Я сразу же кликнула на значок «Убера». Было четыре утра, суббота. Наценка: 1,6 процента.

Я проверила свой счет и выругалась, стуча зубами от холода. Два напитка плюс так и не поделенная плата за такси до дома Вулфа (Такси! Кто заказывает такси из Сохо до дома?) оставили меня с общей суммой в 19 фунтов 30 пенсов. На нее я должна была протянуть до конца месяца. Я проверила дату: 26 сентября, суббота. Могло быть и хуже, но когда мне холодно, я хочу в свою кровать, а несуществующий выигрыш в лотерею все никак магическим образом не оказывается на моем счете в банке, я не в состоянии здраво оценивать свои траты. Я просто дико злюсь, что в моей волшебной сумке нет шофера с «Феррари» и/или Пегасом.

У меня вырвался крик ярости: достаточно громкий, чтобы разбудить кошку, которая сидела на низкой ограде неподалеку, но не испугать ее. Она вскинула брови, посмотрев на меня с улыбкой на очаровательно циничной морде и осуждением во взгляде.

– Не надо меня осуждать, – сказала ей я. – Он мог оказаться тем самым. Под всеми этими… волосами. Он мог оказаться тем самым, если бы у нас было время узнать друг друга получше. Так что иди к черту.

Она меня страшно раздражала, и я уже начала раздумывать, насколько испортится карма, если спихнуть кошку с ограды. Сама я больше собачница. Но топанье ногами и самобичевание никак не приближали меня к теплой постели, и, несмотря на то что сентябрь часто приносит с собой последние теплые деньки, был конец месяца, а на улице так холодно, что у меня заледенели ресницы.

Так что я просто вздохнула.

– Куда мне идти? – в итоге спросила ее я.

Но она ничего не ответила. Очевидно. Потому что она кошка.

Так что вместо этого я проконсультировалась со всезнающими картами в телефоне и зашагала в сторону дома.

Два автобуса (на одном из которых я тридцать минут ехала прямо в противоположном направлении) привезли меня к порогу моего собственного дворца в Бэлеме. И вот я стою на его ступенях.

Это трехэтажное викторианское здание, разбитое на две квартиры. На первом этаже живут ребята, которых моя мать однажды описала как «самое долгоиграющее студенческое братство в истории». А она всего одну ночь поспала у меня на кухне, прислушиваясь к звукам бурной деятельности внизу. Сейчас никакого шума нет, потому что даже те, кто сохранил студенческую выносливость спустя годы после окончания университета, иногда должны спать. Я прохожу мимо их двери и поднимаюсь по выцветшему светло-зеленому ковру на второй этаж. Спертый плесневелый дух общежития встречает меня, словно специально разожженные благовония, но теперь он действует на меня не так, как несколько лет назад, – теперь он вызывает у меня только улыбку. То, что раньше ежедневно меня ужасало, теперь превратилось в запах родного дома.

Проворачивая ключ в замке своей квартиры, я улавливаю какое-то движение внутри. Проверяю часы: 5:55 утра.

Мне стоит волноваться?

Как только я открываю дверь, мне навстречу выскакивает вечно жизнерадостная Энни Палмер – с высоким хвостом, в леггинсах и со спортивной сумкой, перекинутой через плечо.

– Хорошее свидание? – спрашивает она меня походя, удерживая все еще открытую входную дверь.

– Не-а.

– Жаль. До скорого!

Как будто она уже готова броситься в объятия этого огромного мира и улететь в дальние дали.

– Энни? – тихо говорю я, еще раз взглянув на часы.

– Да?

Она разворачивает голову, и хвост летит следом, чуть не ударив ее прямо в лицо. Она невыносимо красива: безупречная гладкая кожа прямо из рекламы «Мейбеллин» – только свои ресницы у нее настолько длинные, что для выразительности взгляда объемная тушь ей не нужна. Но она хотя бы из тех, кто это осознает. Ложная скромность – это не про Энни Палмер.

– Сейчас суббота… Неужели твоему телу не нужно… я не знаю… спать? – Мне даже глядеть на нее тяжко. – Спать хорошо.

– Не могу. Мы встречаемся с девчонками, – весело отвечает она, не обращая внимания на ужас в моих глазах, захлопывает за собой дверь и сбегает по ступенькам на улицу. А я стою с открытым ртом, пялюсь на дверь и с усталостью и недоумением слушаю, как она перепрыгивает через две ступеньки.

Энни – психопатка. Кому вообще могут нравиться физические нагрузки? Кому может нравиться унижаться в присутствии фанатичных спасателей Малибу и истекать потом раньше, чем выпьешь свой утренний флэт уайт? Ну, наверное, тем, кому больше везет с мужчинами, но это неважно. Я все взвесила: если говорить в терминах усилия и вознаграждения, это просто того не стоит. Для меня гораздо предпочтительнее мой собственный метод: просто сидеть смирно, попивать жиденький латте и ждать, пока по волшебству появится фея-крестная и презентует мне моего личного готовенького Прекрасного Принца.

Я отворачиваюсь от двери и… внезапно встречаюсь глазами с настолько красивым мужчиной, что смотреть больно. Он стоит посреди квартиры, как будто тут ему и положено быть, практически голый, не считая нижнего белья телесного цвета, на которое я стараюсь откровенно не пялиться. Я с усилием моргаю.

Черт возьми.

Фея-крестная?

А потом я понимаю, что если феи-крестные и существуют, то они, наверное, действуют более утонченно и не доставляют на дом полуголых мужиков.

– Ванная? – спрашивает он. У него испанский акцент, и это волнует и возбуждает меня так, как никогда не смог бы Чарльз Вулф. Его рельефные мышцы легко угадываются под кожей, а трусы, похоже, несколько теснее, чем должны быть. С одной стороны, не стоит мне объективизировать человека, но с другой… я не могу перестать думать, как провожу языком по аккуратно выбритой полоске волос внизу его живота. У него почти нет растительности на теле – полная противоположность моей ночной катастрофе!

С выражением умственно отсталой я указываю ему на дверь рядом с кухней. Как только она захлопывается за его спиной, я хватаюсь за телефон.

Нахожу номер Энни и печатаю так быстро, что у меня пальцы болят.

Не ее?

За дверью спускают воду, и она снова открывается. Красивый мужчина медленно выходит и с некоторым недоумением смотрит на меня. Он несколько раз моргает, всматриваясь в сумрак коридора, и тут до меня доходит, что я не сдвинулась ни на сантиметр, пока он был в туалете.

О господи. Я веду себя как чудила.

Красивый мужчина пожимает плечами и направляется в сторону последней оставшейся спальни на этаже.

– Саймон? – тихо, но гордо шепчу я себе под нос. – Уважаю!

В тишине вновь опустевшего коридора на меня заново обрушиваются воспоминания о моей менее удачной ночи, и я понимаю, что стою тут совсем одна – в доме, полном людей, которым повезло гораздо больше, чем мне.

Я преодолеваю еще одну лестницу, но вместо того, чтобы сразу отправиться к себе в спальню, останавливаюсь. Смотрю на дверь в конце коридора, потом неохотно разворачиваюсь, смотрю на собственную одинокую и депрессивную дверь и принимаю решение.

Я открываю дверь в конце светло-зеленого коридора (хозяин дома выбрал общую цветовую схему – и она плохая), и меня оглушает скрип старого дерева. На две спящие фигуры падает прямоугольник света, как на какой-то картине. Элли лежит неподвижно, изящно приподняв подбородок, словно настоящая принцесса под своим небесно-голубым пушистым одеялом. А Марк свернулся вокруг нее и трогательно положил руку ей на живот.

Во сне у нее беспокойный вид, но на самом деле у нее всегда беспокойный вид. Она беспокойная.

Я смотрю на них какое-то время и уже думаю уйти, но тут слышу в темноте свой самый любимый голос на свете.

– Бэлс?

Элли смотрит на меня из-под полуприкрытых век. Она аккуратно убирает руку Марка, и они вдвоем передвигаются на одну сторону кровати. Она приподнимает одеяло рядом с собой, и в этот момент Марк, которого уже достаточно потревожили, осознает происходящее и что-то бормочет себе под нос. Я предпочитаю не вслушиваться, потому что хватит с меня на сегодня негатива. Тихо прикрыв за собой дверь, я радостно принимаю приглашение и запрыгиваю в постель к ней под бок.