Офицеры гестапо, как правило, не считали жён из рабочего класса, таких как «фрау Хоф», надёжными свидетелями. Они считали, что антинацистские высказывания, сделанные гражданами Германии дома, не представляют серьёзной угрозы для режима. Зачастую было невозможно установить, делали ли мужья антинацистские заявления, в которых их обвиняли. Аналогичным образом, гестаповцы зачастую закрывали глаза на леденящие душу рассказы жён о психологическом, словесном и физическом насилии, которому подвергались в этих неблагополучных браках.
Женщины часто доносили на других членов семьи, особенно на родственников. Эти случаи участились во время войны. Обычно это были жёны военнослужащих, имевшие любовные связи с иностранными рабочими. Как отмечалось в докладе СД: «Последствия супружеской неверности жены солдата, как правило, тяжки. Мужья на фронте беспокоятся, когда соседи рассказывают им об изменении поведения их жён». 25 В письмах домой немецкие солдаты часто выражают беспокойство по поводу верности оставленных ими жён. Они не могли соответствовать идиллическому образу верной, самоотверженной жены и матери, созданному нацистской пропагандой. Гестапо считало, что незаконные любовные связи жён солдат, сражавшихся на войне, подрывают моральный дух. В таких случаях гестапо могло стать дисциплинирующим и морализаторским органом.26 Из 10 000 немецких женщин, отправленных в концентрационные лагеря во время войны, значительную часть составляли замужние женщины, осужденные за участие в «запрещенных контактах» с «неарийцами», обычно иностранными рабочими или солдатами.
Один случай начался, когда женщина нашла тайник с письмами в доме своего брата, явно указывающими на то, что ее невестка была вовлечена в сексуальную связь с французским рабочим по имени Мишель Жиро. Она сообщила об этом одновременно своему брату Эриху и в гестапо. Ее невестка Роза Деезер (родилась в 1916 году) жила в Дуйсбурге, когда ее арестовало гестапо 2 февраля 1943 года.27 Роза изложила гестапо свою версию событий. Она работала продавщицей и была замужем с восемнадцати лет за Эрихом, который воевал в составе вермахта на Восточном фронте. Она познакомилась с Жиро в феврале 1942 года в Детмольде, в доме друга семьи, у которого она гостила, пока ее муж находился в гарнизоне города. Она лишь очень коротко разговаривала с ним во время своего пребывания. В сентябре 1943 года она снова гостила у той же семьи, на этот раз восемь дней, вместе со своими детьми.
Однажды вечером она пошла выпить с Жиро, и позже той же ночью пара занималась сексом вместе. В последующие месяцы она часто возвращалась, чтобы встретиться с Жиро в Детмольде. Она была без ума от своего французского любовника. «Я влюбилась в него», — откровенно призналась она. Во время следующего визита она сказала Жиро, что беременна, но это была ложь. Она хотела, чтобы он дал ей денег на покупку платья, и думала, что эта ложь может побудить его сделать это. Роза сказала, что причиной, по которой она вступила в роман с Жиро в первую очередь было то, что ее муж был жесток по отношению к ней до того, как он вступил в армию. Она призналась, что сказала Жиро, что воздушные налеты Королевских ВВС влияют на моральный дух жителей Дуйсбурга, но она сожалела об этом и молила о пощаде. Ее дом был тщательно обыскан. Ее осмотрел врач.
Никаких следов аборта обнаружено не было. Гестапо не нашло доказательств того, что она могла передавать кому-либо подробную информацию о бомбардировках, кроме как своему французскому любовнику. Гестапо решило предоставить семье разбираться с последствиями этой связи. Дело было закрыто. Поскольку незаконные сексуальные отношения между «арийской» женщиной и иностранным рабочим часто влекли за собой крайне суровые наказания, включая смертную казнь, Роза и Жиро отделались очень легко. Нет никаких свидетельств того, что Жиро когда-либо допрашивали в гестапо по поводу этой любовной связи. Что произошло впоследствии в отношениях Розы с мужем, невесткой или Жиро, неизвестно.28
Женщины тоже часто доносили на своих любовников в гестапо. Так случилось с Вальтером Реммером (род. 1913) в Эссене.29 Он ехал на поезде из Мюнхена, когда разговорился с женщиной из Оффенбаха. Она сразу же влюбилась в него и пригласила к себе домой. В тот же вечер у них завязались сексуальные отношения. Затем он поселился у неё дома. Когда Вальтер начал рассказывать ей больше о своём прошлом, женщина начала относиться к нему с большим подозрением. Она донесла на него в гестапо, полагая, что он, скорее всего, замешан в оппозиционной деятельности.
Вскоре выяснилось, что Вальтер был беглым заключённым. 18 июня 1944 года он прошёл подробный допрос. Он был солдатом вермахта и был приговорён военным трибуналом в Риме к двум годам тюремного заключения за кражу пары сапог и пары перчаток из армейского магазина и их продажу. Он отбывал наказание за эти преступления в военном лагере для военнопленных в Хоэнбрунне, в районе Мюнхена. 1 декабря 1943 года он сбежал из лагеря, надев форму СС, которую украл из лагерного склада. Затем он пустился в бега, используя псевдоним «Иоганн Вебер». Он отправил своей сестре письмо, сообщая ей, что его уволили из армии. Она прислала ему 400 рейхсмарок. На эти деньги он купил гражданскую одежду и билет на поезд из Мюнхена в Оффенбах, во время которого он встретил в поезде незнакомку.
Живя с ней, он вступил в подпольную группу сопротивления, которая распространяла листовки с антинацистскими лозунгами, такими как: «Вставайте, люди! Ваш фюрер лжёт. Сломайте крест убийства!». Копии этих листовок были обнаружены гестапо во Франкфурте-на-Майне и Касселе. Вальтер отрицал какие-либо связи с другими оппозиционными группами. Он мужественно отказался назвать имена тех, кто его поддерживал. Он не был ни марксистом, ни коммунистом, и назвал себя гестапо «либеральным националистом». Он выступал за демократическое правительство, не хотел свергать национал-социалистическое правительство и называл Гитлера «одним из величайших политиков всех времён». Он признался, что хотел, чтобы Германия прекратила войну, поскольку считал, что теперь она неизбежно проиграет. Гестапо более подробно изучило его прошлое, но не обнаружило никаких связей с другими тайными группами сопротивления. Он содержался под стражей в целях пресечения. В его досье нет никаких указаний на его дальнейшую судьбу.30
Начало Второй мировой войны привело к обострению нетерпимости к любым политически критическим высказываниям. Был принят ряд новых законов, призванных преследовать любого, кто пытался «нанести удар в спину фронту». Именно это, как неоднократно заявляли нацисты, привело к поражению Германии в Первой мировой войне. Судьям рекомендовалось считать себя «солдатами тыла» и выносить гораздо более суровые приговоры.31 Любое инакомыслие должно было рассматриваться с нулевой терпимостью. Количество «специальных судов» увеличилось с двадцати семи в 1938 году до семидесяти четырёх к концу 1942 года. Количество смертных приговоров, вынесенных в рамках существующей судебной системы, резко возросло: со 139 в 1939 году до пикового значения в 5336 в 1943 году.32 Указом от 17 октября 1939 года концентрационные лагеря были выведены из-под контроля и юрисдикции гражданских судов. Практика сообщения о «неестественных смертях» в концентрационных лагерях в Министерство внутренних дел больше не требовалась.
«Указ об особом уголовном кодексе военного времени» вступил в силу 26 августа 1939 года. Он предусматривал новое преступление – «подрыв военной экономики», каравшееся смертной казнью. 7 сентября 1939 года был принят ещё один закон, запрещавший немцам прослушивать зарубежные радиопередачи. Он содержал следующие положения:
1. Запрещается прослушивание иностранных радиопередач с умышленным намерением. Нарушение карается каторгой. В менее тяжких случаях наказание может быть заменено тюремным заключением. Радиооборудование (радио) конфискуется.
2. Тот, кто преднамеренно распространяет сведения, полученные на иностранных радиостанциях, могущие поставить под угрозу обороноспособность германской нации, наказывается каторгой, а в особо тяжких случаях — смертной казнью.
