Смотрю не менее мрачно на почти мужа.

— Раб, Габриэль. Это был раб, даже, если его называть слугой, — я тоже помрачнела, — и что мне могло, не понравиться? Вышколенное или выдрессированное поведение? Не к чему придраться.

— Тогда, я не понимаю, — Габриэль подошел близко, всматриваясь в мое лицо.

Я громко выдыхаю, приготовившись и здесь отстаивать свою точку зрения. С Эмметом это было легко, он услышал, принял, выполнил, а вот, император Юнара не понял, хоть и прислушался, я все-таки Вира.

Здесь же, другое. Габриэль станет моим мужем и мне требуется, чтобы он меня понял.

— Мне не нравится рабство. Когда я, гуляю на свободе, делаю что хочу, я хозяйка своей жизни, то когда, рядом появляется невольник, даже, если ему ничего плохого не делают, становится не по себе. Мне их жалко, да и сам факт рабства оскорбителен, Габриэль.

Мужчина хмурится сильнее, но вижу, он обдумывает мои слова.

— Анна, а что, по-твоему, делать с преступниками? Содержать их в заключении? Отправлять на задворки Цирона на какие-нибудь тяжелые работы? — Габриэль начал заводиться, в голосе проскользнули раздраженные нотки, — в их положении, они ходят сытые, одетые и даже время для отдыха у них есть!

Помня, о взрывном характере Габриэля, глажу его по щеке, надеясь, что это его переключит и действительно, Габриэль выдыхает, целует мою ладонь. Но, смотрит все равно давяще, как император, а не мой Вир.

— Габриэль, выключи императора, пожалуйста, — стараюсь говорить спокойно, но все же, мне некомфортно сейчас.

Губы Габриэля дергаются в улыбке, в глазах появляются смешинки.

— Но, я император, Анна.

— Сейчас, я разговариваю со своим Виром, а не императором, — смотрю упрямо, помню, нельзя сдавать позиции, нужно быть уверенной с ним и это срабатывает.

Габриэль усмехается, и облокотившись бедром о стол, скрещивает руки на мощной груди.

— Хорошо, моя Вира, что делать с рабами?

— Когда, это действительно, преступник, то, его, несомненно, следует заключить под стражу, отправить на тяжелые работы и так далее, но, скажи, в твоем доме, сколько рабов, которые совершили тяжкие преступления?

— Ни одного.

— Да, полагаю, все эти Виры военнопленные или те, кто совершил незначительные преступления?

— Именно, так же, как и на Юнаре, — голос Габриэля все еще мрачен.

— Я не понимаю, почему нельзя обменяться пленными? Для чего, держать у себя тех, кто, по сути, выполнял долг? Точно такие же, твои поданные там, на Юнаре, остаются столько лет в рабстве, без шанса увидеться с семьей.

— Не у всех она осталась, Анна.

— Но, возможность жить своей жизнью должна быть у всех. Вы больше не воюете. Почему нельзя договориться об обмене? Отпустить тех, кто не совершил плохого?

— Анна, я понял, что ты хочешь сказать. Но, многие служат в семьях уже по половине жизни, а то, и больше. Не каждый захочет вернуться домой, как минимум потому, что некуда.

— Предложи им работу. Пусть каждый, кто хочет остаться на своем месте будет нанятым работником с оплатой труда и личным временем, а не рабом без прав.

Габриэль задумался. Он мрачно поглядывал на меня, но, я видела, он не пропустит мимо все мои слова.

Улыбаюсь ему, и Габриэль лишь, усмехается, улыбаясь в ответ.

— Так, моя Вира, на время пребывания, убрать с твоих глаз всех рабов? — он подходит ко мне, ведет теплыми ладонями по моим предплечьям, аккуратно, почти, невесомо и крайне приятно.

— Да, мой Вир, и подумать над тем, чтобы отпустить их.

Сокращаю оставшуюся дистанцию, обхватываю его талию, сцепляя руки на спине, жмусь щекой к мощной груди и слышу размеренное биение сердца.

Габриэль, хоть, немного и напрягается от моих действий, но, все же, обнимает меня в ответ.

— Анна, я обещаю подумать, что можно сделать, но, ты не забывай, что еще многое зависит от Тивеала.

— Я помню, — поднимаю взгляд, — Эммет с ним работает в этом направлении, — но, а в целом, тебе ничего не мешает сделать подобный шаг самому, — говорю серьезно.

Габриэль снова усмехается, смотрит зачарованно сверху вниз. Вижу по взгляду, он хотел бы поцеловать меня.

Улыбаюсь довольно.

— Целовать, можно, Габриэль.

Мимолетное удивление и в ответ, коварная улыбка искусителя. Габриэлю вообще, можно ничего не делать, его внешность в принципе, сплошное искушение.

Он не медлит. Поцелуй обрушивается резко, тут же утягивая в невероятный спектр ощущений. Он, не напирает, но без сомнений, ведет он.

Его ладони на моих щеках держат уверенно, но, не давят. Это приятно, быть в его власти. Я отвечаю, не сомневаюсь. Мне нравится чувствовать его губы, ласкающие мои.

Мое пламя отзывается. Желание бурлит по венам, я жмусь плотнее, мне хочется большего, чувствую, как мое пламя поддерживает, стремится навстречу. Нельзя. Не сейчас. И оно слушается. Остаются, лишь, мои желания и ощущения.

Я глажу крепкие плечи, прочерчиваю контур каждой мышцы груди. Он очень большой, но, каждое касание очень мягкое, выверенное. Без грубости.

Он первый разрывает поцелуй, гладит большим пальцем мои губы, прикусываю подушечку пальца, игриво смотрю в его нереальные голубые глаза. В них бушует пламя, в переносном смысле.

Снова, коротко целует губы, замирая на несколько секунд. Еще поцелуй в щеку, скулу, в висок. Не торопится. Отрывается, смотрит на меня, как на наваждение.

Потрясающие ощущения рядом. Мой Вир очень чувственный и…опытный.

Укол ревности.

Мысленно ругаюсь. Только, не сейчас.

Мрачнею.

— Анна, что случилось? — мрачнеет вслед и Габриэль, — Я что-то не так сделал? — мой Вир обеспокоен, голубые глаза всматриваются в мои.

Держит мою голову ладонями. Хмурится.

Выдыхаю. Стараюсь совладать с ревностью. И почему, здесь я стала неадекватно ревнивая? Не хватало, еще и Габриэля своими взрывами мучить.

— Нет, Габриэль, ты все так сделал.

— А почему, тогда, поменялось твое настроение?

— Наверное, стоит тебе кое в чем признаться, — дышу глубоко, смотрю напряженно.

— Слушаю, — напрягается и мой Вир.

— Я ревнивая. Очень, ревнивая, — Габриэль хмурится сильнее, в глазах непонимание, — это касается лишь моих Виров. Стоит даже, подумать о том, что кого-то из вас касалась Вира, мое пламя начинает выходить из под контроля, желая наказать.

Габриэль, все еще хмурится, не понимает.

— И, что спровоцировало тебя сейчас?

— Ты слишком хорошо целуешься.

— Что⁈ — мой Вир ошарашен и с трудом сдерживает улыбку и смех, прижимает кулак к собственным губам.

Я сверлю его предупреждающим взглядом. Я все еще не взяла свои эмоции под контроль, и мой император мгновенно становится серьезным.

— Мне надо целовать тебя, моя Вира, хуже, чтобы, не вызывать ревность? — говорит, все еще серьезно, будто, на переговорах, но, в глазах смешинки.

Это отпускает. Я смеюсь.

— Нет, Габриэль, мне понравилось то, как ты это делаешь. Не надо, хуже.

— Обещаю, моя Вира, хорошо целовать я буду лишь тебя, — Габриэлю весело.

— Плохо целовать, кого-то другого, тоже, нельзя, Габриэль, — я делаю серьезный вид.

Мужчина, принимает мою игру, поднимает ладони в защитном жесте, лицо, максимально серьезное.

— Договорились, моя Вира, плохо целовать, я буду тоже лишь тебя, — и не удерживается, смеется, мягко, красиво, за что, получает толчок в плечо, но, мне тоже весело.

Меня притягивают за плечи обратно, обнимают крепко, целуют в макушку.

Задираю голову, смотрю в его потрясающие глаза.

— Хорошо, с поцелуями мы разобрались, — улыбается широко, искушающе, — и все-таки, мне стоит поинтересоваться, что конкретно тебя разозлило? — уже, более серьезно.

— Прошлый опыт. Он у тебя есть и это мне не нравится, хотя это, совершенно нормально, но, я не могу ничего поделать с эмоциями. Я начинаю загораться, в прямом смысле.

Габриэль удивлен.

— Анна, давай, тогда, все-таки проясним момент. Опыт, есть, — мои глаза полыхнули, я хорошо это ощутила, но, Габриэль, целует мягко в губы, отстраняется, смотрит серьезно, — но, теперь, у меня появилась Вира, и я не подпущу никого к себе, никогда не позволю коснуться себя. И если, необходимо, даже, буду держать дистанцию с другими Вирами. Исключение, официальные приемы, там, есть свой протокол поведения, но, он в не выходит за рамки.