Его тихий смешок был низким, завораживающим трепетом, но он не сдвинулся ни на дюйм. — Ты не думаешь, что романтика существует, как в твоих романах?

— Почему это звучит так, будто ты воспринял это как вызов? — Впервые она нашла в себе силы взглянуть на него. Его улыбка растянулась в хитрую усмешку, его лицо было так близко, что она не решалась дышать слишком сильно. Она сказала: — Люди часто не понимают разницы между любовью и похотью. Они думают, что одной стороны монеты достаточно. — Она не спасовала под нарастающей напряжённостью их взгляда. — Но в конце концов... одна всегда приводит к разочарованию без другой.

Веселье Ника медленно угасло, сменившись чем-то гораздо более мягким. Ищущим. Его глаза опустились к её губам. Всего на долю секунды, но этого было достаточно, чтобы её сердце пропустило удар. Затем он глубоко вдохнул, его взгляд мелькнул с ожиданием к её книге. — Тогда, полагаю, мы можем считать это поучительным писанием. А это — очень стоящим уроком.

Тория удержалась от желания закатить глаза. Вместо этого они снова упали на страницу, она уже собиралась продолжать, когда...

Мягкие губы Ника прикоснулись к её плечу. Она не смогла сдержать резкий вздох.

— Это же то, что будет дальше, не так ли? В твоём романе.

У неё не нашлось ответа, потому что она не могла заставить себя прочесть ни слова больше.

Пальцы Ника заскользили по её пальцам, лежавшим на книге. — Это то, чего ты хочешь? — Он высвободил книгу из её ладоней, которые в ответ ослабили хватку. — Соблазнённая красивыми словами, руками на твоём теле, которые точно знают, от чего перехватывает дыхание, таким желанием услышать твою жажду, когда они касаются тебя.

Словно читая её мысли, рука Ника скользнула за её спину как раз в тот момент, когда он прижался к ней чуть плотнее. Движение было таким тонким, но оно вырвало у неё тихий звук удивления, вспыхнувший в его изумрудных глазах искоркой восторга.

— Это не смешно, — выдохнула она в замешательстве.

— Никто не смеётся, любовь.

Это было слишком. Он доказал свою точку зрения, и игре пришло время закончиться.

Когда она снова почувствовала его губы на изгибе своего плеча, она не смогла предотвратить лёгкий наклон головы и трепетание век. Он не останавливался. Он не отступал. Она ждала его следующей насмешливой реплики, которая раскроет всё это как злую игру.

В её сознании прозвучал жестокий голос, скандирующий, как сильно она хочет, чтобы это было по-настоящему. Когда Ник флиртовал и дразнил, были моменты, когда она желала, чтобы это было больше, чем просто его природное обаяние. Желала, чтобы его тянуло к ней так же сильно, как её к нему. Но раньше они никогда не были так близки. Никогда не было такой неосторожности, таких неограниченных прикосновений.

— Ник, — выдохнула она, когда его губы в третий раз коснулись её кожи. Он позволил этому зайти слишком далеко, и в её животе заклубилось волнующее ощущение, что, возможно, его действия искренни. Когда она замолчала, собираясь с мыслями, то обнаружила, что их запахи переплелись, но она осмелилась поверить, что она не одинока в своём нарастающем желании. Он поднял голову, и она, повернув свою, приблизила их лица так опасно близко, что потребовалось сознательное усилие, чтобы не сделать что-то импульсивное. — Почему сейчас?

Прошло почти десятилетие с тех пор, как она сбежала в Хайфэрроу в поисках убежища. Это было лишь крошечным отрезком времени в их долгой жизни, и теперь оно казалось ещё короче, когда призрак того опустошающего дня висел над ней, словно тяжёлый саван. Тогда она потеряла всё, и единственное, что удерживало её от падения, от утопания под тяжестью её горя... был Ник. Но он никогда не ухаживал за ней — не в традиционном смысле. Он стал тем, на кого она могла положиться, компанией, за которую она цеплялась, как за сокровище, найденное на дне безжизненного моря. Его зелёные глаза гипнотизировали, притяжение в них было таким заманчивым, что этим взглядом он мог поглотить её целиком. Они искрились в свете огня, когда он смотрел на неё сквозь длинные тёмные ресницы.

— Что, если я скажу, что это не только сейчас? Что, если я скажу, что не могу перестать думать о тебе и что это сводит меня с ума каждый чёртов день?

Ник был таким мастером тонкости — медленных движений, едва ощутимых прикосновений — что Тория не осознала, что их позиции поменялись, пока не оказалась внизу, и лёгкое впечатление от его тела, нависшего частично над ней, не пронзило её вены выбросом адреналина. Её разум был настолько затуманен, что она теряла всякое ощущение себя.

— Что, если я скажу, что наблюдение за тем, как твои губы шевелятся, пока ты так увлечённо читала, в конце концов заставило меня сломаться? Что я часто задавался вопросом, какими они будут на ощупь, если ты позволишь мне поцеловать тебя.

Её дыхание почти перехватило от потребности, чтобы он повторил слова, в которых она была уверена, что это ошибка. Или злая, дразнящая шутка. Однако он оставался серьёзным, внимательно изучая её выражение лица в поисках любой реакции на своё признание.

— Тогда я спрошу снова, почему сейчас? — Это не имело смысла, ведь у них было так много времени до этого, чтобы он мог раскрыть свои истинные чувства.

Выражение лица Ника смягчилось до болезненной нежности, и он вглядывался в её глаза, размышляя. — Тебе нужно было залечить своё разбитое сердце, прежде чем ты могла бы отдать его мне. Я готов ждать сколько потребуется. Я хочу помочь тебе, и я надеюсь, что хоть как-то в этом преуспел, но больше всего — сила, которую ты вернула, уверенность и решимость, которую ты забрала обратно с лихвой... всё это было твоей собственной волей и стойкостью.

Гордость, пронзившая её сердце, была похожа на физический удар, прекрасную боль. Тория покачала головой. — Я бы не нашла выход из той тьмы без тебя, — сказала она, сопротивляясь желанию протянуть руку и провести пальцами по его задумчивому лицу. — Ты стал моим светом. Уязвимость, которую она хранила глубоко внутри, чтобы её никогда нельзя было использовать против неё, заключалась в том, что она боялась, что без него этот свет погаснет, и неумолимая тьма из мучительного, опустошающего прошлого снова заберёт её.

В его нахмуренных бровях мелькнула общая печаль, но когда его глаза опустились к её груди, она смешалась с тоской, пропитанной желанием. — Мне нужно знать... — Пальцы Ника поднялись, скользнув по её коже. Они зацепились за тонкую ткань на её плече, стащив её с руки, но недостаточно, чтобы обнажить грудь. — Почему ты приехала в Хайфэрроу, Тория?

Её имя было греховным шёпотом, что направило жар прямиком между ног, и она удержалась от позыва найти трение и выдать себя. Глаза Ника наполнились темнеющим голодом, пока он смотрел на её обнажённое плечо. Его губы опустились, чтобы заменить пальцы, и голова Тории откинулась назад со вздохом от прикосновения, взорвавшего рябь желания по её коже, заставившего её груди напрячься.

— Райэнел граничит с Фэнстэдом. Ты проехала через Олмстоун, чтобы попасть сюда. Почему?

Нарастающая похоть Тории угрожала пределам её сдержанности. — Я хотела уехать как можно дальше.

— И это всё? — подзадорил он, словно знал правду, которую она проглотила.

Решив не сдаваться полностью из страха перед тем, что он может сделать со знанием, с её сердцем, Тория не ответила. Не призналась в том, что жгло ей горло, и не запротестовала, когда он придвинулся ближе, пока она не почувствовала достаточный вес его тела на себе, что лишил её всякого чувства и разума. Её рациональный ум лихорадочно пытался пробиться.

— Мы не можем.

Ник отстранился, и она прочла обещание на его лице. Он был готов отступить полностью, если таково её желание. Но оно было совсем иным. Её желание к нему никогда не пульсировало так сильно. Как будто она нуждалась в нём.

— Я не свободна в выборе, когда быть безрассудной, — сказала она. Правда была болью в груди, сжатием в животе. Но она должна была думать о своём королевстве, а оно было связано с её репутацией.