Саша спрятал записку в карман.

Урок шел своим чередом, к радости учителя.

27.

«Дойду!.. Дойду!.. Дойду!..» — не переставая, твердил про себя Саша, поочередно толкая вперед лыжи и остервенело вонзая палки в снег. Сердце колотится в горле, и вокруг на всей планете нет воздуха. Догнать Юру! Умереть, но догнать!

Он бежит третий круг. Вот снова — на опрокинутом ящике Вячеслав Игнатьевич, смотрит на секундомер, черкает в блокноте, подбадривает:

— Шубин, не сбавляй! Не сбавляй — хорошо идешь!

Вероятно, то же самое кричит и другим. Но верится: ты фаворит! Ты победитель! Ноги начинают дурить: отказываются бежать... Вперед! Вперед! Перед ним синяя шапочка, красная куртка...

— Лыжню,— хрипит он,— лыжню!

Илонина делает шаг в сторону, оборачивает к нему раскрасневшееся лицо, что-то говорит. Но он слышит только шорох лыж и свое шумное дыхание.

На четвертом круге стало легче. Ног уже не чувствует — они идут сами в ровном темпе. Грудь свободно дышит. И он видит Илонину в стороне от лыжни. У ее ног на корточках Юра, что-то делает с ее креплением...

Подводя итог, Вячеслав Игнатьевич выделяет нескольких, в том числе и Шубина. Затем делает паузу и торжественно добавляет:

— Последними пришли Прокопович и Илонина. А я ставлю их наряду с победителями! Почему? Илонина шла неплохо; на третьем круге у нее сорвалось крепление. И Прокопович, который мог обойти многих, если не всех, остановился и помог Илониной связать крепление и дойти до финиша. Вот настоящий спортивный поступок! Оба получают зачет с звездочкой!

«Звездочку» Вячеслав Игнатьевич придумал как награду за благородство в спорте.

Ребята закричали «ура!». Авторитет Юры поднялся еще выше, если это вообще было возможно.

Саша вспомнил: Таня что-то сказала ему тогда, на лыжне; может быть, просила помочь. Он не понял, отмахнулся, охваченный одним стремлением победить.

Возвращались в школу гурьбой. Вячеслав Игнатьевич рассказывал смешные истории из спортивной жизни — в молодости он был в республиканской сборной. Юра и Таня шли рядышком, а Саша плелся сзади и чувствовал себя ничтожным и одиноким. Опять проиграл. Юра во всем впереди, всегда!

Через два дня Юра и Таня начали репетировать сцену у фонтана.

28.

Анна Семеновна готовилась к совещанию. Текст выступления был в основном написан. Одобрила завуч, одобрила и директриса. Анна Семеновна предложила обсудить текст на педсовете, директриса пресекла категорически:

— Блажь! Один ум хорошо, два хуже, три — совсем плохо! А ты у меня умница! Свой ум и покажешь, не комплексный! — Ударение на «е» директриса делала в качестве иронии и презрения.

Страшили неизбежные вопросы с мест. Анна Семеновна пыталась предугадать, придумывала самые каверзные и ответы искала, листая сочинения знаменитых педагогов прошлого: от Эразма Роттердамского до Василия Сухомлинского.

А тут еще проклятый червячок сомнения, поселившийся в душе с той лаптевской репетиции... Совещание приближалось неотвратимо, а она все медлила объясниться с Лаптевым. Но объясниться было необходимо, чтобы обрести наконец внутреннюю уверенность, без которой, она знала, выступить не могла.

Подтолкнула ее директриса. Как всегда, на ходу бросила:

— Блестящая идея — на совещании с трибуны приглашу весь зал к нам на Пушкинский праздник! А? Гениально! Да ты не паникуй, придут единицы. Но эффект! Так что проверь, как там идет подготовка. А то я Андрея Андреевича знаю: завиральные идеи...

Анна Семеновна решилась. На ходу разговаривать не хотелось. Пришла шальная мысль. Выбрала минуту, когда Лаптев в учительской был один.

— Андрей Андреевич, вы сегодня вечером заняты?

Он поднял на нее отсутствующий взгляд.

— Да... Нет... Что?

Рохля! Сейчас кто-нибудь войдет и помешает.

— Вечером! Сегодня! Свободны?

— Простите, задумался... Вечером? Я всегда свободен... Хотя всегда как-то занят...— Он виновато улыбнулся.

— Прекрасно! Сегодня вечером вы у меня!

— У вас вечерняя консультация?

С ним можно рехнуться.

— Да не здесь. Дома. У меня дома.

— Вы приглашаете меня в гости?

— Именно!

Он засуетился, собирая свои тетради.

— Как же я успею? Нужно подарок...

— Зачем подарок? Зову на разговор, серьезный разговор.

Он облегченно вздохнул.

— Мне, знаете, послышалось «именины»... Зарплата только завтра... Ну, думаю, оскандалюсь! — И, смеясь, простодушно глядя ей в глаза: — Хуже губернаторского, знаете ли!

Анна Семеновна подробнейшим образом объяснила, как найти дом, квартиру. Заставила его повторить весь маршрут.

— В семь часов. Ровно в семь!

Он с деловым видом сверил с ней часы.

Явился он в половине девятого. С тортом.

Анна Семеновна уже три раза кипятила чайник, дважды выбегала в подъезд, подозревая, что он плутает возле дома. Налетела на него:

— Часы испортились? Пожар в доме? Трамвай сошел с рельсов?

— Да нет,— сказал он, снимая пальто и, очевидно, не замечая урагана,— очередь, знаете ли...

— Потерять вечер из-за торта, который, кстати, мне даром не нужен!

Он улыбнулся своей виноватой улыбкой:

— Я бутылки сдавал. Народу!..

Чай на журнальном столике. Лаптев утопает в мягком кресле, ест торт, блаженствует.

Анна Семеновна начинает с поручения директрисы. Осторожно, опасаясь взрыва. Но Лаптев, который обычно не позволяет вмешиваться в свои дела, сегодня настроен благодушно. Все идет, как он задумал. К середине мая программа будет готова. Превосходно. Остается определить дату, чтобы вовремя привезти костюмы — за каждый лишний день проката двойная плата. А ведь Лаптев, наверно, захочет генеральную репетицию провести в костюмах... Нет, для генеральной репетиции костюмы не понадобятся. Все будет необычно: и генеральная и концерт... Необычно? Директриса встревожится, она придает концерту большое значение — приглашено начальство... Что ж, это ее дело. Для него главное даже не концерт, а генеральная... И даже не столько генеральная, сколько самый процесс подготовки... Процесс? Но ведь должны же они в школе усвоить какой-то минимум знаний, научиться хотя бы грамотно говорить и писать, выразительно читать... Вот как? А он совсем не собирается делать их чтецами-декламаторами или «знатоками» для решения кроссвордов и игры в рулетку, то бишь в викторину «Что? Где? Когда?».

Лаптев начинает горячиться, и Анне Семеновне наконец удается подвести разговор к той температурной точке, с которой можно начать...

— Андрей Андреевич,— говорит Анна Семеновна,— вы мне мешаете работать!

Лаптев, взявший было с блюда ломтик торта, робко кладет его обратно. Озирается растерянно.

— Извините. Вы не предупредили... Сейчас уйду...— Он начинает выбираться из кресла.

— Не здесь! — с досадой говорит Анна Семеновна и взмахом руки вновь топит его в кресле.— В классе, в моем классе!

Лаптев поражен:

— Но чем же, Анна Семеновна?

— Вы не догадываетесь?

— Литература с математикой не пересекаются... к сожалению...

— Этого еще не хватало!

— Да, этого не хватает! — радостно восклицает Лаптев.— И я вам докажу...

— Погодите! — строго останавливает его Анна Семеновна.— Философия после. А пока о практике, Андрей Андреевич.

— Хорошо, хорошо, слушаю. Но мы к этому вернемся? Вы не забудете? Литература и математика — это так важно. Так давно мечтал... хотел с вами...

— Помолчите, пожалуйста! Ну вот, вы меня сбили.— Она потирает лоб.

— Извините. Вечно я не к месту...— Он снова берет ломтик торта и целиком запихивает в рот.— Шлаштена! — И прыскает от смеха.

— Так просто невозможно! Разговор важный, Андрей Андреич.

Лаптев нагоняет на лицо выражение усиленного внимания. Но глаза его предательски смеются.

— Вы не принимаете меня всерьез. Обидно!

— Ну что вы! — смущается Лаптев.— Это оттого, что мне у вас удивительно приятно, честное слово. Век бы не уходил! — От этих слов он теряется еще больше: — Бог знает, что болтаю... Но я весь внимание: важный разговор!