— Как подопечная Хайфэрроу или как королева Фэнстэда?

— Как и то, и другое. Хотя между мной и Никалиасом нет личных отношений, я не забуду, что жива благодаря его убежищу, и я процветала, потому что он не оставил меня прятаться как павшую принцессу, а позволил подняться со статусом, рождённым из уважения к моей роли в Фэнстэде. Я обязана Хайфэрроу жизнью, и меньшее, что я могу сделать в благодарность королевству, — это учитывать их в предстоящих переговорах.

Это Ник спас её. Ник вытащил её из тьмы и дал причину продолжать жить, когда она чувствовала, что заслужила смерть с родителями на поле боя. Это Ник вдохновил её стойкость продолжать. И он даже не знал этого. Грудь Тории полностью опустела. Она склонила голову в печальном размышлении.

— Я расстроил тебя, — мягко сказал Лайкас. Его рука поднялась к её подбородку, и, хотя она слышала шарканье ближайших стражников, он не обратил на них внимания, коснувшись её щеки и заставив её глаза встретиться с его. — Я не пришёл раньше, потому что знал, что ты в безопасности. Именно там, где должна быть. Я боялся, что если бы ты узнала, что я в Райэнел, если бы ты знала, что у тебя всё ещё есть армия, ты бы больше не была в безопасности. Ты захотела бы нанести ответный удар, когда время ещё не пришло.

Её неповиновение вспыхнуло, и она не могла не вырваться от него с пригвождённым взглядом обвинения и разочарования. — Это всё, что я для тебя? Какая-то хрупкая, импульсивная принцесса, которая не знает, когда не справляется?

— Тория...

— Дальше ты скажешь мне, что я не буду сражаться в этой войне. Что я должна действовать лишь как маркер, красивая статуя, которую поставят на трон, завоёванный кровью моего народа, пока я ничего не делала? — Пешка. Фигура для игры на шахматной доске двора. В Хайфэрроу, в Олмстоуне, а теперь и печаль окутала её разум, когда она поняла, что даже её собственное королевство не доверяет ей корону, которую она думала, что носит с уверенностью, но которая теперь казалась грузом контроля.

Рот Лайкаса сжался в твёрдую линию. Его отсутствие протеста говорило совершенно ясно.

Тория фыркнула со смешком. — Теперь всё понятно. — Она покачала головой, недоверчиво. — Ты оставил свой трофей, чтобы его упаковали и защищали, пока ты тренировал солдат сражаться в моих битвах.

— В этом и заключается быть правителем, Тория. Народу нужно, чтобы ты жила, чтобы вела и восстанавливала наше королевство, когда всё это закончится. Поле боя — не место для тебя.

Фэйт сражалась бы на поле боя. Обидчивая мысль кружилась в её голове вместе с жаром кожи, покалывая от смущения. Хотя казалось нелепым проводить сравнения со своей человеческой подругой, это проливало свет на факт, что ни опыт Тории, ни её воля, ни её выборы не ценились, несмотря на всё, к чему она готовилась и через что прошла. Её порывы считались безрассудными, а не умными. Её воля к борьбе была трагичной, а не храброй. Ничего не было достаточно. Она была недостаточна.

— Ты хоть знаешь меня, Лайкас? — Она не могла быть уверена, больше нет, ведь фейри, с которым она выросла, никогда бы так быстро не дискредитировал её.

— Знаю. Именно поэтому я знал, что ты уехала бы из Хайфэрроу в тот же миг, как узнала, что у тебя есть армия для построения. Ты не знала бы ни минуты покоя, пока не сочтёшь свои силы достаточно сильными, чтобы дать отпор. И позволь сказать тебе, этого бы не хватило. Мы всё ещё недостаточны.

Нарастающая бочка ярости и разочарования начала дрожать в её теле. Её пальцы сжались от покалывающего пробуждения её ветра. Ей было больно, и она злилась, и печалилась. Возможно, была часть её, которая знала, что он прав, которая верила в его намерения, но всё, что она могла принять, — это предательство. — Я не слаба. И я не импульсивна. — Голос Тории был ровным и низким, пока она осторожно укрощала свою магию, чтобы охладить жар в жилах. Будь она импульсивной, она могла бы разрушить их окружение за минуты своими способностями. Она могла бы вытянуть воздух из лёгких трёх окружающих стражников, если бы захотела. Но она никогда не показывала эту сторону того, на что способна, — потому что если её тьма танцевала с её порывами, Тория осознавала смертоносное оружие, которым она могла стать. Никто никогда не признавал, что её сила заключается в её самообладании и расчёте. Её уравновешенность и элегантность были не от послушания, а от умелого наблюдения. В Хайфэрроу она внимательно наблюдала и изучала механику двора. Для посторонних она задерживалась в тех залах как трагическая принцесса, поддавшаяся поражению. Но Тория ни разу не забывала, что у неё есть люди, которых нужно вести домой. Она усердно тренировалась каждый день, несмотря на шёпоты, что она принцесса, а не воин. Она не слушала, потому что для себя и своего королевства она была полна решимости быть и тем, и другим.

Тория Стагнайт не позволила своей боли показаться. Она не выставит напоказ всё, что Лайкас вынудил выйти на поверхность. Поэтому она подняла подбородок, сделала два успокаивающих вдоха и позволила гудению своей магии снова стихнуть. — Ты должен был иметь больше веры в меня, — холодно сказала она, стоя твёрдо, непреклонно. Тория не собиралась уходить перед лицом противостояния. Это разрывало её сердце — желать пространства, когда они только что воссоединились, но она не могла вынести тот взгляд в его глазах, который боролся между желанием верить в неё и протестом, что он был прав, держась от неё подальше всё это время.

Лайкас отвел взгляд, слегка склонив голову, поняв по её осанке, что ей больше нечего сказать. Он начал отворачиваться от неё. — Надеюсь скоро встретиться с вами снова, Ваше Величество. Я буду просить о продлении пребывания здесь. Пока вы не отошлёте меня, я ваш.

Тория кивнула в знак признательности. Её брови сдвинулись, пока она смотрела на его спину, когда он уходил. Но она не сломала осанку. За время разлуки ей пришлось принять, что он изменился, и она не сомневалась, что были моменты, когда Лайкас тоже смотрел на неё как на чужого. У них будет время поговорить снова, и всё, на что она могла надеяться, — это найти больше своего друга детства, всё ещё таящегося под обязанностями, в которые они выросли, и трудностями, через которые прошли. Что больше всего опустошало её желудок, так это то, что Лайкас не осознавал, на что он ей открыл глаза. Для него, для всех здесь, может быть, даже для Ника, Тория существовала не более чем пешка для Хайфэрроу, приз для Олмстоуна и трофей для Фэнстэда.

Когда она стояла одна и позволила глазам скользнуть к луне, Тория погружалась всё глубже и глубже в веру, что у неё больше нет власти над тем, кем она была.

ГЛАВА 8

Никалиас

М ЫСЛИ НИКА уплывали далеко, зачарованные яркими цветами на клумбах, пока он медленно бродил вокруг них, погружаясь в воспоминания о своих юных днях. Он слышал её смех и всплески воды из пруда, которыми она пыталась обрызгать его.

— Завидую тому, кто так глубоко занимает твои мысли.

Нежный женский голос отвлёк его внимание от воодушевляющего образа, вызванного его пребыванием в летнем саду. Ник предложил Самаре слабую улыбку.

— Я думал о своей матери, на самом деле. Она любила проводить время здесь. — Он уловил лёгкий розовый оттенок на её щеках и нашёл эту реакцию милой. Она предположила, что в его мыслях была другая дама. Что он пытался не выпускать на поверхность, даже в себе, так это то, что каждый раз, когда он приходил сюда, его мать была не единственным человеком, которого он представлял в мыслях.

Это вызывало жестокие, но прекрасные муки каждый раз, когда он вспоминал любовь матери к цветам, которые цвели только летом. Каждый раз, когда он вспоминал, как легко она и Тория сблизились из-за них за то десятилетие, что знали друг друга до убийства его матери. Ник сильно зажмурился, чтобы отогнать мощную волну горя и печали от этого воспоминания. Он глубоко вздохнул, полностью переключив внимание на свою спутницу.