Она хотела верить, что у неё нет права находить сердечную боль в новостях о помолвке Ника. Их судьбы сошлись, просто не друг с другом. Но что мучило её на повторе, так это то, что он, казалось, полностью забыл о ней. Ни единого письма, ни одного визита в Ночном Походе. Она жаждала, чтобы у неё был тот же дар, терзаясь прошлой ревностью, что Ник и Фэйт делили эту связь. Способность видеть друг друга, говорить, чувствовать в уединённом пространстве их подсознания. Ночной Поход для неё никогда не был возможен.

Тория была так сбита с толку, удивляясь, чего ей не хватает, чувствуя, что действия Ника так не в его характере, что заставляло её всё ставить под вопрос. Она хотела верить в него, по крайней мере, пока не сможет поговорить с ним. Но в своём возмущении она желала никогда больше его не видеть.

— Тория.

Впервые её усталые глаза опустились. Но она не обернулась к Лайкасу, слишком стыдясь, что он увидит слабость, запятнавшую её золотистые щёки.

— Я надеялся найти тебя после встречи с королевой, но она сообщила мне, что ты ушла много часов назад. Затем у меня сложилось впечатление, что белый зверь хочет, чтобы я последовал за ним, и... — Лайкас, должно быть, почувствовал её жалкое настроение, когда сократил дистанцию между ними.

Она глубоко вздохнула, пытаясь выпрямиться, но вздрогнула от боли в онемевших мышцах. Лайкас оказался рядом, его руки протянулись, словно она могла свалиться с низкой скамьи, на которую устроилась. Его пальцы коснулись её обнажённых рук, их тепло послало дрожь по ней, напомнив о прохладе, наступившей с вечером.

— Что случилось? — Его хмурый взгляд был суров, когда их глаза встретились, и она съёжилась, представляя, какое зрелище представляет собой в его глазах с нарастающим гневом. Лайкас уже развязал шнуровку своего жакета, и у неё едва хватило сил протестовать, когда он стянул его и набросил ей на плечи.

Тория собралась с силами и выдала пустую улыбку, но не высказала, что, как бы она ни ценила его заботу, ей хочется побыть одной. Из-за вины, стыда, печали... Ей хотелось больше времени, чтобы поддаться всему этому, прежде чем снова надеть маску стойкости для мира.

Лайкас сел близко. Почти слишком близко, чтобы избежать пересудов, и Тория возненавидела брошенный ею взгляд на дверь, чтобы оценить реакцию стражников.

— Я отослал Леннокса. Другие стражи меняются.

Это было облегчением. И она наслаждалась моментом покоя. — Я в порядке, — прошептала она, зная, что издаст ужасный скрип, если попытается говорить нормально после долгого дня сдавленного молчания.

Лайкас фыркнул. — Едва ли.

Она не могла выносить, чтобы смотреть на него. И хотя она чувствовала вину за свою замкнутую тишину, в тот момент её было недостаточно, чтобы снова надеть маску. Ещё нет. Ей хотелось верить, что она не нужна ей с Лайкасом, который видел, как её эмоции прорывались и раньше. Он знал её лучше, чем кто-либо. Или знал когда-то. Это был ещё один печальный кинжал — думать, что теперь, когда время разлучило их, это может быть не так.

— Ты хочешь этого, Тория? — Вопрос Лайкаса был осторожным, личным.

Она продолжала наблюдать за звёздами, отвечая честно. — Не думаю, что это когда-либо было связано с тем, чего я хочу.

— Поэтому я и спрашиваю.

Она встретила его глаза, и они были сосредоточенны с решимостью. Лайкас изучал её, словно готовый пойти на войну за неё. — Я хочу вернуть всё, что было отнято у меня. Я хочу отомстить за своих родителей. Вот как я это делаю.

— Это не должно требовать жертвовать твоим счастьем.

— Должно, — резко сказала она. Лайкас не дрогнул от её тона, и Тория выпрямилась, распрямив ноги со скамьи. — Солдаты Фэнстэда пожертвовали всем ради меня, ради королевства. Как их королева, я сделаю всё, что потребуется, чтобы убедиться, что это было не напрасно.

— Что говорит твоё сердце? — Лайкас ковырялся в ране, которая была только что разорвана. Её дыхание стало тяжелее, пока она сдерживалась, чтобы не выплеснуть на него свои опасно распущенные эмоции. Она знала контроль. И выдержку. И подавление своих истинных чувств. Не часто она чувствовала, как всё это... ускользает.

— Моё сердце — с Фэнстэдом. — Её слова были горькими и ледяными.

— Ты больше, чем это.

— Тебе следует уйти, Лайкас. — Никто не заслуживал выплеска всего того, что росло и становилось уродливым внутри неё сейчас.

— Мы можем найти другой способ возвысить наш двор. Мы строили и укрепляли наши армии в Райэнеле, и я уверен, что они вступят с нами в союз, когда придёт время. Послушай меня, Тория. — Лайкас опустился перед ней на колени, взял её руки, и решительный взгляд, которым он пригвоздил её, затмил её гнев и заставил пульс учащённо биться. — Я помогу тебе уйти отсюда незамеченной. Я доставлю тебя в Райэнел, и мы сможем решить наши дальнейшие действия оттуда. Клянусь своей жизнью, я обещаю тебе это. Просто скажи слово.

Её глаза расширились, пока она осматривала окружение с неверием, что он может сделать такое предложение — столь предательское для королевства, в котором они находились — когда она уже почти подписала свою руку. — Ты с ума сошёл?

Лайкас засмеялся, но она могла лишь смотреть на него с недоверием. Её страх взлетел — за его безопасность, если кто-то подслушает его предложение.

— Я пришёл сюда не для того, чтобы уговаривать тебя на этот брак против твоей воли. Я пришёл потому, что когда услышал об этом, то знал, что приведу каждый план и действие в исполнение, если обнаружу, что это не по твоей воле. Чтобы сказать тебе, что у нас есть другой путь, который не потребует жертвовать твоим выбором в этом.

Она покачала головой. — Ты не можешь быть уверен. Союз с Олмстоуном — мощное приобретение.

Его полные губы сжались. — Позволь мне помочь тебе, Тория.

У неё кружилась голова. Она могла уйти... но хотела ли она этого?

Тория почувствовала необъяснимое тяготение к той стороне сада, где, как она знала, находилась Катори. Волчица наблюдала за ней. Было странно представлять эмоции на звере, но она была терпеливой и понимающей, её первый приветственный знак в Олмстоуне, и как-то она была связана с Тарли. Принц был холоден, часто суров и с ним трудно было найти общий язык, но он также был сломлен и потерян, и Тория не могла быть уверена, когда она стала заботиться о нём достаточно, чтобы отшатнуться от мысли быть ещё одним человеком, который уйдёт, оставив его его безмолвному существованию. Затем был Ник... Как бы она ни хотела презирать его, она не могла игнорировать, что её уход в поисках убежища в Райэнеле будет равносилен отказу от любого союза с ним. Она больше не будет подопечной Хайфэрроу.

— Я не хочу уходить, — пусто прошептала она, обдумывая всё. Она вела себя как дура. Генерал перед ней предлагал всё, чего она желала, ступив на территорию Олмстоуна. Но так много изменилось за это короткое время. Тарли менялся, наконец открываясь ей по кусочкам, и, возможно, её истекающее кровью сердце думало о них как о двух подходящих, опустошённых душах.

— Ты не имеешь это в виду, — обвинил Лайкас.

Она встретила его жёсткий взгляд умоляющим. — Имею.

— Скажи мне, что любишь его.

Тория не пропустила ни доли. — Я люблю его.

Его глаза вспыхнули, но он прочитал что-то между её словами. — Не Тарли, — заключил он.

Тория медленно поднялась, и Лайкас отпустил её руки, когда встал. — Ты держался от меня в стороне так долго, потому что не верил в мою способность делать выбор. Делать политические шаги для Фэнстэда —

— Это неправда.

— Ты оставил меня, Лайкас. Ты позволил мне верить больше века, что ты мёртв! — Её голос возвысился, находя выход для части её сдерживаемой боли. — Ты, возможно, думаешь, что я сидела без дела в Хайфэрроу, но не было ни чёртова дня, когда я не думала бы о возврате того, что было потеряно. Я не сдавалась. Это я продолжаю ставить Фэнстэд на первое место. Я прекрасно справлялась без тебя, и ты мне сейчас не нужен. — Она произнесла свои слова без извинений. Тория была уже не в том состоянии, чтобы слушать тех, кто думал, что знает для неё лучше, когда всё, чего они хотели, — это чтобы она убежала или спряталась.