Прошло слишком много времени, и Тория забыла, как сильно она любит танцевать. Что, когда она двигалась в воздухе под звуки музыки, это ощущалось так же блаженно, как быть на открытых крышах со своей способностью.

Безраздельное внимание Тарли оставалось на ней, когда их танец подошёл к концу, его рука крепко обхватывала её талию, прижимая их тела вплотную. Но было что-то в этом карих взгляде — что-то, что она, возможно, мельком улавливала и раньше, но теперь это было полно и без сдержанности. Его рука приподняла её подбородок, её губы разомкнулись, сердце бешено колотилось. Потому что благоговение в его глазах на этот раз она верила, было настоящим. То, как они двигались вместе, она не могла отрицать, переплеталось с истинной страстью. Опускание его взгляда к её губам заставило её пульс споткнуться.

Он хотел её поцеловать.

Этот поцелуй был бы настоящим. Истинным. И часть её жаждала этого не только после подъёма от танца, но, возможно, в отчаянном желании узнать, почувствует ли она от этого что-нибудь.

Её беспокойство вернулось всего за секунды. Оно сильно проступало с каждым его прикосновением, которое он дарил ей с момента, как они ступили в зал. Её сердце немедленно позвало другого, Ника, который, как она знала, стоял в дальнем конце и наблюдал за ней, пока она не могла удержаться от того, чтобы украдкой взглянуть на него.

«Можно тебя поцеловать, Тория?» — вопрос Тарли был неуверенным, словно он тоже размышлял именно о том же, о чём и она. То же желание узнать, может ли между ними вспыхнуть огонь.

Её дыхание было поверхностным, пульс неровным, пока расстояние между ними уже начало сокращаться. Она не могла этого сделать. Не здесь и сейчас. Не с ним поблизости и пока жалкое томление оказаться в его объятиях вместо этого сжимало её грудь.

Но на них давили другие взгляды. Ждущие, чтобы уловить трещину в их отношениях. Ищущие какую-нибудь искру, чтобы разжечь пламя. Тория поняла, что значит быть у власти. Люди хотели видеть её возвышение, но с наслаждением приняли бы участие в зрелище её низвержения.

Тарли продолжал наклонять голову, тихий гул нарастающих шёпотов покрывал её кожу осознанием, что этого хотела их публика. Это было заглушением спекуляций об их недостатке привязанности.

Но она не могла этого сделать. Не могла. Не могла —

Тёмный, бархатный голос, который никогда не переставал пробегать дрожью по её позвоночнику, ворвался в её несущиеся мысли и заморозил её тело на месте.

«Могу я следующий танец получить со своей подопечной?» — голос Ника был напряжён от необходимости спрашивать разрешения у Тарли.

Принц не сразу посмотрел на него, и напряжение, которое нарастало, сделало её дыхание поверхностным. Его челюсть дёрнулась от раздражения. Тория должна была отказать или, по крайней мере, найти в себе волю, чтобы проявить раздражение, которого, возможно, ожидали от вторжения Ника. Но всё, что она могла обнять, — это своё облегчение.

Наконец Тарли отпустил её. «Если это её желание», — жёстко ответил он.

Пульс Тории начал вызывать у неё головокружение. Зная, как близко он находится, она впопыхах пыталась собрать свои дикие мысли, жонглируя необходимостью играть на сцене и желанием предаться своим истинным эмоциям. Она сделала три долгих вдоха и скользнула обратно в прохладную маску безразличия со страхом, что в тот момент, когда эти изумрудные глаза окажутся так близко, она будет его. И задачей будет убедить мир в обратном.

«Могу уделить один танец», — сказала она, не давая Нику удовлетворения тёплого приёма.

Прикосновение Тарли задержалось на ней. Принц метнул взгляд между ними, словно неохотно оставляя их наедине. Но не из ревности. Тарли ослабил предупреждение, словно в упрёке.

Она не придала этому значения, когда он скрылся, и Ник внезапно оказался перед ней. Ничто другое больше не имело значения. Никакой другой танцор, никакой другой король. Никакое другое время или место. Тория смотрела на Ника, не прерывая зрительный контакт, но выпуская неглубокий вдох, когда его рука скользнула вокруг её талии. Медленно, осторожно. Мучительно.

«И это всё, чем я для тебя являюсь? — прошептала она. — Твоя подопечная?»

Он притянул её ближе, больше, чем было необходимо, и у неё было пол-умысла сказать об этом. «Ты хочешь услышать правду? — сказал он, меняя их стойку, и она позволила ему вести её. — Ты никогда не была моей подопечной. Или моим подданным. Или моей принцессой. Ты мне равна, Тория. Во всём ты сияешь ярче луны, за изменением которой я наблюдал в небе с тех пор, как ты уехала, зная, что это единственное, на что мы можем смотреть одинаково. Это жалко с моей стороны?»

Губы Тории разомкнулись; её глаза закололо слезами. Вечеринка вокруг них отступила, пока не исчезла в их личном пространстве. Его признание было утешением, которого она всё это время, сама не осознавая, так жаждала. Тория так долго стремилась доказать себя, но теперь она видела... с ним в этом никогда не было нужды.

У неё не было слов для ответа.

Нак наклонился к ней, зелёные глаза полные звёзд. «Надеюсь, ты помнишь этот танец, — сказал он низким, хриплым голосом, его пальцы скользнули по её верхней части руки, спускаясь вниз и воспламеняя её кожу рябью очаровательной нужды, пока он не достиг её запястья и не взял её руку.

«Что ты делаешь?» Её адреналин подскочил. Потому что, хотя он был осторожен, каждое прикосновение было преднамеренным, лишним, но чёрт побери, если она не жаждала каждого из них.

«Танцую.»

«Ты же знаешь, что я не это имею в виду.»

«Что ты имеешь в виду, Тория?» Его губы изогнулись в разбивающе-небольшую улыбку, которая украла любой ответ. Или дыхание. Её имя слетело с его языка лаской, столь же соблазнительной, как его руки.

Песня началась, и Ник был прав: Тория действительно знала танец. Песню. Ночь, которая немедленно вспыхнула в её памяти, так что всё, что она могла сделать, — это широко раскрытыми глазами смотреть на него.

«Ты помнишь», — мягко сказал он, высокомерие уступая чему-то гораздо более ценному.

Её лицо скривилось от нахлынувшей эмоции — вернуться туда. В Фэнстэд, на их Зимний Бал. Было и болезненно, и так радостно вернуться к этому в памяти, хоть на несколько минут. Один танец. Он был не медленным; скорее, этот танец часто был испытанием совместимости между партнёрами. Нет места для ошибки, иначе они рисковали смущением споткнуться перед толпой, которая прекратила бы все другие занятия, чтобы наблюдать за теми, кто достаточно смел, чтобы попытаться. В Фэнстэде Тория выбрала его своим партнёром в испытании. Никогда она не думала, что у него будет время испытать её в ответ.

«Нам не следует», — сказала она, но её тон не был убедительным в том протесте, который она намеревалась выразить. Тория боялась этого танца. Не из-за недостатка умения или уверенности. Она боялась почувствовать всё, что поглотит её целиком в блаженстве, только чтобы закончиться страданием. Как только они сойдут с танцпола, шоу продолжится.

И всё же она уже сдалась ему. Когда она прильнула к нему и приготовилась к музыке, которая двинет их так же, как и в ту ночь.

Она не знала, сколько ещё пар отважились на этот танец, потому что в её сознании... больше никого не было. Никого, кроме него и неё, и этих нескольких драгоценных минут, в которые она забывала обо всём остальном.

«Надеюсь, ты сможешь успевать после всех этих лет», — тихо сказала она.

Улыбка Ника расплылась в беззаботную ухмылку, и от этого заныли её нос, её глаза. Она так по этому скучала. «Думаю, тебе стоит говорить за себя, любовь.»

Два скольжения, за которыми последовал поворот, через который он провёл её, снова ловя её без запинки. Они крутились; она вращалась. Каждый раз их тела разделялись, только чтобы снова слиться вплотную, ощущение пульсировало новой дрожью, которая устремляла её шаги с адреналином. Каждый раз, когда она вращалась, её взгляд мгновенно возвращался к его, словно он был её орбитой. Тория могла бы найти эти прекрасные изумруды в любой комнате, любой толпе, и они никогда не переставали бы останавливать мир.