Шрам нашёл пулемётчика на крыше склада, метрах в пятистах. Прицелился, компенсировал ветер, выстрел. Попал в грудь, пулемётчик дёрнулся, упал с крыши вниз, восемь метров полёт. Досылать патрон, искать следующую цель. Снайпер боевиков в окне цеха, стреляет по пехоте. Прицел на окно, ждать пока высунется. Вспышка выстрела, силуэт показался. Выстрел, попал в голову или плечо, силуэт исчез. Третья цель — командир на баррикаде, машет рукой, организует оборону. Высокий, в белом, заметный. Прицел на грудь, выстрел. Упал за баррикаду, не видно попал или нет.

БТР прорвали первую линию обороны, ворвались в промзону, пушки строчили двадцатками, разносили амбразуры, пулемётные гнёзда. Пехота поднялась, побежала вперёд, перебежками, от укрытия к укрытию. Добежали до первого склада, гранаты в окна, взрывы, дым, крики. Ворвались внутрь, автоматные очереди, короткие, злые.

Легионер на крыше элеватора работал методично, снимая цель за целью. Боевик с РПГ на трубе — выстрел, попал, упал. Группа из трёх человек бежит к БТР с гранатами — три выстрела быстро, попал в двоих, третий залёг. Снайпер на резервуаре, далеко, метров семьсот — сложный выстрел, ветер усилился, коррекция большая. Прицелился, выдох, выстрел. Промах. Досылать, заново. Второй выстрел, попал. Снайпер свалился с резервуара.

Магазин пуст, перезарядить. Руки работают автоматически, быстро. Новый магазин, досылать патрон. Продолжать. Бой внизу разгорался, превращался в мясорубку. БТР застрял на баррикаде, подорвался на мине, гусеница слетела, экипаж выскочил, отстреливается. Боевики окружают, лезут со всех сторон. Пехота пробивается к подбитой машине, выручает своих. Гранаты взрываются, трассеры режут воздух, тела падают с обеих сторон.

Шрам видел Ковальски, бежит к складу, стреляет на бегу. Видел Милоша, дерётся в рукопашную с двумя боевиками, бьёт прикладом, ломает кости. Видел как Янек падает, схватился за ногу, ранен. Малик тащит его в укрытие, под огнём, героически.

Снайпер переключился на помощь своим. Боевик целится в Малика из окна — выстрел Шрама, боевик падает. Другой боевик бежит к раненому Янеку с ножом — выстрел, попал в спину, упал. Третий готовит гранату, замахнулся бросить в группу легионеров — выстрел в руку, граната выпала, взорвалась у ног боевика, разнесла его и двоих рядом.

К восьми утра легионеры взяли первую линию зданий, закрепились, подтянули раненых, боеприпасы. Потери — семеро убитых, пятнадцать раненых. Боевики потеряли больше, человек сорок, но ещё держались, отстреливались из второй линии, из цехов глубже в промзоне.

Дюмон по рации запросил артиллерию на вторую линию. Миномёты дали ещё десять минут огня, накрыли цеха, подавили огневые точки. Потом снова наступление, БТР вперёд, пехота следом. Пьер с крыши элеватора прикрывал, стрелял по всем кто высовывался, кто пытался остановить атаку. Расстрелял шестой магазин, седьмой, восьмой. Патроны кончались, оставалось двадцать. Экономил, стрелял только по важным целям.

К десяти утра взяли вторую линию. Боевики откатились в последний цех, самый большой, бетонный, с толстыми стенами. Забаррикадировались там, человек шестьдесят может, все кто остался. Решили умереть там, в последней крепости.

Леруа не стал штурмовать в лоб. Приказал окружить здание, отрезать выходы, ждать. Попытались переговоры — через громкоговоритель предложили сдаться, гарантировали жизнь. Ответ был автоматной очередью и гранатой, чуть не убила переводчика. Тогда решили брать огнём.

Танк подогнали — старый Т-55, трофейный, отремонтированный. Встал в трёхстах метрах, начал херачить по цеху из пушки сто пять миллиметров. Прямой наводкой, снаряд за снарядом, в одно место, в стену. Бетон трещал, крошился, обваливался. После двадцатого снаряда стена рухнула, образовалась дыра три метра шириной.

— Штурм! — приказал Леруа.

Легионеры пошли в атаку, орущие, яростные. Ворвались через пролом, гранаты вперёд, потом автоматный огонь, потом рукопашная. Боевики дрались до последнего, без пощады, без сдачи. Резали ножами, били прикладами, взрывались с гранатами в руках, утягивая за собой врагов. Бой в цеху длился час, кровавый, безумный, без правил. Легионеры теряли людей, но давили массой, опытом, яростью. Угол за углом, комната за комнатой, выкуривали боевиков из укрытий, добивали раненых, не брали пленных.

Шрам с крыши элеватора видел только дым, вспышки взрывов, слышал грохот, крики. Не мог помочь, бой внутри здания, снайпер бесполезен. Просто смотрел, ждал, курил, считал выстрелы автоматные, взрывы гранат.

К полудню стрельба стихла. Из цеха вышли легионеры, грязные, окровавленные, усталые. Кто-то тащил раненых, кто-то просто шёл молча, автомат волочится по земле. Дюмон вышел последним, лицо чёрное от копоти, на руке кровь — не своя. Посмотрел на часы, на небо, сплюнул. Поднял рацию:

— Леруа, Дюмон. Цех взят. Противник уничтожен полностью. Шестьдесят два трупа, пленных нет. Наши потери… — пауза, тяжёлая. — Четырнадцать убитых, двадцать три раненых. Промзона зачищена.

Голос Леруа металлический, усталый:

— Принято. Хорошая работа. Закрепиться, периметр выставить, санобработку провести. Город наш. Война закончена.

Война закончена. Три слова, которые легионеры ждали три недели. Но радости не было. Только усталость, тяжёлая, всеобъемлющая. Слишком много крови, слишком много смертей, слишком высокая цена.

Русский спустился с элеватора, пошёл к промзоне. Нёс СВД на плече, винтовка горячая, расстрелял восемьдесят патронов за день. Сколько попаданий — не считал, много. Дошёл до цеха последнего, где был финальный бой. Зашёл внутрь.

Бойня. Трупы везде, легионеры и боевики вперемешку, в лужах крови, в дыму. Стены изрешечены пулями, пол усеян гильзами, осколками, обломками. Пахло порохом, кровью, дерьмом — кишки вспороты, смрад невыносимый. Легионеры собирали своих убитых, складывали в ряд у стены. Четырнадцать тел, накрытых брезентом. Ковальски среди них, узнал по размеру, по сапогам. Поляк не дожил до конца, поймал пулю в шею, истёк за минуту. Янек тоже там, ранение в ногу обернулось фатальным — боевик добил его ножом, пока лежал. Ещё двенадцать, лица закрыты, но Шрам знал многих, служил вместе, ел из одного котла, спал в одном бараке.

Боевиков оттаскивали наружу, складывали в кучу. Шестьдесят два трупа, разорванные, обгорелые, искромсанные. Будут сжигать или закапывать, позже, когда силы появятся. Сейчас важнее свои.

Пьер нашёл Дюмона, сидел на ящике, курил, смотрел в пол. Сел рядом, молча. Сержант протянул сигарету, прикурили от одной спички.

— Кончилось, — сказал Дюмон хрипло. — Город наш. Освободили, блядь.

— Освободили, — повторил Шрам без интонации.

— Четырнадцать своих положили за это освобождение. Плюс тридцать восемь за три недели. Пятьдесят два легионера мертвы, чтобы Банги был свободен. От чего свободен? От кого? Для кого?

Легионер не ответил. Не было ответа. Война никогда не имеет смысла для тех кто воюет. Смысл придумывают генералы, политики, журналисты. Солдат просто делает работу, убивает, умирает, выживает если везёт.