Кто-то снял с нее абайю. Флоренс от неожиданности заморгала, а потом увидела, что напротив нее за столом сидит Лейла.

– О, моя дорогая сестра, – сказала Лейла, и глаза ее заблестели от слез. – Что они с тобой сделали?

Флоренс подалась вперед и взяла руки Лейлы в свои. Та выглядела изможденной, постаревшей, но по-прежнему красивой. Глаза ее, некогда полные огня и веселья, теперь напоминали глаза загнанного животного.

– А ты как себя чувствуешь, дорогая сестра? – спросила Флоренс, и обе они разрыдались.

– Ну вот, – сказала Лейла, утирая слезы. – Теперь они скажут, что это правда – что мы с тобой точно две местные лесбиянки.

Флоренс улыбнулась и от этого почувствовала себя как-то странно. Она вдруг поняла, что уже долгое время не улыбалась.

– Ну что же, – сказала она. – Мы все еще живы. И как это нам удалось?

Кроме них в маленькой комнате не было никого. Впрочем, наверняка за ними наблюдали и даже записывали на пленку.

– Ты знаешь хоть что-нибудь о том, что произошло? – спросила Флоренс.

– Похоже, кто-то пытался убить Малика.

– Да, – кивнула Флоренс. – И мне теперь придется… – Голос ее дрогнул, и она замолчала.

В глазах Лейлы появилась тревога. Она покачала головой.

– Не надо, Фьоренца, не делай этого.

– А тебя они заставили в чем-нибудь признаться?

– В том, что я оказывала дурное влияние на Газзи.

Флоренс опять улыбнулась:

– Ну это не новость. А что обещали взамен?

Женщины обменялись пристальными взглядами.

– Сотню ударов плетью, – ответила Лейла.

– О господи, Лейла…

Это был смертный приговор. Неужели она об этом не знала?

– В конце концов, это не намного хуже, чем те ужасные школы, куда меня отправляли в детстве. Потом они вышлют меня из страны. – Она выдавила улыбку. – Надеюсь, куда-нибудь на юг Франции, а не в мрачную местность в окрестностях Сахары. А ты, Фьоренца? Что они сделают с тобой?

– Депортируют, – солгала Флоренс. – Похоже, я тут всем надоела.

В этот момент открылась дверь и вошел охранник.

Поняв, что их сейчас разлучат, они крепко взялись за руки.

– Значит, увидимся на юге Франции, – сказала Флоренс.

– Договорились. На юге Франции. И упьемся шампанским в стельку.

– Храни тебя Бог.

– И тебя, моя дорогая. Аллахмаа'ек йехфатхек. Эшуфек бихеер.

О том, что он должен немедленно вернуться в Париж, Делам-Нуара известили ледяным голосом по телефону. Самолет уже ждет, и этому рейсу матарские власти дали разрешение на посадку. Делам-Нуар все понял.

Наклонившись вперед, он попросил у водителя сигарету. Хорошо, что он на Ближнем Востоке. Здесь курят буквально все. Сам он бросил более сорока лет назад после тяжелого приступа депрессии и стыда, когда ему пришлось прижигать сигаретой грудь несговорчивого заключенного в Алжире, чтобы развязать тому язык. Теперь он с удовольствием закурил, втянул дым и откинулся на спинку кожаного сиденья с той безмятежностью, которую приносит с собой лишь окончательное поражение. Через секунду он решил сделать последний звонок принцу Баваду в Каффу. Скорее из любопытства, чем по какой-либо иной причине.

Бавад начал немедленно отчитывать Делам-Нуара в самой жесткой манере. Делам-Нуар пропустил этот поток брани мимо ушей, как пропускал пустынные пейзажи за окном автомобиля. Его больше интересовал страх Бавада, который он ощущал почти физически.

– А каково будет решение касательно этих женщин? – спросил Делам-Нуар, глубоко затягиваясь сигаретой.

Он получал от нее истинное наслаждение. Как жаль, что он не курил так долго.

– Малик собирается убить их завтра! – завопил Бавад.

– Вас вроде бы это должно радовать, mon prince. В конце концов, это именно то, чего вы столько времени добивались.

– Вы что, не понимаете, что это осложнит ситуацию? Значительно осложнит! Его Величество в ярости!

– Ну так сделайте что-нибудь.

– Этот маньяк закрыл границы и выслал оттуда всех. Мы не можем ничего сделать!

– Когда нет альтернативы – нет и проблем. Знаете, кто мне это сказал? Сам де Голль. Я его хорошо знал.

– Это вы во всем виноваты!

– Да что вы говорите.

– Он хочет убить эту женщину, Флоренс, только из-за того, что вы без конца отговаривали его от этого! А теперь он вас так ненавидит, что убьет ее просто вам назло!

– Я в самом деле всегда считал, что убийство этих женщин будет ужасной ошибкой с точки зрения общественного мнения. Но мне ведь известно, насколько вам всем тут нравится рубить головы. Так что можете теперь наслаждаться этим своим национальным спортом. – Делам-Нуар еще раз глубоко затянулся благоухающим турецким табаком. – Думаю, что очень скоро почва под вами поплывет, как зыбучие пески, mon prince. Передавайте привет королю. Au revoir.

И Делам-Нуар нажал на кнопку отбоя, успев подумать, что не часто в жизни проделывал это с таким удовольствием.

Самолет уже ждал его. Они прислали за ним его собственный реактивный лайнер. Со всеми удобствами. На борту вместо очаровательной Селин, которая обычно ему прислуживала, оказались двое мужчин. Делам-Нуар радушно их поприветствовал. Он знал, что любое его слово, любое действие и любой жест станут предметом разговоров в определенных кабинетах в Париже уже на следующий день – и, в общем-то, в течение еще многих лет, – поэтому решил сделать все от него зависящее, чтобы эти разговоры велись с интонациями почтения и даже восхищения, если возможно.

– Ну что, – сказал он, – может, выпьем?

Вынув припрятанную Селин в укромном местечке бутылку виски сорокалетней выдержки, Делам-Нуар налил по стаканчику своим молчаливым гостям, а когда самолет взмыл в небо и полетел над сверкающим голубым Заливом, готовясь к развороту на запад, поднял свой стакан и сказал:

– За Новый Матар!

Через два дня в газете «Фигаро» появился некролог:

Флоренс была довольна, что это произойдет не в торговом центре.

Всю вторую половину дня ее мучила мысль о том, что ей отрубят голову именно там и тогда последним, что она увидит в этом мире, станет кафе «Старбакс». В самой смерти не было ничего позорного, однако она не хотела умирать в эпицентре распродажи женских туфель с 30-процентной скидкой.

Машина остановилась. Флоренс выглянула в окно и увидела, что ее привезли на какую-то площадь. Судя по всему, это была площадь Рэндольф, ныне площадь Ясгур. Флоренс раньше ходила сюда за покупками. Здесь была палатка, в которой продавали чудесные персики.

Вокруг эшафота стояла толпа из нескольких сотен человек, в основном женщин. Все они тихонько стонали и подвывали, как подобает арабским женщинам, которых согнали смотреть на очередное отвратительное действо. Тут же крутился какой-то мулла с мегафоном. Он увещевал собравшихся и просвещал их на тему злодейской сущности Флоренс, ее безбожия и вероломства в попытке убить великого имама, да благословит Аллах его искалеченное тело.

Флоренс нервно огляделась в поисках Лейлы, а затем спросила сопровождавшего ее офицера – здесь ли будут наказывать шейху. Он ответил, что экзекуция Лейлы должна состояться в торговом центре, и Флоренс нахмурилась. Впрочем, в таком случае Лейла не увидит ее казни. Да и Флоренс не придется смотреть, как ее подругу забивают насмерть перед входом в «Старбакс». Воистину милосерден Господь.

В этот момент по толпе пробежал ропот. Через волнующееся море женских фигур, укутанных в свои одеяния, к Флоренс двигался высокий матарский мужчина из племени кали-сад, известного тем, что из него родом были все матарские палачи. Следом за ним шли мулла и капитан департамента общественного здоровья с пистолетом в руке.