Элита.

Это было видно по всему: по тому, как ложится на тело чёрная кожа боевых костюмов под парадными камзолами, по тому, как они ступают — мягко, беззвучно, в идеальном балансе. Здесь были все Школы. Стройный фехтовальщик с тонкой саблей — Серебряный Клинок. Двое в масках, с короткими кинжалами, исчезающими в рукавах, — Тень. Высокий боец с копьём, на наконечнике которого уже клубился ледяной пар. Человек с тяжёлой цепью, намотанной на руку, и ещё один — без оружия, но с такими плечами, что оно и не нужно.

Десяток? Нет. Больше. Пятнадцать, двадцать… сбилась в счёте. Впрочем, какая разница. Цифры не имеют значения, когда за спиной нет выхода.

— Покажите ей, — сказал Громов тихо. — Что такое настоящее мастерство.

Они сжались полукольцом, отсекая меня от Крюка, от Максима, от остальных. Конечно. Он не собирался повторять ошибки. Эта сцена — только моя.

Что ж. Этого я и хотела.

Я сделала вдох. Медленно подняла руки. Если закрыть глаза и забыть, что под ногами кровь, можно было бы представить, что оркестр всё ещё играет. Струны, деревяшки, легкая дрожь флейт. В голове всплыли первые такты знакомой до боли музыки. Лебединое озеро. Акт первый.

Я улыбнулась краешком губ. И пошла вперёд.

Первым двинулся фехтовальщик. Идеальный выпад, учебник Академии в чистом виде. Его сабля блеснула серебряным росчерком, целясь мне в сердце. Чуть‑чуть медленнее — и я бы просто умерла красиво, без продолжения.

Но я не была медленной.

Я шагнула ему навстречу, будто в приглашение к па-де-де. Наши клинки встретились не лязгом, а почти ласковым поцелуем металла. Он ожидал сопротивления по линии, а я дала ему движение по кругу. Подхватила его клинок, как руку партнёра, и позволила себе провернуться вокруг его оси.

Это и было па-де-де с клинками. Не романтичный танец принца и балерины, а диалог двух стали, двух ритмов. Я вела, он — нет.

Он сделал шаг, пытаясь восстановить равновесие. Я позволила. Подставила ему своё плечо, как будто позволяя опереться, и в тот же момент развернула его корпус дальше, чем он рассчитывал. Инерция сделала всё за меня. Его защита раскрылась, как дверь.

Один короткий укол в подмышку — туда, где нет брони. Тело фехтовальщика дернулось, как у куклы, у которой перерезали ниточки. Он осел, не сразу понимая, что умер.

— Один, — прошептала я, сама себе.

На меня уже летели двое из Школы Кинжала, размазанные в Потоке, словно тени. Они пытались сыграть в ту же игру — скорость, обман, углы.

Я отступила на полшага, позволяя им войти в темп. Они делали короткие, рваные шаги, меняя траекторию. Их движения были угловатыми, но быстрыми, как удары насекомых.

Я сделала джете в сторону — длинный, скользящий шаг, пропуская их мимо. Спина одного почти коснулась моей груди. Я могла бы ударить сразу. Но это был бы плохой танец. Слишком прямой.

Я поймала его подбородок локтем, слегка подбросив голову вверх. Не ломая, просто задавая новое направление. Второй, не успев изменить траекторию, врезался в товарища. Их клинки столкнулись, искры брызнули им в лицо.

Па-де-де с врагами. Пусть танцуют друг с другом.

Я плюнула на все каноны и сделала то, за что любой педагог по балету выгнал бы меня с урока: поставила ногу на грудь одному из них и толкнулась, используя его как опору. Поддержка партнёром — но партнер был ещё жив.

Моё тело взлетело вверх. Как в репетиционном зале, только вместо мягкой линолеумной площадки подо мной был хаос. В воздухе я повернулась, перекидывая клинки из руки в руку, и на пике прыжка сделала что‑то, больше похожее на акробатику капоэйриста, чем на классику балета: разворот с ударом пяткой в висок второму убийце, который только поднимал голову.

Его тело рухнуло на пол. Я приземлилась легко, на носки, как учили с детства. Даже не поскользнулась на крови. Возможно, Поток сам держал меня.

Они окружали меня всё плотнее. Копьё со свистом рассекло воздух, ледяной наконечник оставил в следе морозный шлейф. Я нырнула под удар, чувствую, как холод обжигает шею. За спиной уже хлестнула цепь, роняя на пол осколки мраморной колонны.

Нужно было менять ритм.

Я разогнулась и начала вращение. Фуэте.

Первое. Мир чуть дернулся.

Второе. Пол пришёл в движение, словно карусель.

Третье. Фигуры вокруг превратились в размытые тени.

С каждым оборотом клинки описывали всё более широкие круги. Руки были прямыми, как у часового механизма, только стрелки теперь резали плоть. Воздух вокруг меня завывал, превращаясь в лезвия ветра.

Четвёртое. Пятое. Седьмое. Я перестала считать. Тело само знало, сколько выдержит, где граница между мастерством и безумием.

Ассасины пытались прорваться сквозь этот вихрь. Один прыгнул сзади, рассчитывая, что я не смогу изменить траекторию. Его ошибка. Я слегка сместила центр тяжести, и мой клинок, вместо того чтобы пройти мимо, вскрыл ему горло. Кровь брызнула на белую пачку, оставляя новый цветок. Красный, расползающийся.

Другой попытался атаковать снизу, целясь в ноги. Я подняла ногу выше, продолжая вращение в почти невозможной позиции. Краткий миг — и мой каблук ломает ему ключицу. Вихрь не остановился.

Это было безумие. Циркулярная пила из стали и плоти. Но в этом безумии была своя, страшная красота.

Когда я, наконец, остановилась, мир качнулся. Пришлось сделать шаг назад, чтобы не упасть. Я глубоко вдохнула через рот, чувствуя вкус крови на языке. Вокруг лежали тела. Не все мертвы, некоторые стонали, пытаясь подняться. Но первая линия была сломана.

Цепь взвыла снова. Я едва успела уйти в сторону, позволив тяжёлым звеньям врезаться в паркет там, где секунду назад стояла. Осколки дерева полетели в стороны. Человек с цепью был упрям, как сам ад. Его оружие жило своей жизнью — извивалось, как змея, рвалось ко мне.

Я решила познакомить его с "поддержкой".

Когда цепь метнулась вновь, я не стала отскакивать. Вместо этого шагнула вперёд, в самое пекло её траектории. Мой клинок ударил не по звеньям, а по запястью владельца. Он взвыл, цепь на мгновение обмякла. Этого хватило.

Я поднырнула под падающие звенья и поставила ступню ему на согнутое колено, толкнувшись вверх. Его тело стало для меня трамплином. Оттолкнувшись, я взмыла над головой ещё одного противника, который уже замахивался кинжалом.

Поддержки в балете — это когда сильный партнёр поднимает балерину, позволяя ей нарушать гравитацию. Здесь всё было наоборот. Я использовала их силу, их массу, их ненависть как основу своего полёта.

В воздухе я согнула корпус, делая почти невыполнимое антраша, и мои клинки прочертили две пересекающиеся дуги. Первая разрезала ремень с ножнами, вторая — сухожилия на плече. Убийца завыл, уронив оружие.

Я приземлилась на спину лежащего фехтовальщика. Его грудная клетка подо мной ещё подрагивала. Нога скользнула, но я перешла в арабеск, балансируя на одной ступне, вытянув вторую назад. Это было почти смешно — классическая поза посреди бойни.

Копьё снова рванулось ко мне. Я сместила вес, и древко пролетело под поднятой ногой. Пяткой я ударила по нему сверху, вдавливая наконечник в пол. Лёд рассыпался осколками.

Где‑то сбоку коротко вскрикнул один из бойцов Союза Теней. Краем глаза я увидела, как Крюк рвётся к нему, размахивая своим железным протезом. Они держались. Они дышали. Значит, я могу позволить себе роскошь сосредоточиться на танце.

Со стороны этот бой, наверное, напоминал сумасшедший боевой танец вроде капоэйры, где акробатика, удары и импровизация под ритм сливаются в одно целое. Только вместо музыки здесь звучали крики и звон стали.

Ко мне прыгнул боец Школы Голых Рук. Он не тратил силы на оружие. Его кулаки были тяжелее молотов. Он ударил в грудь, целясь выбить воздух. Я, конечно, могла бы уйти. Но любопытство — штука опасная.

Я сместила корпус, принимая удар не прямо, а по касательной. Поток поймал эту силу и закрутил вокруг меня. Я почувствовала, как мир буквально на долю секунды накренился. В этой наклонённой реальности я направила его же мощь вниз, в пол — скольжение, поворот, и вот уже он сам лежит, впечатанный в паркет.