«Какое преступление вы совершили?»

«Преступление? Кто вам сказал, что я совершил преступление? Я выполнил свой долг».

В ответ на это один из присутствующих сказал: «Нет, ты лжешь. Ты украл деньги, которые я оставил тебе для моей жены и ребенка, и заставил их страдать. В мире никогда не было и нет тайн. Когда ты взял себе все, что я оставил своим близким, и бросил их умирать в нужде, я и все твои друзья в этом мире видели, что ты делаешь, и читали твои мысли».

«В мире нет тайн? О моем преступлении известно! Мертвые живы! Неужели оставив физическое тело, я нашел жизнь там, где надеялся найти забвение? Неужели я встречу всех, кому причинил зло? Я не хочу смотреть в будущее. Какая темнота! Я падаю! Боже, помоги мне!»

Голос начал запинаться, пытаясь еще что-то произнести, и вдруг пропал. Грубая материя, покрывавшая его дыхательные органы, распалась, и он больше не смог говорить.

Так мы стали участниками одного из самых замечательных экспериментов, в которых человеку выпало счастье участвовать. Мы разговаривали с тем, кто оставил физическое тело, и стали свидетелями его пробуждения.

Вокруг меня канадские леса, огромные и непроходимые. Я пересекаю американскую границу и углубляюсь в лес. Я делаю это всегда, когда дни начинают становиться длиннее. Я вдалеке от исхоженных путей, в месте, где чувствуется биение сердца Вселенной. В этой потрясающей тишине я могу размышлять глубоко и ясно.

Бревенчатый домик, окруженный широкой верандой, построен на кусочке земли, протянувшейся к самому озеру. Когда солнце стоит высоко в небе, сосны и серебристые березы создают здесь благодатную тень. Слева — островки, заросшие болиголовом и виноградной лозой. На юге и вдоль глубокого залива — скалистые берега, к северо-западу — леса и скалы, озера и реки, а за ними — прерия, такая, какой Природа оставила ее с тех пор, как человек вышел из состояния дикости. Ветер, вобравший в себя здесь, в лесу, все, что придает здоровье и силы, проносится над тем местом, где стоит домик, и направляется дальше в долину. Св. Лоренса. Глубокий глоток этого чистейшего воздуха наполняет кровь кислородом и успокаивает нервы.

Но даже в этих тихих местах живут голоса. Их можно не услышать, но если предположить, что везде, где есть жизнь, есть разум, то следует допустить и существование языка. Это тайное племя подобно глухонемым. Но кто станет отрицать, что, будучи лишенными речи, они общаются с помощью движений подобно нашим глухонемым. Способностью общаться с себе подобными наделены все — цветы на берегу реки, камыш на болоте, дубы и клены, возносящие свои вершины к небесному своду, все они имеют свой язык или какое- то средство общения друг с другом, в противном случае вся система построения Вселенной оказалась бы ошибочной. Разве может жизнь возникать, развиваться и эволюционировать и в то же время быть лишенной языка?

И вот в тишине ночи лес начинает пробуждаться. Ленивое жужжание пчел, этих дневных тружеников, больше не слышно. Чайки, которые с раннего утра носились в небе в поисках пищи, отправляются отдыхать со своим потомством на озеро, подальше от человеческих глаз. Однако начинают пробуждаться ночные труженики. Слышны всплески — это плавает и резвится в воде норка. Трещат ломающиеся ветки — это олень подходит к водопою. Слышны тихие шаги — это лесные обитатели бродят в поисках пищи. Раздается ночная песнь козодоя, и я чувствую, как моей щеки касается ветерок от крыльев пролетевшей летучей мыши. Лягушки квакают и переговариваются друг с другом в пруду, на болоте и на берегу реки. Затем приходят в движение деревья, кустарники и лозы.

Нет, я не понимаю их языка, как не понимаю языка древних халдеев, но если они разговаривают а моем присутствии, то я об этом знаю. Я знаю, что если ветер качает ветви деревьев, то звуки, производимые им, подобны человеческой речи.

Как восхитительно утро в самом сердце Природы! Каждая травинка, каждый кустик в лесу усыпаны росой и сверкают на солнце. Царит полная тишина — спит водная гладь, спят деревья, растущие вдоль берега. Внезапно раздается испуганный крик гагары, от которого по поверхности воды начинают разбегаться круги…

Мы с моим проводником плывем в каное, чтобы разведать дальние озера. Мы пересекаем водораздел и оказываемся в водах, где редко появляется человек. Когда наша лодка скользит вдоль берега, олени, пасущиеся в камышах, испуганно отскакивают от воды и исчезают. Затаившаяся в кустарнике лиса, подняв лапу, внимательно наблюдает за нами, пока мы проплываем мимо. Из глубины выпрыгивает черный окунь и снова исчезает в воде. Потом ужин на берегу среди сосен, треск костра, аппетитный бекон, ароматный кофе, и наконец, когда солнце начинает заходить на золотом небосклоне — возвращение домой. Искупавшись в озере, я устраиваюсь в кресле на веранде, чтобы отдохнуть. Вскоре наступают багровые сумерки, а вместе с ними благословенная тишина, те особенные часы, когда твои мысли направляются к Великой бездне.

Я устал и размышляю над впечатлениями этого чудесного дня. Мои мысли уходят в иной мир, к моим друзьям и знакомым, которые находятся там. В моих мыслях и душе царит полная гармония. Я смотрю на водную гладь, острова, берега залива, и пока я размышляю, до моего слуха начинает доноситься едва слышная музыка. А музыка ли это? Я вслушиваюсь еще раз — она, кажется, доносится из долины среди холмов. Я не верю своим ушам — она различима и в то же время неразличима. Она звучит, как большой струнный оркестр и исполняется рукой мастера. Вместе с легким ветерком, шелестящим в кронах деревьев, и голосами Природы она сливается в одно великое целое. Она то приближается в легком ритме, то удаляется, постепенно теряясь в тишине.

Я вижу полную луну, которая восходит над вершинами деревьев, и широкую сверкающую лунную дорожку на озере, я наблюдаю, как волны играют и серебрятся в ее свете, и с удивлением замечаю мост, протянувшийся с дальнего берега через всю бухту почти до того самого места, где стоит мой домик. У него такие же безупречные очертания, как и у того, что перекинут через Ниагарское ущелье, с той лишь разницей, что имея определенные очертания, он кажется легким и прозрачным. Он кажется сделанным из легкого, тонкого, как паутинка, сияющего материала, определенного и в то же время неопределенного. Я продолжаю наблюдать и вижу, что к мосту кто-то приближается. Вскоре я различаю очертания женщины, рядом с ней маленький мальчик, который держит ее за руку. Может, это сон? Удивленный, я привстаю с места, капли пота выступают у меня на лбу. Я нащупываю стул в поисках опоры, поднимаю взор и вижу звезды, созвездия и островки в озере. Я снова вижу сияющий мост и тех, кто идет по нему. Я закрываю глаза и все — лунный свет, вода, островки — все исчезает, но не мост и не те, кто на нем.

Я один в огромном лесу. Страшно ли мне, спросите вы. Да, но лишь до тех пор, пока я не осознаю, что вижу не физическим глазом, а своими ощущениями. Я смотрю в невидимое. Я уже давно знаю, что те, кого называют мертвыми, мои друзья, поэтому мне нечего бояться, и я жду их приближения. Женщина различима так ясно, что я уже вижу ее белые ниспадающие одежды, подобные тем, что греки носили во времена Перикла, затем ее лицо, и когда оно становится видимым, я приподнимаюсь с места — это улыбающееся лицо моей матери. Я рассматриваю ее черты, ее волосы, спадающие волнами. Ее лицо осталось прежним, разве что с него исчезли следы возраста и забот. Она, кажется, понимает, что я узнал ее и заметил ребенка. Когда они подходят ближе, я вижу, что лицо ребенка сияет светом, какого я еще никогда не видел, он улыбается и машет рукой. И они вдвоем идут навстречу мне по лунной дорожке.

Я понимаю, что то, что происходит сейчас, совершенно ново, и я должен наблюдать особенно внимательно. Я делаю глубокий вдох и жду. Моя мать и ребенок доходят до конца моста, ступают на берег и по песчаной дорожке идут к моему домику. Они уже так близко, что я различаю каждую деталь их лиц и фигур, и я уже знаю, что ребенок это мой сын, ушедший в мир иной еще в раннем детстве, сейчас ему около пяти. Мой пульс учащается, сердце начинает колотиться от волнения. Я больше не могу сдерживаться — любовь к матери и сыну захлестывает меня. Я вскакиваю с места и бегу вниз по ступенькам к тем, кто, улыбаясь, идет навстречу мне, я протягиваю к ним руки, но когда я касаюсь их, они как будто растворяются и исчезают.