18 апреля 1940 года, после семи недель самолечения в тюремной камере без алкоголя, Адам Липпер объявил себя «исцелившимся» и попросил об освобождении. Гестапо санкционировало его освобождение. Дальнейшая его судьба неизвестна.61

Поражение под Сталинградом в феврале 1943 года привело к резкому падению морального духа немецкого населения. Немцы начали рассказывать друг другу анекдоты, всё более критические по отношению к режиму, в частности: «В чём разница между солнцем и Гитлером? Солнце встаёт на Востоке, но и Гитлер заходит на Востоке». 8 июля 1943 года в докладе СД отмечалось:

Распространённость пошлых шуток, оскорбляющих государство, даже в адрес самого фюрера, значительно возросла после Сталинграда. В кафе, на заводах и в других местах встреч люди рассказывают друг другу последние политические анекдоты, зачастую не делая различий между безобидными по содержанию и явно антигосударственными. Даже едва знакомые друг с другом люди обмениваются шутками. Они явно полагают, что теперь можно рассказывать любую шутку, не опасаясь резкой отповеди, не говоря уже о доносе в полицию [гестапо]62.

В действительности последствия для тех, кого доносили за высказывания антинацистских высказываний на поздних этапах войны, часто были фатальными. Семидесятитрёхлетний отставной майор армии был донесён в сентябре 1944 года своим зятем, который был солдатом в отпуске. Он утверждал, что его тесть не только слушал иностранное радио, но и часто делал «пораженческие» замечания. Бывшего майора арестовали, судили и отправили в тюрьму. Там он умер 11 марта 1945 года.63 Немцы, пытавшиеся нажиться на последствиях бомбардировок союзников, подвергались такому же жестокому обращению. На Паулу, молодую женщину из Кёльна, не имевшую судимости, донесла в гестапо местная соседка после того, как её увидели выходящей из разбомбленного дома с тремя банками кофе, старыми занавесками и платьем. Она была арестована гестапо, допрошена, а затем публично повешена.64 20 мая 1943 года Хуго Бауэр донес на своего домовладельца за то, что тот слушал зарубежные радиопередачи, которые, по его словам, он слышал, проходя мимо его квартиры. Гестапо сочло обвинения лично мотивированными, объявило Бауэра «паразитом на политической арене» и отправило его в концлагерь Заксенхаузен.65

Нацистские власти всё больше беспокоились о том, сможет ли население справиться с психологическим воздействием бомбардировок союзников. В секретном докладе СД о моральном состоянии гражданского населения от мая 1944 года отмечалось: «Многие товарищи-соотечественники… постоянно слышали вой сирен воздушной тревоги, грохот двигателей атакующих самолётов, грохот зенитной артиллерии и разрывы бомб, и при всём желании они больше не могут освободиться от [негативных] впечатлений».66

После бомбардировки Эссена британскими ВВС 1 мая 1943 года пожарный Ханс Эльзесс сообщил гестапо, что местный предприниматель, словно в ярости, выкрикивал антинацистские лозунги на улице. В 7:15 утра пожарный проезжал по разбомбленным улицам Эссена, когда услышал, как из окна своей спальни мужчина непрерывно кричит прохожим: «Да здравствует Москва!». Этого мужчину звали Вальтер Ниден (родился в 1903 году). Он был женат и владел процветающей местной фабрикой.67

Вальтера вызвали на допрос 27 мая 1943 года. Он рассказал гестапо, что всегда был противником коммунизма и членом нацистской партии с 1 мая 1937 года. В июле 1940 года его признали годным к военной службе, но освобождённым, поскольку он был нужен для управления своей фабрикой в ​​тылу. Вальтер объяснил, что был так зол в ту ночь, потому что его фабрика и дом были повреждены во время бомбардировки союзников. Это побудило его много пить всю ночь. Утром он открыл окно своей спальни, увидел несколько молодых людей на мотоциклах и крикнул им: «Вот мы и в советском раю. Да здравствует Москва!» Он был настолько пьян, что не мог толком вспомнить, что делал и говорил. Его жена подтвердила, что в момент инцидента он был очень пьян. Объяснения Вальтера казались правдоподобными. Гестапо отпустило его без предъявления обвинений.68

Если успех полиции измерять количеством дел, закончившихся обвинительным приговором суда, то гестапо можно считать крайне неэффективным в отношении доносов. Исследование выборки доносов в районе Вюрцбурга показало, что лишь 20% таких дел дошли до суда, а 75% не завершились обвинительным приговором. 69 Жестокость гестапо практически полностью отсутствует в случаях доносов, касающихся «простых» немцев, что подтверждает идею о том, что, хотя нацистская система террора демонстрировала жестокость по отношению к четко определенному кругу противников, к рядовым немцам она была более профессиональной и гуманной. Постоянно выступая в роли, казалось бы, «честного посредника» в вопросах безобидных сплетен между членами «национального сообщества», гестапо стало организацией, которой, по мнению законопослушной общественности, можно доверять.

Рассмотренные здесь случаи доносов подтверждают точку зрения, что гестапо было преимущественно организацией, действовавшей в ответ на действия общественности и в значительной степени полагавшейся на её содействие. Удивительная снисходительность, проявленная в большинстве этих случаев, объяснялась тем, что обвиняемые были «обычными» гражданами Германии и не считались представляющими опасность для нацистского режима. Мотивы доносчиков в делах, связанных с обычными гражданами Германии, сложно классифицировать. Большинство из них пытались продемонстрировать лояльность системе, но другие пытались использовать гестапо для сведения личных счётов.70 Немногие обвинения, хотя часто и злонамеренные, редко были безосновательными. Результаты для обвиняемых по одним и тем же преступлениям сильно различались. Гестапо часто тратило много времени на тщательное расследование того, что оказывалось весьма незначительным. Во многих наиболее вопиющих проявлениях общественного несогласия центральную роль играет пьянство. Общественность постепенно осознавала опасность подобных высказываний в пивных. Исследование доносов в судебных документах баварского города Аугсбург показывает, что в 1933 году 75 процентов дел начинались с доноса в пивном зале, но к 1939 году этот показатель снизился до 10 процентов.71

На завершающем этапе войны нацистские судебные органы пришли к пониманию того, что ложные доносы отнимают у гестапо много времени. Как говорилось в письме от 1 августа 1943 года из берлинского Министерства юстиции: «Доносчик – согласно старой поговорке – самый большой негодяй во всей стране. Это в первую очередь относится к тем, кто, несмотря на знание дела, ложно доносит властям на соотечественника, чтобы причинить ему неприятности».72

Уничтожение политической и религиозной оппозиции было главной целью гестапо в первые годы правления Гитлера. С середины 1930-х годов нацистский режим начал использовать псевдоевгенические термины для обозначения своих более широких «расовых врагов». Была установлена ​​расовая иерархия, простирающаяся от «наиболее ценных» до «наименее ценных» членов национального сообщества. Работа гестапо теперь стала скорее совместным предприятием, включающим уголовную полицию (Kripo) и широкий круг должностных лиц органов социального обеспечения и здравоохранения, которые все были полны решимости бороться с широко определяемой группой, называемой «социальными аутсайдерами».

В 1937 году Рейнхард Гейдрих определил роль гестапо и крипо в откровенно расовых терминах:

Общая обязанность Полиции безопасности [SIPO] заключается в защите немецкого народа как целостного существа, его жизненной силы и институтов от любого разрушения или распада. В обороне она должна отражать атаки всех сил, которые могли бы каким-либо образом ослабить или разрушить здоровье жизненной силы… В наступлении она должна расследовать и, таким образом, заранее бороться со всем противодействием, чтобы это противодействие не смогло даже перерасти в нечто разрушительное и дезинтегративное.1