Многие евреи и раньше подвергались нападениям, грабежам и убийствам, но эти преступления совершали в основном бандиты из СА в коричневых рубашках, взявшие закон в свои руки. Теперь гитлеровское правительство организовало общенациональный антиеврейский погром. Генрих Мюллер, глава гестапо, 9 ноября в 23:55 разослал в местные отделения гестапо меморандум, сообщая о уже предпринимаемых актах насилия против евреев. Мюллер приказал офицерам гестапо прекратить грабежи, но не препятствовать поджогам синагог и разгромам еврейских магазинов.41 В телеграмме от 1:20 ночи Рейнхард Гейдрих дал более подробные указания относительно организации демонстраций:
Например, синагоги следует сжигать, когда нет угрозы пожара для окружающих зданий. Предприятия и частные квартиры евреев можно уничтожать, но не разграблять. Полиция не должна препятствовать проведению демонстраций. Необходимо арестовать столько евреев, особенно богатых, сколько может быть размещено в существующих тюрьмах. После ареста следует немедленно связаться с соответствующими концентрационными лагерями, чтобы как можно скорее заключить их туда.42
Эта тщательно спланированная ночь ужаса стала известна как «Хрустальная ночь» («Ночь разбитых витрин»). Сообщения об этих антиеврейских беспорядках разнеслись по всей Германии. Нацистские головорезы и эсэсовцы поджигали синагоги и молитвенные дома. Невосполнимые предметы, представлявшие огромную религиозную ценность, были брошены в погребальный костер чистой антисемитской ненависти. Отдельных евреев избивали, их дома и предприятия грабили. Около девяноста одного еврея убили, а тридцать тысяч евреев арестовали, якобы «ради их собственной безопасности». Около десяти тысяч евреев были отправлены в три главных концентрационных лагеря: Дахау, Заксенхаузен и Бухенвальд. Почти все арестованные евреи были освобождены в течение шести недель. В пресс-релизе Йозеф Геббельс заявил, что действия Германии были «понятными».
Похоже, некоторые простые немцы были шокированы чудовищным насилием и разрушениями «Хрустальной ночи». В секретном докладе, составленном информаторами-социалистами для находившейся в изгнании СДПГ, отмечалось:
Жестокие меры против евреев вызвали огромное возмущение среди населения. Люди открыто высказывали своё мнение, и в результате многие арийцы были арестованы. Когда стало известно, что еврейскую женщину оторвали от груди, даже один полицейский заявил, что это уже слишком. «Куда катится Германия, если применяются такие методы?» В результате его тоже арестовали. После евреев, кто станет следующими жертвами, люди задаются вопросом: «Будут ли католики?»43
На следующий день после «Хрустальной ночи» две женщины – Хелена Кон и Маргарете Фишер – осудили немецкого «арийца» по имени Леопольд Функ за то, что он открыто говорил на улице об антиеврейском насилии, которое они описали как «поразительное и раздражающее».44 Женщины сообщили о его вспышке гнева полицейскому, и Функ был арестован. Он был помещен под «превентивное заключение» в Штутгарте в ожидании дальнейшего расследования гестапо. Обе женщины утверждали, что, когда они проходили мимо него на улице около 11 утра 10 ноября, он стоял возле «разгромленного еврейского магазина», а он назвал виновных в вандализме «стаей собак» и «гуннами», которые напали на евреев, которых он описал как «безобидных людей».
Гестаповцы допросили Леопольда 14 ноября 1938 года. Он заявил, что не знал, что разгромленный магазин принадлежал евреям. Его выпад был лишь общей и безобидной тирадой о разрушении имущества, произошедшем в его районе в ту ночь. Он утверждал, что не считает евреев «безобидными» и выражал «безоговорочную» лояльность антисемитской политике нацистского правительства. Сотрудник гестапо в своём отчёте по делу счёл заявление Леопольда о том, что он не знал, что это еврейский магазин, «неправдоподобным». Отсидев шесть дней в тюрьме, Леопольд Функ был освобождён без предъявления обвинений. Когда сотрудник гестапо, первоначально занимавшийся этим делом, узнал об этом мягком приговоре, он пожаловался сотруднику гестапо в Штутгарте, что дело следовало бы передать на рассмотрение «Специального суда» и вынести гораздо более суровый приговор.45
Те, кто был готов проявить хоть какое-то сочувствие тяжелому положению евреев, составляли все меньшее меньшинство, о чем ясно свидетельствует отчет социал-демократов от декабря 1938 года:
Широкие народные массы не одобряли разрушений, но, тем не менее, не следует упускать из виду тот факт, что среди рабочего класса есть люди, которые не защищают евреев. Есть определённые круги, где вы не пользуетесь большой популярностью, если пренебрежительно отзываетесь о недавних событиях… Берлин: отношение населения не было полностью единодушным. Когда горела еврейская синагога, можно было слышать, как многие женщины говорили: «Вот это и правильно – жаль, что там мало евреев, это был бы лучший способ выкурить всю эту мерзкую толпу». … Если в Рейхе и были какие-либо выступления против еврейских погромов, бесчинств поджогов и грабежей, то это были выступления в Гамбурге и соседнем районе Эльбы. Жители Гамбурга, как правило, не настроены антисемитски.46
Отток евреев из Германии усилился после «Хрустальной ночи». «В последующие несколько месяцев вступило в силу бесчисленное множество новых правил, которые сделали для евреев в Германии практически невозможным поддерживать хоть какое-то подобие привычной жизни среднего класса», — вспоминал Герхард Бек.
Радиоприемники, телефоны и ценные вещи были конфискованы. Нам больше не разрешалось заниматься бизнесом, покупать книги и газеты, владеть автомобилями и пользоваться общественным транспортом, а время для покупок продуктов было ограничено. Нацисты ввели «юденбанн» – запретные зоны для евреев. Это означало, что евреям было запрещено посещать определённые улицы, общественные места и учреждения города, такие как театры, кинотеатры, общественные бани и бассейны. Евреев, чьи имена не звучали по-еврейски, заставляли добавлять к имени «Сара» или «Исраэль», а в паспорта ставили штамп «J». Евреям категорически запрещалось посещать «арийские» учебные заведения, а многие еврейские организации были расформированы. Мало того, евреев заставили оплатить расходы на восстановление всего, что было разрушено во время «Хрустальной ночи»; в качестве «искупительного штрафа» немецкому правительству предстояло выплатить миллиард рейхсмарок.47
Положение евреев продолжало ухудшаться. 19 сентября 1941 года все евреи старше шести лет были обязаны носить жёлтую звезду Давида с чёрной надписью «еврей» (Jude) в центре. Евреи старались соблюдать закон, чтобы не привлекать внимания гестапо. Одна еврейка, на которую гестапо донесло за критические высказывания о режиме, заявила гестаповцу на допросе 4 июля 1941 года: «Как еврейка, я очень осторожна в любых заявлениях и заранее взвешиваю каждое слово».48
Отчёты СД о реакции общественности на введение жёлтой звезды свидетельствуют о том, что она была хорошо принята немецким обществом. В августе 1941 года в докладе СД в Бифельде сообщалось, что местные «арийские» немцы считали, что эта мера отвратит население от дальнейших контактов с евреями. В отчёте СД от сентября 1941 года о введении жёлтой звезды отмечалось:
Вышеупомянутый полицейский приказ вызвал искреннее удовлетворение у всех слоёв населения. Он стал главной темой разговоров в субботу и воскресенье. Время от времени приходится слышать мнение, что евреи в Германии лишились всякой возможности скрываться. Обычно отмечается, что только благодаря этому приказу будет достигнута полная эффективность ограничительных мер против посещения евреями кинотеатров, ресторанов и рынков.49
Гестапо преследовало евреев, пытавшихся обойти правила, касающиеся жёлтой звезды, или за неиспользование официальных еврейских имён Сара и Исраэль. Двадцатитрёхлетний немец, отец которого был евреем, а мать – немкой, в марте 1944 года подписал заявление в полицию о незначительном нарушении правил дорожного движения, используя свою фамилию вместо «Исраэль». Полиция передала эту информацию в гестапо. Мужчину немедленно отправили в концлагерь. Затем было решено депортировать его в Польшу, что означало бы почти верную смерть во время Холокоста. Его работодатель написал в гестапо длинное письмо с мольбой о пощаде. Это сработало. Его отпустили, но строго предупредили о его дальнейшем поведении.50
