К сожалению, из-за трудностей, с которыми сталкивались геи в Третьем рейхе, мы склонны рассматривать таких людей через документы, оставленные их преследователями. Редко мы слышим голос гея, жившего в то время. Тем не менее, Гэд Бек оставил поразительный рассказ о своём опыте жизни в Берлине, будучи евреем-геем. Он утверждает, что в немецкой столице было несложно вести гомосексуальный образ жизни и избегать разоблачения:
Я совершил каминг-аут, как сейчас говорят, совершенно беззаботно. Просто так получилось… Я никогда не говорил об этом открыто с родителями, да в этом и не было необходимости. Они знали. Мои первые отношения были с идеальным мальчиком по имени Отто… Мы занимались сексом после занятий спортом или плавания, и вскоре я начал навещать его дома. Иногда нам даже удавалось весело провести время, так как его отец работал днём… Отто был не единственным… Другим товарищем по играм был Мартин, который любил дурачиться средь бела дня в S-Bahn [пригородной железной дороге]. Поезд был переполнен, и мы стояли очень близко друг к другу и прикасались друг к другу, слегка терлись, шарили и хватали друг друга. Никто вокруг не замечал или не хотел замечать… Я практически не осознавал, как политический климат становился всё более гнетущим и угнетающим.56
В октябре 1934 года в берлинском гестапо был создан специальный отдел по борьбе с гомосексуализмом. В большинстве местных отделений в крупных городах были специальные сотрудники, занимающиеся случаями гомосексуализма. На всех активных гомосексуалистов были заведены учетные карточки. Были созданы исследовательские институты, в частности, Институт психологических исследований и психотерапии в Берлине, в котором геи проходили «перевоспитание» и, «в случае излечения», освобождались для ведения того, что нацисты называли «нормальной жизнью». Психиатры, работавшие в этом институте, считали, что гетеросексуальных мужчин часто соблазняли стать гомосексуалистами другие гомосексуалы. Поэтому терапия была сосредоточена на попытках помешать гомосексуалистам соблазнять других и побудить их принять гетеросексуальный образ жизни после освобождения. В случаях, когда считалось, что человека невозможно обратить вспять от его гомосексуальности, перед освобождением рекомендовалась кастрация.
1 октября 1936 года было создано Главное управление имперской безопасности по борьбе с гомосексуализмом и абортами. В ходе судебных преследований католических священников и монахов доказательства их гомосексуальности часто фальсифицировались. В одном из дел против монаха главным свидетелем гестапо был пациент психиатрической больницы, утверждавший, что подвергся сексуальному насилию со стороны монаха. Когда обвинитель попросил его назвать в суде человека, совершившего эти нападения, тот указал на судью. Дело развалилось. Попытка гестапо заявить о «гомосексуальной чуме», распространяющейся по католической церкви, полностью провалилась. Большинство дел было отклонено судебными органами. Только пятьдесят семь священников и семь монахов были осуждены по статье 175.57.
гомосексуальность оставался уголовным преступлением в эпоху нацизма. Подавляющее большинство таких дел рассматривалось КРИП, судами и тюрьмами. КРИП и гестапо часто обсуждали эти дела. Многие дела о гомосексуализме, рассматриваемые гестапо, заканчивались отправкой обвиняемого в концентрационный лагерь. В тюрьмах гомосексуалы носили обычную тюремную форму без опознавательных знаков. По оценкам, в период с 1933 по 1945 год около 100 000 гомосексуалистов были приговорены к тюремному заключению за 175 правонарушений, а 50 000 провели некоторое время в концлагере.
В концентрационных лагерях гомосексуалы носили розовый треугольник на своей полосатой форме. Их часто пинали, избивали и унижали. Одна из жертв гомосексуализма позже описывала свой первый день в концентрационном лагере Заксенхаузен: «Когда назвали мой номер, я вышел вперед, назвал свое имя и упомянул пункт 175. Со словами «Ты грязный педик, иди туда, ты, еб твою задницу» я получил несколько пинков, затем был переведен к фельдфебелю СС, отвечавшему за мой [лагерный] блок. Первое, что я получил от него, был сильный удар в лицо, который бросил меня на землю». 58 Такие случаи насилия широко представлены в большинстве показаний выживших геев, которые оказались в нацистских концлагерях. Ойген Когон, политзаключенный, вспоминал: «Судьбу гомосексуалистов в концлагерях можно описать только как ужасную. Их часто изолировали в особых бараках и рабочих отрядах. «Такая сегрегация предоставляла беспринципным элементам, находящимся у власти, широкие возможности для вымогательства и жестокого обращения».59
Эсэсовские охранники считали, что геи помешаны на сексе и нуждаются в строгом надзоре, чтобы запретить любую сексуальную активность. «Один блок был занят гомосексуалистами», — вспоминает один из выживших геев. «Мы могли спать только в ночных рубашках и должны были держать руки поверх одеял». Эсэсовские охранники инспектировали бараки для гомосексуалистов, чтобы убедиться, что это правило, призванное предотвратить мастурбацию среди геев, соблюдается.60 гомосексуалы были изолированы не только внутри лагерей, но и от внешнего мира. Очень немногие семьи были готовы поддержать своих сыновей. Напротив, большинство родственников стыдились того, что у них есть член семьи, который был гомосексуалистом.
Что ещё более тревожно, они становились объектами ужасающих медицинских экспериментов. В Бухенвальде, например, гормональные эксперименты проводили печально известный датский врач Карл Вернет и немецкий хирург Герхард Шидлауски. Вернет считал, что гомосексуалов можно «излечить» сочетанием кастрации с последующими инъекциями больших доз мужских гормонов. Эти процедуры приводили к серьёзным осложнениям для тех, кого выбрали, мучительной боли и смерти. Сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что датский врач совершенно не понимал, чего именно он пытается добиться. Анализы крови и мочи проводились совершенно беспорядочно. Исследования прекратились лишь тогда, когда в лагере распространилась эпидемия жёлтой лихорадки.61
Последней группой, которую нацисты считали угрозой «чистоте немецкой расы», были цыгане. До 1933 года они подвергались дискриминации, стигматизации и остракизму, но оказались в ловушке перекрёстного огня нацистской евгеники, антисоциальной и расовой политики. В 1933 году в Третьем рейхе проживало около 28 000 синта и рома. Они составляли малочисленное меньшинство, которое, как мы теперь знаем, пришло в Центральную Европу из Северной Индии в XV веке через Египет. «Цыгане, как они есть на самом деле, — отмечал популярный нацистский журнал «Новая раса», — это кочевники другой расы, которые из-за своих паразитов, грязи и зловония остаются для нас чуждыми по сей день»62. В 1936 году было создано Имперское ведомство по «борьбе с цыганским беспределом».
Преследование цыган было направлено на основе исследований уважаемого учёного: доктора Роберта Риттера. Он родился в Ахене в 1901 году. Он получил квалификацию врача, а затем докторскую степень по психологии и сертификат специалиста по детской психиатрии. Он обратился к теме цыган после публикации нескольких научных книг и статей, посвящённых анти-
Социальная молодёжь и «биология преступности». Он считал, что корни преступности и антиобщественного поведения лежат в наследственном и социальном происхождении человека. Риттер создал крупный исследовательский институт, объединивший врачей, социальных работников, психиатров и антропологов. Институт финансировался немецким правительством и специальными фондами СС. Благодаря строгим методам исследования, результаты его работы можно считать передовыми. Риттер провёл комплексное исследование всех цыган, проживавших в Германии в период с 1936 по 1940 год. Его команда опросила тысячи цыган и составила подробную картотеку, которая впоследствии оказалась бесценной при отборе цыган для отправки в Освенцим. В заключительном отчёте своего обширного исследовательского проекта, опубликованном в 1940 году, он пришёл к выводу, что, поскольку цыгане «скрещивались с азиатами» и «антисоциальными элементами немецкого люмпен-пролетариата» в неблагополучных районах крупных городов, они «загрязнили свою арийскую кровь». Риттер считал, что «чистые цыгане», которых он определял как классических бродячих цыган, не представляют угрозы обществу и их следует оставить в покое. Именно цыгане-«полукровки», жившие в беднейших районах крупных городов, считались «расово подозрительными».
