— Вероятно, вы после войны въехали сюда? — продолжала допытываться Софья Алексеевна, подталкивая ее бросить официальный тон.
— Этот дом построил и потом эту квартиру оборудовал архитектор Леонард Прокопович, отец моего мужа,— так же невозмутимо проговорила Полина Георгиевна и замолчала. Лицо ее было бесстрастно.
— А вы, вы кто же? Видите, какая я настырная! Я предупреждала! — Софья Алексеевна продолжала излучать радость и расположение.
— Мы с мужем архитекторы, работаем в одном проектном институте,— словно нехотя, сказала Полина Георгиевна.
— Вместе! Вот здорово! — еще пуще обрадовалась Софья Алексеевна.— Друг у друга на глазах! Взаимный контроль! Ни поухаживать, ни пофлиртовать... Тоска, а? — Она лихо подмигнула и подвинулась ближе к хозяйке.— Полина Георгиевна, миленькая, я болтушка, не обращайте внимания. Я очень хочу, чтоб Саша и Юра подружились.
— Анна Семеновна со мной говорила, я в курсе...— По ровному тону ее нельзя было понять, согласна она или нет.
— Да, да, да,— заторопилась Софья Алексеевна,— он у вас прекрасный мальчик: вдумчивый, серьезный. Вы умеете правильно воспитать. А мы своего упустили! Отцу все некогда. Я человек легкомысленный. Он должен перейти в девятый. Поступить в институт. Иначе отец не переживет! Теперь вся надежда на Юру. И на вас. Научите, как воспитывать сына. Откройте секрет!
— Секрет...— Наконец Полина Георгиевна улыбнулась, чуть-чуть, одними глазами.— Секрет в секрете!
Софья Алексеевна не успела расспросить, что это значит,— вошел отец Юры Станислав Леонардович. Он с удивлением посмотрел на гостью, поклонился.
— Вот так,— сказал он, над чем-то иронизируя.— Совет опять затянули. Ужинали?
— Нет, конечно. Сейчас все вместе попьем чаю. Знакомься, мать Юриного соученика...— Она замялась, припоминая имя-отчество.
Софья Алексеевна первая протянула руку, крепко пожала его вялую ладонь, представилась и бодро добавила:
— Ваши новые друзья, надеюсь!
— Очень приятно! — Станислав Леонардович снова поклонился, оценивающе оглядел ее с ног до головы и неожиданно сказал, посмеиваясь: — Друзей у нас не так много.
Полина Георгиевна бросила на него быстрый взгляд и взяла Софью Алексеевну под руку.
— Пойдемте ставить чайник — покажу вам кухню.
Станислав Леонардович проводил их взглядом и удалился в свою комнату.
9.
По деревянной винтовой лестнице Саша поднимался, как на капитанский мостик. Саше было не по себе — он внутренне весь сжался. Как его встретит Юра у себя дома? Если с такой же царственной снисходительностью, как сейчас внизу его мать... Саша видел унижение мамы и страдал. Один только высокомерный взгляд, одна надменная нотка в Юрином голосе — и он им покажет! Там, в шахматном подвале, Юра назвал Сашу своим другом. Но это старик его вынудил...
На середине лестницы Саша был уже предводителем пиратов и готовился захватить и корабль, и его капитана. А корабль мчался по бурному морю, гигантские валы пушечными ядрами били в борта, отчаянно скрипели мачты, которые пора уже было рубить...
— Вот хорошо,— сказал Юра,— подержи, пожалуйста, тот конец линейки!
Он сидел на полу и рисовал заголовок для стенгазеты.
Саша присел на корточки и прижал линейкой загибавшийся край ватмана.
— Нет у меня глазомера! — говорил Юра, медленно проводя фломастером малиновую полосу.— Все время с линейкой — вдвое медленнее... Отпускай! Ровно, как по-твоему?
— По-моему, косо! — все еще угрюмо проговорил Саша.
— Да, явно.— Юра даже вздохнул от огорчения.— Вот у отца глазомер! Без всякой линейки карандашом, пером, кисточкой — и параллельно, и под нужным углом... И расстояния определяет на глаз до миллиметра! Тренировка! Мне бы так...
— Тебе-то на что? Тоже архитектором?
— Нет, у меня другое...— Он усмехнулся.— Есть кое-какие планы... Ну, Саня, как теперь поправить эту линию?
Саня! Так его еще никто не называл. В классе, во дворе только Шубин или Цезарь. Кличка Цезарь была связана вовсе не с римским императором, а с дряхлым псом из соседнего двора. Дурацкая история, о которой не любил вспоминать... Мама называла Сашкой, отец сыном. Саня! Даже ласково...
— От конца полосы провести вторую линию, параллельно краю, пусть расходятся лучом.
— Идея! — обрадовался Юра.— Молодец! Ну-ка, наметь карандашом. А знаешь, так даже лучше! Интереснее. Надоела симметрия. Теперь бы где-то еще такую полоску — уравновесить, или не надо?
— Не надо! Будет слишком. А если луч оставить белым, а вокруг забрызгать?
— Отлично! — сказал Юра.— Пульверизатор имеется.
Они провозились с газетой больше часа. Уже дважды их звали ужинать.
Когда мальчики спустились, стол был накрыт и Софья Алексеевна в переднике разливала чай.
Станислав Леонардович явился в синем с белым спортивном тренировочном костюме, ладно облегавшем его стройную фигуру. При виде хозяйничающей Софьи Алексеевны весело удивился:
— Жена вас сразу запрягла! Это она умеет.
Полина Георгиевна реагировала почему-то чересчур серьезно:
— Инициатива не моя, Станислав Леонардович!
— Замечаете, Софья Алексеевна, с юмором у нас не очень! — Станислав Леонардович улыбнулся и пожал плечами.— Я рад нашему знакомству.
— Вот и хорошо! — сказала Софья Алексеевна и передала ему чашку.— Я вам — покрепче, ничего?
— Вы угадали: как все старики, пью чифирь.
Полина Георгиевна метнула на него взгляд и склонилась к своей чашке.
Напряжение, возникшее за столом, разрядилось неожиданно: Саша, почувствовав, что страшно голоден, положил себе на тарелку три куска кекса и уже потянулся за четвертым, когда Софья Алексеевна заметила и подняла тревогу:
— С ума сошел! Тебя что, дома голодом морят? Оставь другим, каждому хочется!
Саша стал пунцовым, протянул свою тарелку Юре.
— Хотишь?
— Как ты сказал? — завопила Софья Алексеевна.— «Хотишь»?
— Хочете? — поправился Саша, обращаясь ко всем.
— О господи! — задохнулась Софья Алексеевна, хватаясь за голову.— Осрамил, опозорил!
Все с облегчением рассмеялись. Юра придвинул к нему тарелку с кексами.
— Спасибо, Саня,— сказал он как ни в чем не бывало,— я вообще сладкого не ем.
Конечно, к кексу Саша так и не притронулся.
10.
— Ну, учудил, Сашка!.. Сын редактора! Ничего себе, товарищ круглого отличника,— говорила Софья Алексеевна по дороге домой, шагая без разбора по лужам и при каждом погружении взвизгивая.— Недоросль!
— Подумаешь! — Саша обрел обычную уверенность и шел небрежно, вразвалочку.— И никакой я ему не товарищ. «Сладкого не ем»! Выпендривается...
— Неужели не понимаешь, он тебя выручал. Заграбастал весь кекс, ни о ком не подумал.
— Я же не обедал!
— Не хватает тебе тонкости... У него учись! Как в его комнате?
— Чего «как»? Нормально.
— Книг много?
— Не заметил.
— Ты ж там целый час торчал!
— Газету делали...
— Ну есть там телевизор, магнитофон, гитара?
— Шахматы расставлены...
— Видишь! А у тебя? Одни кассеты с какофонией!
— Ругаешься...
— Я не ругаюсь. Я хочу, чтобы ты поумнел.
— А на что это нужно?
— Как на что?! — Софья Алексеевна остановилась посреди обширной лужи.— Как на что?! Ты не хочешь, чтоб тебя хвалили учителя, ставили другим в пример, уважали?
— Не хочу.
— Тебе не интересно прочесть замечательные книги великих писателей, услышать прекрасную музыку, узнать тайны природы?
— Не интересно.
Софья Алексеевна застонала:
— Кошмар, Сашка, ужас!
— Мама, ты промочишь ноги.— Он взял ее под руку и вывел из лужи.— Живу же я без этого.
— Но как живешь! Прозябаешь! Обкрадываешь самого себя!
— Что ты переживаешь? Мне-то хорошо!
— Это самое страшное, Сашка!
Некоторое время они шли молча. Саше уже казалось, что разговор исчерпан и он вновь свободен. Свободен от необходимости кому-то подражать, куда-то стремиться. Но Софья Алексеевна перед самым домом опять остановилась.
