Василий крепко обнял дочь, но взгляд его тревожно скользил по лицу жены.

— Семён Петрович, — обратился он к лекарю, — доброй ночи. Как у нас дела?

Волжанский выпрямился, отложив какой-то медицинский прибор:

— Василий Фридрихович, Александр Васильевич, — он устало кивнул нам, — боюсь, симптомы возвращаются. Энергетическая пробоина снова даёт о себе знать. Температура понижена до тридцати пяти градусов, пульс слабый и неровный, давление упало. Магическая аура крайне нестабильна.

Лидия Павловна приоткрыла глаза:

— Вася… вы приехали… — голос её был едва слышным. — Хорошо, что вы дома… Вы заключили контракт?

— Не думай об этом, — Василий склонился над женой. — В Москве всё получилось. Но сейчас мы должны сделать всё, чтобы тебе стало лучше.

— Это я виновата, Васенька. Подумала, что достаточно выздоровела и засиделась за работой. Я просто переутомилась, а Лена такой переполох устроила…

Но лекарь едва заметно покачал головой, не сводя взгляда с Василия. Все уже понимали, что зло вернулось.

Я тем временем незаметно взял фамильное яйцо с прикроватного столика. Артефакт был тёплым от постоянной работы, но магические вибрации ощущались с трудом. Нужно было провести детальную диагностику.

Прикрыв глаза, я сосредоточился на артефакте в руках. Магические контуры были в идеальном порядке. Моя работа полуторавековой давности выдержала испытание временем — алгоритмы функционировали безупречно, силовые линии не имели ни малейших повреждений. Но вот самоцветы…

Александриты отказали первыми. Усилители высшего порядка выработали свой ресурс — вот почему артефакт работал слабее.

У них с этим всегда была беда — камни невероятно редкие сами по себе, а магические — и подавно. Во всём мире они добывались только в трёх местах, и месторождения иссякали. К тому же добывались в основном небольшие экземпляры — до одного карата. И поэтому не могли «жить» в артефактах столетиями.

Алмазы, рубины, изумруды и сапфиры в яйце ещё сохранили ресурс, но и он был конечен.

— Что с артефактом, Саш? — тихо спросила Лена.

Я открыл глаза и констатировал:

— Техническое состояние яйца идеальное. Но энергетический ресурс самоцветов подходит к концу. Александриты вышли из строя.

Я протянул артефакт Василию, чтобы он убедился лично. Отец покрутил яйцо в руках, оценил контуры и мрачно кивнул.

— В текущем режиме работы — две недели, и всё равно без александритов сила артефакта будет небольшой. У меня осталось несколько камней в личных запасах. Я могу попробовать заменить их, но вмешиваться в работу прадеда…

Дело было даже не столько в почтении потомка к предку или нарушении исторической ценности яйца. Василий не считал себя равным предку и попросту боялся испортить артефакт. Опасения справедливые, хотя я и мог помочь сделать всё правильно. Но Василий-то об этом не знал…

Лекарь кивнул:

— Это объясняет возвращение симптомов. Целебное воздействие ослабевает, и организм Лидии Павловны хуже справляется с последствиями пробоины…

Я забрал артефакт и поставил обратно на столик. Время поджимало, и нужно было принимать решения.

— Замена александритов не решит проблему, — сказал я. — Исцелить энергетическую пробоину сможет только мощный изумруд. Поэтому я предлагаю не трогать яйцо и сосредоточиться на создании нового артефакта.

Отец задумчиво кивнул.

— Логично. Но изумруд с нужными характеристиками будет стоить около шестидесяти тысяч… И то если повезёт.

Ещё один неудобный момент. Государство, владевшее монополией на сбыт магических самоцветов высшего порядка, продавало их… на государственных аукционах. Нет, в целом можно было понять желание окупить гигантские расходы на добычу камней, но артефакторам от этого было не легче.

Для артефакта Лидии Павловны требовался уральский изумруд исключительной чистоты весом не меньше пяти карат. Без облагораживания — это важно для самоцвета. Даже немагический камень с такими параметрами стоил целое состояние.

— Я выясню, какие лоты готовятся к продаже, и подам заявку, — сказал Василий.

Лекарь лишь сокрушённо покачал головой. Оно и понятно, речь шла о немыслимой сумме. Лена тут же принялась считать:

— Так, мы можем продать ещё кое-что из нашей коллекции. Плюс можно взять кредит в банке на недостающую сумму… Почти всю выручку мы вложили в производство…

Я рассеянно слушал её выкладки о ситуации. Ничего нового.

Разве что придётся вспомнить о конфискованной даче в Леашово и выяснить, пережил ли мой тайник архитектурный энтузиазм потомков.

С утра я отправился в Комитет по управлению государственным имуществом.

Здание на Исаакиевской площади производило впечатление неприступной крепости бюрократии — серый камень, множество окон в строгих рамах и вывеска, которая одним своим видом обещала часы томительного ожидания.

Внутри царила атмосфера казённого дома. Высокие потолки, паркетные полы, поблёкшие от времени портреты государственных деятелей на стенах. Повсюду сновали чиновники с папками, их шаги гулко отдавались в просторных коридорах.

— Вопросы по конфискованному имуществу — второй этаж, кабинет двести восемнадцать, — сообщила девушка за информационной стойкой, даже не подняв глаз от журнала регистрации.

Поднявшись по широкой лестнице, я обнаружил длинный коридор с деревянными скамейками вдоль стен. На них терпеливо сидели люди с кипами документов. Очередь к моему кабинету состояла из семи человек.

Устроившись на свободном месте, я принялся наблюдать за работой бюрократической машины. Дверь кабинета открывалась каждые пятнадцать-двадцать минут, выпуская очередного посетителя. Выражения лиц выходящих варьировались от растерянного до откровенно мрачного. Ни одной улыбки я не увидел.

Передо мной сидел пожилой купец, нервно теребивший шляпу. Он бормотал что-то про «незаконную реквизицию складов» и «произвол чиновников». За ним устроилась дама в траурном платье, судя по обрывкам разговора, пытавшаяся вернуть конфискованное имение покойного мужа.

Наконец, подошла моя очередь. Я вошёл в просторный кабинет с высокими окнами, выходящими во внутренний двор. За массивным дубовым столом сидел чиновник лет пятидесяти в мундире, с аккуратно подстриженной бородой и в очках с толстой оправой. Табличка на столе гласила: «Евгений Иванович Соколинский».

— Слушаю вас, — произнёс чиновник, не отрывая взгляда от документов.

— Александр Васильевич Фаберже. Вопрос касается дачи в Левашово, конфискованной в счёт погашения долговых обязательств нашей семьи.

Соколинский поднял глаза и внимательно посмотрел на меня:

— А, знаменитая династия ювелиров. Припоминаю ваше дело. — Он порылся в картотеке и извлёк толстую папку. — Усадьба площадью девять десятин с жилыми и хозяйственными постройками. Конфискована в счёт возмещения ущерба государству согласно…

— Совершенно верно, — ответил я. — Меня интересует возможность возврата данного имущества. И способы.

Соколинский покачал головой:

— Боюсь, что этот объект был взыскан в полном соответствии с законодательством. Ваша фирма оказала императорскому двору услуги ненадлежащего качества. И поскольку ответственным за оказание услуги считается Василий Фридрихович Фаберже, то конфискация была проведена в счёт личного имущества.

Я вытащил из папки заключение суда.

— Да, мне это известно. Однако позже суд установил истинного виновника и оправдал моего отца. Пожалуйста, ознакомьтесь с судебным решением. Я хочу выяснить, как действовать дальше.

Соколинский пробежался по вердикту и вернул мне документ.

— Да, всё верно, Александр Васильевич. Вы доказали невиновность вашего отца в совершении преступления и наказали истинного негодяя. Однако, увы, это ничего не меняет. Поставщиком императорского двора числится фирма Фаберже. И ответственность несёт её владелец, то есть ваш отец. Точнее, он уже понёс её. И скажу откровенно, вашей семье повезло отделаться только лишь дачей…