Затем разгорелась бурная ссора, которая закончилась тем, что мужчина и двое его спутников покинули ресторан. Через несколько мгновений одному из гестаповцев внезапно пришла в голову мысль, что только что покинувший ресторан мужчина – известный бывший сотрудник КПГ по имени Эрвин. Гестаповцы тут же покинули ресторан, побежали за ним по улице, остановили его и потребовали предъявить документы. Карл Ворт не только отказался показать им документы, но и, согласно показаниям Бобеля и Диттгера, начал нападать на них. Произошёл обмен ударами. Во время драки была разбита витрина, и все трое получили травмы. Бобель и Диттгер отрицали, что были пьяны в ту ночь, и утверждали, что их версия событий соответствует действительности. Они рекомендовали предъявить Ворту обвинение в нанесении телесных повреждений и воспрепятствовании полиции в выполнении ими своих обязанностей.

Гестапо продолжило расследование прошлого Карла Ворта. По всей видимости, он жил вне брака с некой мисс Бонштедт (которая была с ним в ресторане). У пары был маленький ребёнок. Сосед по их дому сообщил гестапо, что Ворт «противник национал-социализма». Это было совершенно не так. Выяснилось, что Карл был красноречивым студентом-медиком, полицейским и убеждённым нацистом, недавно подавшим заявление о вступлении в СА. Музыкант и официантка, бывшие свидетели инцидента в ресторане, вспомнили о бурной ссоре между Карлом и двумя гестаповцами, но не смогли подтвердить, делал ли Ворт какие-либо коммунистические заявления во время своего пребывания в ресторане. Крайне маловероятно, что он когда-либо это делал.

Во время допроса Карл Ворт заявил, что двое гестаповцев, которые, по его словам, были изрядно пьяны, затеяли с ним бессмысленный спор в ресторане в тот вечер. Они так и не представились сотрудниками гестапо. Испугавшись, Карл покинул ресторан вместе со своими товарищами. Бобель и Диттгер погнались за ним, догнали его и жестоко напали на него. Он просто защищался от этого ничем не спровоцированного нападения. Из-за полученных травм Карл провел десять дней в больнице и получил большой счет за лечение в больнице. Он потребовал от гестапо компенсации в размере 1150 рейхсмарок за жестокое обращение и травмы. Для примирения сторон был привлечен бригадный командир СА. Соглашение так и не было достигнуто. Затем дело было передано гестапо прокурору. 9 сентября 1934 года он постановил, что в отношении Бобеля и Диттгера не следует принимать никаких мер, а обвинения против Карла Ворта в воспрепятствовании правосудию и нападении на сотрудников полиции также должны быть сняты.

Ворт отказался принять это решение. Он подал гражданский иск против гестапо о возмещении ущерба. Он отправил письмо Рудольфу Гессу в Берлин с жалобой на обращение с ним. 24 октября 1934 года окружной суд Дюссельдорфа отказался рассматривать его гражданский иск против сотрудников гестапо, поскольку он основывался на предположении, что они действовали произвольно, остановив его на улице и попросив предъявить документы. Несмотря на этот отказ, Ворт продолжал попытки добиться компенсации от гестапо. Он не сдавался. Он направил последнюю жалобу в штаб-квартиру гестапо в Берлине. 11 января 1935 года берлинское отделение гестапо направило ему ответ. В иске было отказано, и подчеркивалось, что версия событий, изложенная двумя сотрудниками гестапо, была верной.18

Жалобы от людей, утверждавших, что донос разрушил их жизнь, часто направлялись и в гестапо. Карл Фидлер (род. 1903) из Оберхаузена в Рурской области обратился в гестапо с просьбой исключить из его предыдущей судимости пункт, который не позволял ему когда-либо вступить в немецкую армию. 19 9 апреля 1935 года на него донес посетитель пивной, услышавший, как он сказал, что поджог Рейхстага в феврале 1933 года совершил не коммунист Маринус ван дер Люббе, а группа эсэсовцев, которые позже были убиты в «Ночь длинных ножей», чтобы скрыть следы. За этот пустяковый, неосторожный, пьяный комментарий Фидлер был приговорён к двум годам тюремного заключения 8 августа 1935 года. Освобождён он был только в 1937 году.

В письме в гестапо от 18 февраля 1942 года Фидлер писал: «Вступить в немецкую армию – огромная и немыслимая честь. Из-за грязной истории в пабе я был низведен до положения гражданина второго сорта. Тем не менее, я всегда считал и чувствовал себя истинным немцем [патриотом], и поэтому хочу вернуть себе право служить в армии». Гестапо отнеслось к этой просьбе благосклонно. Отделение гестапо направило местному военному коменданту письмо поддержки, в котором говорилось:

Некоторое время он [Фидлер] был членом «Стального шлема» [националистической проармейской организации] и нескольких католических молодёжных организаций. Он получил католическое образование. В 1935 году он выступил с речью в пивном зале, но был освобождён из тюрьмы в 1937 году. Он живёт в доме родителей, усердно работает на хлебопекарне, является членом Германского трудового фронта (DAF) и участвует в ежегодных сборах пожертвований в фонд «Зимней помощи». Гестапо поддерживает его заявление.20

Неизвестно, был ли удовлетворен его иск.

Донос чаще всего использовался по личным причинам. Семейные и неженатые пары, а также родственники супругов регулярно фигурируют в материалах дел гестапо. Донос мужа на жену был необычным явлением, но чаще жены доносили на мужей. Гестапо не всегда было легко установить точную причину, по которой жена доносила на своего партнера. Домохозяйка из Мангейма сообщила гестапо, что ее муж отпускает оскорбительные комментарии о нацистском режиме. Его взяли под «превентивное заключение» до дальнейшего расследования. Выяснилось, что женщина хотела убрать мужа с дороги, чтобы продолжить любовную связь с молодым солдатом, не находящимся на службе, в семейном доме.21 В другом случае были замешаны два врача.

Жена обвинила мужа в проведении нелегальных абортов. Это привело к его аресту, допросу, суду и осуждению. Он был приговорён к восьми месяцам тюрьмы. Его карьера была разрушена. Обвинение было правдой, но по мере расследования стало ясно, что истинным мотивом его доноса в гестапо была месть. Жена была заражена венерическим заболеванием от мужа, который состоял с ней в любовной связи и отказывался её прекратить. После освобождения мужчина начал бракоразводный процесс на том основании, что его жена нарушила клятвы доверия, обычно ожидаемые от супруга. Судья удовлетворил развод и признал женщину виновной, тем самым лишив её права на алименты.22

В делах гестапо часто присутствовала знакомая сюжетная линия, связанная с доносом жены на мужа. Жена изображала из себя верного члена Национальной общины, хорошую мать и верную жену, которая просто хотела, чтобы гестапо наказало явного политического диссидента. Реальность часто была совершенно иной. Большинство мужей были разоблачены по моральным причинам. Часто они имели любовные связи или были хроническими и жестокими алкоголиками, чьи браки балансировали на грани развода.23

Типичный случай начался 10 мая 1939 года, когда «фрау Хоф» донесла на своего мужа в Дюссельдорфе. Она заявила гестапо, что её муж «левый. Я больше не могу этого выносить. Он постоянно проклинает правительство. Он говорит, что никогда не станет национал-социалистом. У него заряженный пистолет, и он часто угрожает застрелить [меня]». В её заявлении содержались и другие обвинения. Её муж завёл роман с местной проституткой. Он неоднократно оскорблял её, пил без учёта всех обстоятельств и был безработным. Она также не могла заниматься с ним сексом, поскольку он был «венерически болен». Гестапо тщательно расследовало эти обвинения. Герра Хофа попросили изложить свою версию событий. «Я должен отрицать все предъявленные мне обвинения», — заявил он гестапо. «Донос моей жены — это всего лишь акт мести [моей жены], которая, по-видимому, хочет от меня избавиться. Это неправда, что я избивал свою жену». В отчёте гестапо отмечалось: «Из всего этого эпизода можно сделать вывод, что фрау Хоф сделала эти заявления, чтобы избавиться от мужа. Герр Хоф предупреждён. Нет оснований для дальнейшего расследования. Он оштрафован на десять рейхсмарок за хранение неразрешённого оружия».24