— Параноики живут дольше, — едва слышно ответила Анна, проверяя крепления веера на бедре. — Но умирают страшнее. Я беру верх, ты глушишь землю.
Она скользнула вниз. Это было не падение, а контролируемый полёт. Гран-жете в пустоту. В жанре бояръ-аниме многие мастера кичились грубой силой, разрушая стены огненными шарами, но истинное искусство убийцы — это тишина. Анна приземлилась на толстую ветку дуба, нависающую над забором, и дерево даже не скрипнуло.
Взгляд переключился в магический спектр. Воздух вокруг особняка был испещрён тонкими, пульсирующими нитями бледно-голубого цвета. Сигнальная сеть. Одно касание — и вой сирены поднимет на ноги всю округу, а следом прибудет частная гвардия Волконского, которая, по слухам, патрулировала этот район.
Анна закрыла глаза, настраиваясь. Магия Тени — это не просто тьма. Это отсутствие света, звука и присутствия. Она начала двигаться сквозь сеть, изгибаясь под невозможными углами, словно её позвоночник был сделан из ртути. Шаг — и она проходит под голубой струной. Поворот корпуса — и смертоносная руна Земли остаётся в сантиметре от её плеча. Она танцевала. Танцевала со смертью на высоте десяти метров, и единственным зрителем был холодный петербургский дождь.
— Я у стены, — прошептала она. — Второй этаж. Балкон открыт, но там звуковая ловушка.
— Дай мне три секунды, — голос Алексея был спокоен, как лед.
Снизу, от фундамента, по камню пошла едва заметная рябь. Алексей использовал технику «Тихого Лезвия» — он направлял свою энергию в структуру камня, гася вибрации.
— Чисто.
Анна перемахнула через перила балкона и замерла перед высокими стеклянными дверями. Внутри было темно, лишь отсветы тлеющего камина выхватывали из мрака очертания громоздкой мебели.
Замок поддался простому механическому воздействию — тонкая шпилька, напитанная маной, сработала лучше любого ключа. Анна бесшумно отворила створку и шагнула в тепло, пахнущее старой пылью, дорогим табаком и… страхом. Запах страха был отчётливым, кислым, перебивающим даже аромат пролитого коньяка.
Кабинет судьи Орлова напоминал музей несбывшихся амбиций. Стены, увешанные грамотами и благодарностями, которые теперь не стоили и бумаги, на которой были напечатаны. Массивные шкафы с корешками юридических сводов, которые никто не открывал годами.
Сам хозяин кабинета сидел в глубоком кожаном кресле, спиной к окну. Анна видела только его седеющую макушку и дрожащую руку, которая подносила к губам бокал. Звяканье стекла о зубы в тишине казалось оглушительным.
— Кто там? — хриплый, пропитой голос. Орлов дёрнулся, но не обернулся. — Глашка, это ты? Я же велел не входить! Убирайся, дура!
Анна не ответила. Она позволила тьме сгуститься вокруг неё. Это была сложная техника — «Покров Фантома». Она не просто пряталась, она проецировала присутствие во все углы комнаты одновременно.
— Я сказал — вон! — Орлов швырнул бокал в сторону двери. Он разбился, и осколки брызнули по паркету.
— Ты не можешь прогнать свою тень, Фёдор, — голос Анны зазвучал отовсюду. Он шёл от потолка, из-под пола, из самого камина. Он был тихим, вкрадчивым, похожим на шелест сухих листьев на могиле.
Орлов вскочил, опрокинув кресло. Он был жалок — в расстёгнутом жилете, с пятнами вина на сорочке, с лицом, одутловатым от многолетнего пьянства. Он завертелся на месте, дико вращая глазами.
— Кто здесь?! Покажись! У меня… у меня есть оружие! — он судорожно схватился за тяжёлое пресс-папье на столе, так как настоящего оружия у него, видимо, не было.
Анна шагнула из угла. Медленно. Театрально. Свет камина упал на её маску — гладкое серебро без прорезей для рта, только глаза, холодные и безжалостные.
— Оружие тебе не поможет, — сказала она уже своим обычным голосом, в котором звенела сталь. — Как не помогли взятки. Как не помог алкоголь.
— Ты… — Орлов попятился, наткнулся на стол и, потеряв равновесие, сполз на пол. — Ты одна из них? Они прислали тебя закончить дело? Я же молчал! Я молчал двадцать лет!
— Кто «они», Фёдор? — Анна подошла ближе. Её шаги были бесшумны. — Кому ты продал свою душу и жизнь моего отца?
При упоминании отца глаза Орлова расширились так, что, казалось, сейчас лопнут.
— Теневой… — выдохнул он. — Ты… ты его дочь. Девчонка. Но ты же мертва… вы все должны быть мертвы…
— Сюрприз, — сухо бросила Анна.
Она сделала знак рукой, и из тени у двери материализовался Алексей. В отличие от неё, он не прятал лицо под маской, лишь глубокий капюшон скрывал глаза. Его клинок уже был в руке — не для атаки, а как предупреждение.
Орлов заскулил, вжимаясь в ножку стола.
— Не убивайте… у меня деньги… золото… артефакты… возьмите всё!
— Нам не нужно твоё грязное золото, — Анна присела перед ним на корточки, глядя прямо в глаза. — Нам нужна правда. Рассказывай. Трибунал. Двадцать лет назад. Почему вы вынесли смертный приговор мастеру, который спас Империю от вторжения демонов?
Орлов затряс головой, его губы дрожали.
— Я не мог… у меня не было выбора… Громов… он пришёл ко мне. Лично. Директор Громов. Он положил на стол фотографии. Моя жена, забирающая дочь из гимназии. Мой сын на тренировке. И сказал: «Либо Теневой умрёт законно, по приговору, либо твоя семья умрёт случайно. Несчастный случай. Пожар. Болезнь».
Анна почувствовала, как внутри поднимается холодная ярость. Она знала, что Система гнила, но слышать это вот так, из первых уст…
— И ты испугался, — это был не вопрос. Утверждение.
— А кто бы не испугался?! — взвизгнул Орлов, брызгая слюной. — Твой отец… он был обречён! Громов сказал, что решение принято на самом верху. Теневой раскопал что-то про «Проект Химера». Эксперименты! Они брали сирот… детей с даром… и пытались вживлять им сущности демонов Бездны. Твой отец нашёл лабораторию. Он украл документы.
— «Проект Химера», — повторил Алексей. Его голос прозвучал глухо, словно из колодца. — Я думал, это сказки. Страшилки для курсантов.
— Сказки?! — Орлов истерически рассмеялся. — Я видел отчёты! Фотографии тех… существ. Это было мясо, а не дети! Теневой хотел обнародовать это. Он хотел идти к Императору. Но Громов и Совет Гильдий перехватили его. Они сфабриковали дело о госизмене. Якобы он продался западным кланам.
— Доказательства, — Анна схватила судью за грудки и встряхнула. Ткань рубашки затрещала. — Где доказательства невиновности? Громов сказал, что уничтожил всё.
— Он думает, что уничтожил! — Орлов вдруг замер, его глаза забегали. — Но мы… мы, судьи… мы не идиоты. Мы знали, что нас уберут следующими. Как свидетелей. Борис… он предложил подстраховаться.
Алексей дёрнулся, как от удара током.
— Кто? — переспросил он. — Кто предложил?
— Борис, — прошептал Орлов. — Романов. Он был председателем того трибунала. Мы… мы сделали копии. Оригиналы сожгли, а копии… Каждый взял себе часть. Чтобы, если Громов решит нас убрать, мы могли пригрозить ему.
— Где твоя часть? — Анна отпустила его, но лезвие её веера, выскользнувшее из рукояти, недвусмысленно намекало на последствия молчания.
Орлов дрожащими пальцами расстегнул воротник и вытащил на свет тонкую цепочку. На ней висел маленький, невзрачный медный ключ, покрытый патиной.
— Имперский Банк. Ячейка 714. Там… там протоколы допросов, где Теневой говорит правду под сывороткой правды. И приказы Громова с его личной печатью. Заберите! Заберите это, ради Бога! Оно жжёт мне грудь двадцать лет!
Анна сорвала ключ с его шеи. Металл был тёплым и скользким от пота.
— Ты жалок, Фёдор, — с отвращением сказала она. — Ты продал честь за жизнь, но в итоге не имеешь ни того, ни другого.
Внезапно Алексей поднял руку, призывая к тишине.
— Тихо, — шепнул он. — Внизу. Дверь.
Анна замерла. Сквозь шум дождя пробился звук тяжёлой дубовой двери, открываемой без стука. Уверенные шаги в холле. Стук трости по паркету. Тук. Шаг. Тук. Шаг.
— У тебя гости? — Анна метнула взгляд на Орлова.
Тот побелел так, что стал похож на мертвеца.