Лишь незначительному меньшинству немецких коммунистических эмигрантов удалось вернуться в Германию живыми. Вернувшиеся сталкивались с административными преследованиями и попадали под пристальное внимание гестапо. Луиза Фёглер (род. 1904) была одной из вернувшихся немецких эмигранток. Она жила в Советском Союзе с 1931 года со своим мужем Карлом, слесарем, который был активным членом КПГ в эпоху Веймарской республики.23 В 1937 году Луиза, портниха по профессии, жила в общежитии в Дюссельдорфе для репатриированных немцев, когда гестапо начало расследование ее жизни в изгнании в СССР. Луиза происходила из богатой австрийской семьи среднего класса, но они подвергли ее остракизму после того, как она вышла замуж за немецкого коммуниста и переехала в Советский Союз. В 1936 году пара подала заявление на получение советского гражданства, но российские власти им отказали. Луиза не дала гестапо никаких объяснений относительно того, почему прошения пары о гражданстве были отклонены. По возвращении в Германию Карл был немедленно объявлен гестапо «врагом государства» и помещён под «охрану» в местный концлагерь. Его так и не освободили.

Гестапо допросило ещё нескольких немецких эмигрантов о деятельности Фёглеров в СССР. В январе 1938 года Йозеф Зольмиц и его жена представили изобличающие улики против пары. Они заявили, что были активными коммунистами во время проживания в Советском Союзе. Луиза написала две антинацистские статьи, опубликованные в советских газетах. В одной из них были подробности её четырёхнедельного отпуска в гитлеровской Германии в 1936 году. Рабочий класс, писала она в статье, голодал, а её бывшая родина изображалась как «один большой концентрационный лагерь». В августе 1938 года Алоизия Карн, которая также знала пару по их жизни в Ворошиловграде на Украине во время их изгнания, была допрошена сотрудниками гестапо в Вене.24 По её словам, пара была «убеждёнными коммунистами» всё время, что она знала их в России. Зарубежное отделение нацистской партии (Auslandsorganisation NSDAP-AO) также подтвердило, что пара писала антинацистские статьи, которые появлялись в советской прессе.

Луизу Фёглер четыре раза допрашивали в гестапо. Она признала, что её муж Карл был активным членом КПГ в Германии до их отъезда. Карл был предан прежде всего делу Советов в борьбе с нацистской Германией. Она также не отрицала своих симпатий к коммунизму и СССР. Она подтвердила, что действительно посетила Мангейм на четыре недели летом 1936 года. Продажа недвижимости, принадлежавшей супругам в этом городе, была главной целью этого визита. Во время поездки у неё сложилось впечатление, что безработица в гитлеровской Германии оставалась очень высокой, несмотря на всю нацистскую пропаганду. Она отрицала, что когда-либо писала антинацистские статьи в советской прессе.

Луиза заявила, что показания супругов Зольмиц следует игнорировать. Она отметила, что госпожа Зольмиц не только была еврейкой, но и завидовала новым платьям, которые она привезла из Германии. Луиза утверждала, что госпожа Зольмиц посмотрела на неё, когда она была в одном из новых платьев, и сказала: «Вы прекрасный пример процветания немецкой экономики». Все обвинения, выдвинутые супругами Зольмиц, были продиктованы личной злобой, добавила она. Гестапо решило принять версию событий, изложенную Луизой. В августе 1938 года было решено не предпринимать дальнейших действий против Луизы, но ей было рекомендовано не работать в компаниях, связанных с военной промышленностью.

На этом история не закончилась. В августе 1941 года представительница организации «Немецкая женская работа» (Deutsches Frauenwerk), поддерживавшей нацистов, отправила в гестапо письмо, касающееся Луизы. В нём говорилось, что она всё ещё живёт в Дюссельдорфе вместе со своей девятилетней дочерью и работает портнихой, имея весьма богатую клиентуру. Луиза Фёглер описывается в письме как «умная, хорошо образованная и осторожная». Однако этому противопоставлялось утверждение, что она «ведёт себя как коммунистка», хотя никаких конкретных подробностей о том, что это значит, не приводилось. В письме также подчёркивалось, что Луиза близко подружилась с некой «госпожой Селлихт», русской женой другого немца, вернувшегося из Советского Союза, муж которой также содержался под стражей по подозрению в коммунистической деятельности. Автор письма настоятельно рекомендовал гестапо установить за этими двумя женщинами самое пристальное наблюдение на том основании, что они «явно симпатизируют коммунистам».

В сентябре 1941 года гестапо ответило. В нём отмечалось, что Луиза и госпожа Зеллихт в течение последних шести месяцев находились под пристальным наблюдением сотрудников гестапо и функционеров нацистской партии, но никаких доказательств их коммунистической деятельности обнаружено не было. В письме также говорилось, что Луиза поддерживала тесные контакты с местным лидером нацистской партии, который поддержал петицию об освобождении её мужа, всё ещё находившегося в нацистском концентрационном лагере.25

Трудно сказать, оставалась ли Луиза коммунистической активисткой. Она, несомненно, поддерживала сталинский режим, живя в СССР. Историки, изучавшие причины возвращения немецких эмигрантов в Советский Союз, подчёркивают, что страх перед сталинскими репрессиями и разочарование в Советском Союзе были двумя ключевыми мотивирующими факторами.26 Однако Фёглеры вернулись только потому, что их просьба о предоставлении советского гражданства была неожиданно отклонена. Тот факт, что столько времени было уделено наблюдению за личной жизнью Луизы, говорит о том, что гестапо считало реальной возможность её участия в советском шпионаже или деятельности коммунистического сопротивления, и они явно опасались раскрытия возможной советской шпионской сети, если оставят её на свободе.

К активным коммунистам-сопротивникам относились не так снисходительно, как к Луизе Фёглер. Судьба Евы Марии Бух гораздо типичнее. Ева (родилась в 1921 году) в Берлине изучала иностранные языки в Университете имени Гумбольдта, когда связалась с известной группой социалистов-сопротивников «Шульце-Бойзен-Гарнак», которая имела связи в Министерстве авиации, университетах и ​​государственных учреждениях и подозревалась в передаче секретной разведывательной информации Советскому Союзу.27 Гестапо называло эту группу «Красной капеллой». 10 октября 1942 года Ева была арестована гестапо после того, как выяснилось, что она написала и перевела листовку, призывавшую французских иностранных рабов к агитации против нацистского режима.

Когда на допросе гестаповец сказал ей, что с ней обойдутся снисходительнее, если она назовёт имена других членов группы, она ответила: «Это сделает меня настолько низкой и развращенной, насколько вы хотите, чтобы я выглядела». Судья, подводя итоги дела, заявил, что Ева проявила «хитрость католички и подрывную деятельность коммунистки». Её приговорили к смертной казни. В день казни она написала родителям в прощальном письме следующие слова: «Мне жаль, что я не смогла избавить вас от этого ужаснейшего горя. Но хорошо, что всё так обернулось. Во мне царил такой проклятый конфликт; последние месяцы, пережив его, дали ответ. Теперь всё спокойно и мирно».28

Такие отважные коммунистические активисты, как Ева Бух, часто фигурируют в архивах гестапо. Мемуары Рудольфа Гогеля, лидера коммунистического профсоюза служащих, дают хорошее представление о проблемах, с которыми сталкивались те, кто участвовал в активной подпольной коммунистической деятельности. Он утверждал, что после «Ночи длинных ножей» КПГ пыталась обратиться к недовольным членам СА в Дюссельдорфе. Результаты оказались катастрофическими. Активисты КПГ были один за другим разоблачены членами СА, с которыми они по глупости подружились. К октябрю 1935 года из 422 ключевых функционеров КПГ, когда Гитлер пришел к власти, 219 находились под стражей, 125 бежали в изгнание, 24 были убиты и 42 покинули партию; остальные 12 все еще находились на свободе.29 Было подсчитано, что только 10 процентов из первоначальных 360 000 членов КПГ в 1933 году продолжали активно участвовать в подпольной коммунистической деятельности к 1935 году.