Анна Семеновна обрела позицию.
Юру Прокоповича она считала своим творением. Она ваяла его, как Давида. Этого стройного светловолосого мальчика Анна Семеновна приметила еще год назад. Тогда он почти не выделялся среди одноклассников. Почти... Но почему-то он держался особняком, ни с кем близко не сходился. У доски, если сразу не мог решить задачу, краснел пятнами и кусал губы. Подсказок не принимал — вскидывал брови и высоким, резким голосом отчеканивал: «Не нуждаюсь!»
Анна Семеновна разглядела в нем острое, сосредоточенное самолюбие. Стала при подходящем случае осторожно его похваливать. Мальчик принимал похвалы с гордой сдержанностью. Она поняла, что почва благодатная, и начала понемногу выделять его. Когда очередная жертва у доски путалась и забредала «не в ту степь», как любила шутить Анна Семеновна, она весело бросала: «Юра, выручай!» Однажды он не сумел выручить. Сказать «не знаю» стоило ему громадных усилий. К следующему уроку он загодя знал весь материал. Обычно, выводя доказательство, Анна Семеновна на полпути останавливалась, ожидая чьей-нибудь догадки. И теперь чаще всего один Юра уверенно договаривал с места. Скрывая радость, Анна Семеновна изображала удивление: «Ну и ну! Гений!» Это разряжало обстановку и предотвращало озлобление других.
Вообще Анна Семеновна ловко поставила себя в классе, в котором к тому же была классным руководителем. Ребята воспринимали ее почти как свою. Да и внешне она не очень-то отличалась от рослых модничающих старшеклассниц. Она входила в интересы ребят искренне. Получалось даже, что она и они — одна компания — «мы», а другие — учителя и родители — «они», враждебный лагерь. Но вместе с тем она как-то ухитрялась не допускать полного слияния — дистанция сохранялась. И дети не удивлялись и не обижались, когда она вдруг отделялась категоричным суждением, властной интонацией. Может, оттого, что математик она была хороший. Дети чувствовали ее свободу в предмете — преподавала она толково, ясно. На уроках царили порядок и увлеченность.
Вот почему Анна Семеновна после урока так просто взяла Юру под руку и отвела к окну в коридоре. На подбежавших девчонок прикрикнула:
— Не мешайте, мы секретничаем! — И сказала ему прямо, без околичностей, знала, что поймет: — Юра, готовься на медаль.
Глаза у него сверкнули, он молча кивнул.
Вскоре о Прокоповиче заговорили и другие учителя. Он становился гордостью школы. Анна Семеновна, уже не стесняясь, говорила о нем многозначительно: «Мой воспитанник!»
Одна капелька дегтя отравляла ей радость: реплика, брошенная на педсовете. Обсуждались кандидатуры в учком. Анна Семеновна предложила Прокоповича. Никто не возразил. Но Лаптев, по обыкновению смущенно похохатывая, проговорил, будто про себя: «Эгоист он изрядный...»
На реплику никто, кроме нее, внимания не обратил. Но это грызло. Как пятнышко грязи на зеркале. Кроме того, она уже успела заметить: несмотря на молодость — Лаптев вышел из института всего годом раньше,— он никогда не говорил необдуманно. Значит, при случае мог испортить ей игру...
Разговор с Шубиной подсказал решение задачи.
На следующий после дискотеки день Анна Семеновна привела Юру в учительскую. Они были одни. За этот год Юра очень вырос, и Анна Семеновна должна была задирать голову, что немного смущало. Но она преодолела неловкость.
— Юра, есть мнение, что ты хороший ученик, но плохой товарищ.
Мальчик выжидательно молчал. Анна Семеновна снова испытала неловкость, она не понимала, почему так трудно сказать простую и очевидную вещь.
— Говорят, что ты помогаешь только самому себе.
Он продолжал молчать с невозмутимым лицом. Чувство, которое ей мешало, было похоже на стыд. Но она переступила.
— Когда дойдет до медали, это может помешать. Понимаешь?
— Понимаю...— неуверенно протянул он. Взгляд его ушел внутрь — он включал свой компьютер.
— Юра, назвался груздем, полезай в кузов!
Они пристально посмотрели друг другу в глаза. Он понял.
— Я готов помогать. Кому?
Анна Семеновна весело тряхнула головой:
— Молодец! Я и не сомневалась. Шубину.
— Но ведь он уходит из школы.
— Его уходят. На нем поставили крест. Все. Даже я. Ты можешь совершить чудо.
Он заколебался.
— Я так занят... Учком, шахматная секция... И сумею ли? Вдруг ни с того ни с сего стану им командовать... По какому праву?
Нужно дать ему опору.
— По праву умного! Люди никогда не станут равны во всем. Всегда одни будут умнее других. Всегда одни будут вести за собой других. Так что не трусь, Прокопович, докажи, что я в тебе не ошиблась.
Он самодовольно усмехнулся. И она изложила свой план. Ясно и откровенно. Кроме разве одного: зачем это понадобилось лично ей. Впрочем, Юру это и не интересовало...
6.
— Александр, ты сейчас ничем не занят?
— Занят, как видишь!
— Не вижу.
— Протри очки!
Они стоят в коридоре у стены с панно, на котором голубое небо и розовые облака. Как на вершине. Кажется, Саша собирается драться. Наклонил голову, глаза прищурены, кулаки сжаты добела. Вероятно, ждет только слова от этого учкомовского фанфарона, чтобы ринуться... Вчера Саша опять прогулял — поболтался на улице, сбегал в кино... Хорошо еще, Илонина заболела — не встретила его утром своим шипением... Если этот тип решил ее заменить — начнет его воспитывать, он не пожалеет его белоснежной рубашки, аккуратного пробора по линеечке, пусть только снимет очки...
— Ты не мог бы мне помочь?
— Чего? — Внимание, начинается.— Тебе?
— Мне.
— Сочинение сочинить? Примерчик сообразить?
— Это я сам умею.
— А-а, убрать за тебя класс... Холуй нужен! Сейчас, сейчас, разуюсь только...
Прокопович невозмутим. Серые глаза за стеклами очков непроницаемы. Он вытаскивает из кармана маленькую шахматную доску с плоскими фигурами.
— Помоги разобрать окончание... Ты за белых, я за черных,— говорит он, быстро размещая фигуры.— Король в центре.
Да он просто издевается!
— В гробу видел я твоего короля!
— Второй день бьюсь... Твой ход.
Кажется, он действительно серьезно. Ну, чудак!
— Послушай, я же в этом деле не секу.
— Как фигуры ходят, знаешь?
— Ну!
— Двигай.
— На что тебе?
— Домашнее задание... Белые начинают и выигрывают.
Король был так соблазнительно беззащитен.
— Чего ж тут думать? Каюк!
Саша двинул пешку. Юра подумал и отступил королем. Саша двинул вторую пешку... Через минуту его охватил азарт — гоняться за королем было интересно. Сейчас он его припрет к последней линии, загонит в угол... И вдруг Юра заслонился конем. И не подступишься!
— То-то! — сказал Прокопович.— Этот вариант я уже проиграл...
Трое малышей остановились около и с уважением наблюдали за игрой. Саше неожиданно очень захотелось, чтобы здесь оказалась Илонина и увидела его с Прокоповичем за шахматами. Поперхнулась бы от удивления. Небось не знает, как и пешкой ходить!
— Давай по-другому...— сказал Юра.
Но прозвенел звонок.
— Можно после уроков,— великодушно предложил Саша.
— После уроков еще успеть на секцию... Далеко добираться...— Юра стал складывать шахматы.— Вечером что делаешь?
Вечером? Что он делает? Обычно с Тэдом и Жекой шатается по двору. Или сидит с ними на разбитых помидорных ящиках у входа в магазинный подвал. Время от времени из подземелья поднимается всклокоченная голова Петуха, работающего там подсобником, и в них летит то помидор, то яблоко. Они лениво жуют, сплевывая по сторонам. В свободную минуту Петух присоединяется к ним, сообщает магазинные новости: кто заболел, кто напился, кто с кем поругался. Подходят девчонки из соседнего двора, иногда с гитарой... Когда на разных этажах начинают хлопать оконные рамы и возмущенные голоса грозят милицией и родителями, не удостоивая ответом, неторопливо разбредаются по домам...
— Что делаю вечером? Что надо, то и делаю. А тебе что?
