто играю на сцене.

— Добавь обожания, восхищения. Больше «эта женщина держит меня в кулаке». Меньше «я бы ее придушил, будь возможность». Иначе моя семья нам не поверит.

Он закатывает глаза и натягивает фальшивую улыбку.

— Так лучше?

Ну что ж, отличное начало. И знаешь что? У меня просто не хватит сил пройти через весь этот спектакль одной. Особенно когда голова шепчет, что мы с Эриком друг другу не подходим, а сердце мечтает забыть обо всем и отдаться ему на серебряном блюде. Черт. Я и представить не могла, что будет так тяжело, и теперь сомневаюсь в своей недальновидной задумке.

С раздраженным вздохом я разворачиваюсь, почти бегу по ступенькам и едва не скольжу на ледяной корке у тротуара.

— Забудь. Это была ужасная идея, — бросаю я через плечо, отмахиваясь. — Скажу, что кто-то из нас заболел, и мы не сможем прийти.

— Джулиана, подожди.

Когда я достигаю машины, Эрик догоняет меня, хватает за руку и останавливает.

— Что? — я резко оборачиваюсь, откидывая конец шарфа, который уже пытался ударить меня по лицу. — Ты явно не хочешь здесь быть. И это нормально. Ты имеешь право на свои чувства. Я скажу им на следующей неделе. Мы и так разберемся, кому останется квартира.

У нас нет четких прав на нашу квартиру на Верхнем Вест-Сайде в Манхэттене, поэтому я предложила уступить ее в обмен на то, что Эрик притворится моим женихом на эти выходные. Я же не собираюсь вот так просто отдать ему эту квартиру. Во-первых, дом с регулируемой арендой. Во-вторых, формально он меня бросил. Хотя… возможно, я сама подтолкнула его к этому. Но я имела полное право злиться… или страдать… или быть разбитой. Вместо этого я задвинула все эмоции в дальний ящик и моментально включила режим спасения ситуации.

Как не испортить семье праздник? Как не ранить маму, которая только недавно оправилась после вспышки волчанки, лишившей ее сил на многие месяцы? Я хотела просто пережить праздники и рассказать им все после нового года. Но я не продумала последствия: эти выходные, притворяясь невестой Эрика, сведут меня с ума.

Я бы выдержала. Ради семьи. Но если Эрик не собирается выполнять свою часть сделки, нет смысла в этом маскараде. Моя семья сразу почувствует напряжение, начнет расспрашивать, вмешиваться. И мы все испортим. А я вовсе не это планировала.

— Нет, ты права, — говорит Эрик, качая головой. — Я согласился. И я сделаю это.

Он морщится, потом облизывает пухлые губы — мерзавец.

— Мне просто нужно войти в нужный настрой.

Я изучаю его, пальцем пригрозив:

— Только не вздумай разреветься.

У него поднимаются брови.

— Когда ты вообще видела, чтобы я плакал?

— Когда-нибудь все бывает в первый раз, — говорю я и сжимаю кулаки, пытаясь изобразить угрозу. Неудачно.

Эрик смеется.

— И дуться мне тоже нельзя, да?

— Схватываешь быстро, — говорю я, уже не скрывая улыбки.

Правда в том, что Эрик замечательный. Но спустя два с половиной года пора признать: замечательный мужчина — еще не тот, кто тебе подходит. Мы оба упрямые, оба со своим характером. Эрик считает, что я тружусь до изнеможения и не ставлю наши отношения на первое место. Я считаю, что он мог бы больше меня поддерживать, пока я строю карьеру. И к тому же он постоянно стремится сразиться за меня с каждым новым драконом. На словах это трогательно. На деле — я сама справляюсь с собственными драконами. Мне не нужен рыцарь, который мчится спасать меня.

Нет, Эрик не мой человек — хотя грудь сжимается при мысли, что однажды он построит жизнь с кем-то другим.

Тот самый мужчина, которого я не могу выбросить из головы, кашляет и машет рукой перед моими глазами.

— Ну что, идем?

Я моргаю, выныривая из мыслей. Если он думает, что я на грани срыва, он недалек от истины. Но я умею держать лицо. Ради цели я могу играть убедительнее всех.

Я делаю глубокий вдох и киваю:

— Ладно. Пошли.

Два дня. Всего два дня притворства.

— Ой, подожди, — говорит Эрик, роясь в кармане. — Кольцо.

Он достает его и держит между пальцами; грани сияют как маяк.

У меня холодеет живот, по груди поднимается жар.

— Они заметят, если я буду без него.

Мой голос звучит ровно. Душа — нет.

Эрик сглатывает и опускает взгляд на кольцо, его лицо омрачается.

— Да.

Я забираю кольцо раньше, чем он успеет надеть его мне на палец. Сама надеваю. Лицо неподвижно, как маска. Это часть костюма, не больше.

— Ну вот. Теперь мы готовы.

Голос нарочито бодрый. Ни следа той волны воспоминаний, накрывшей меня, когда он достал кольцо. Ни намека на боль, что проснулась в груди. Ни тени всплывшей картинки: как его лучший друг попросил меня помочь выбрать кольцо для своей девушки, хотя весь поход был хитрым планом Эрика, чтобы я сама выбрала кольцо для себя.

Это еще одна моя суперсила: умение прятать эмоции по ящичкам. На эти выходные сердце останется в своем. Иначе я не выдержу.

Когда мы поднимаемся по ступенькам, я оглядываю рождественские украшения, которыми мама с женой заполнили весь дом. Столько огней. И гирлянд больше, чем нужно любой семье.

Я чуть не прыскаю, увидев на качелях новый надувной сюрприз: Санта, греющий руки у камина, а из-под куртки у него торчат леопардовые стринги, которые видны всем прохожим.

Хорошее отвлечение, пусть и чуть лучше прошлогоднего: тогда Санта сидел на трубе, читая газету, и было ясно, что труба ему служит… э-э… не по назначению.

Etsy, на твоей совести многое. Эти шуточки мама выставляет, чтобы досадить семье из тупика, которые пытались создать товарищество собственников после того, как мама водрузила радужный флаг на газон. Понимаю ход мысли, правда. Но смотреть на Санту со спущенными штанами — такое себе праздничное настроение.

Эрик смеется:

— Бесценно.

— Считай, тебе повезло, что ты больше не входишь в состав этой семьи, — поддеваю я.

Улыбка мгновенно сходит с его лица, он шумно выдыхает:

— Давай просто покончим с этим.

Я уже открываю рот, чтобы извиниться за свою неосторожную шутку, как входная дверь распахивается настежь.

— Eles chegaram! (Они прибыли!) — гремит дядя Эноке, размахивая бутылкой пива. У моего дяди только два уровня громкости: громко и еще громче. Я бы носила беруши, если бы это хоть как-то спасало. (Да, я пробовала.) Самое удивительное то, что он близнец. Вернее, их двое, и второй, дядя Марсело, еще шумнее своего младшего (на две минуты) брата.

— Да, мы приехали, дядя, — говорю я. — Как и обещали.

Он выходит на крыльцо и крепко обнимает меня, не думая выпускать из рук свое драгоценное пиво. Потом отпускает и пожимает руку Эрику.

— Tudo bem, filho? (Как дела, сынок?)

— Tudo bem (Все в порядке), — уверенно отвечает Эрик.

Он достаточно долго вращался в нашей семье, чтобы знать, как бразильцы обычно приветствуют друг друга. А юноша всегда «сын», даже если перед тобой вовсе не родитель. За время наших отношений Эрик неплохо освоил португальский. Считает, что это благодаря матери, которая выросла в испаноговорящей семье.