Затем он заметил меня. Я стремительно развернулся и побежал, петляя туда-сюда, увязая в мягком мху, спотыкаясь о переплетения лиан и время от времени опрокидывая гигантские грибы. Я слышал, как ужасное чудовище с треском ломится сквозь заросли папоротников, отставая от меня всего на несколько шагов.

Наконец я достиг каменистого склона холма и увидел отверстие диаметром около двух футов. Я ринулся в него головой вперёд, едва успев увернуться от ужасающих челюстей, сомкнувшихся у меня за спиной с оглушительным клацаньем. Я лежал на земле, тяжело дыша, в дальнем углу пещеры, вне досягаемости клыков и когтей свирепого монстра. Казалось, он пытается расширить вход в пещеру своими огромными передними лапами…

Кто‑то положил руку на моё плечо и мягко пытался разбудить меня. Пещера и ужасный ящер исчезли, и я снова оказался в гостиной моего дяди. Я обернулся, ожидая увидеть миссис Роудс, но никого не увидел.

Однако рука на моём плече была вполне реальной. Она заканчивалась у запястья, переходя в некую не поддающуюся описанию, полупрозрачную массу. Теперь я окончательно проснулся и, как легко можно представить, оказался изрядно напуган. Рука отпустила меня и словно поплыла по воздуху к другому концу комнаты.

Я заметил в комнате некое белёсое облако, из которого формировались другие руки. Вскоре рук стало множество — самых разных размеров и форм. Они постоянно пребывали в движении: одни сжимали и разжимали пальцы, словно пробуя новообразованные мускулы, другие маняще жестикулировали, а третьи сцеплялись попарно, будто в приветствии.

Там были большие, огрубевшие мужские руки, изящные женские ладони и пухлые детские ручки. Некоторые из них были безупречно сформированы. Другие, очевидно находившиеся в процессе создания, напоминали плавающие обрывки шифона, а иные выглядели как плоские пустые перчатки.

Две вполне сформировавшиеся руки отделились от общей массы и приблизились ко мне на несколько футов. Они помахали мне, словно пытаясь привлечь мое внимание, и затем я увидел, что они складывают буквы алфавита глухонемых. Они воспроизвели мое имя по буквам:

«Б-И-Л-Л-И».

Затем:

«С‑П‑А‑С‑И М‑Е‑Н‑Я, Б‑И‑Л‑Л‑И».

Я сумел вымолвить:

— Кто вы?

Руки сложились в букву:

«Я…»

Затем их рывком втащили в общую массу.

Я увидел, что начинается новая трансформация. Руки соединялись, растворяясь в белой, неровной рифленой колонне, увенчанной темной, похожей на волосы, массой. В верхней части колонны, теперь заметно расширившейся, обретая подобие человеческого тела, стало проступать бородатое лицо. Мгновение спустя передо мной стояла фигура в белых одеждах, с глазами, глядящими вверх, словно в страхе или мольбе, и с простёртыми в мою сторону руками.

Призрак начал медленно двигаться в моем направлении. Казалось, он скользит по воздуху. Не было никакого подобия ходьбы, только медленное, плавное движение.

Призрак на другом конце комнаты уже выглядел страшно, но видеть, как он приближается ко мне, было невыносимо — поистине ужасающе. Чем ближе он подходил, тем ужаснее он казался, и тем крепче я, казалось, прирастал к месту.

Вскоре он уже возвышался надо мной. Взгляд опустился вниз и, казалось, его глаза смотрели сквозь мои прямо мне в мозг. Руки протянулись, чтобы обхватить меня, но тут инстинкт самосохранения пришёл мне на помощь.

Я действовал быстро и, казалось, непроизвольно. Опрокинув стул, я выбежал из комнаты, затем — через парадную дверь и вниз по дорожке. Я не смел оглянуться, слепо несясь вперёд, в ночь.

Внезапно вспыхнул яркий свет. Что‑то с силой ударило меня, и я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу в спальне, в той самой комнате, что я занимал в доме моего дяди.

Надо мной склонилась прекрасная девушка, смачивая время от времени моё пылающий лоб холодной водой. В окно струился солнечный свет. Снаружи малиновка выводила свою утреннюю песню, вероятно, своё прощание с Севером, ведь колючие, снежные ветры зимы скоро погонят её на юг.

Я попытался приподняться, но с стоном откинулся на подушки, почувствовав острую боль в правом боку.

Моя прекрасная сиделка мягко положила ладонь мне на лоб.

— Вам нельзя так резко вставать, — сказала она. — Телефонные провода повредило бурей, поэтому отец поехал в город за врачом.

Воспоминания о прошедшей ночи вернулись. Призрак… мой забег по дорожке… ослепительный свет… внезапный удар… и затем — забвение.

— Не могли бы вы рассказать, — попросил я, — что именно сбило меня с ног и как вы так вовремя оказались рядом, чтобы помочь?

— Вас сбила наша машина, — ответила она. — И мне показалось само собой разумеющимся сделать всё возможное, чтобы вам было удобно, пока приедет доктор.

— Пожалуйста, назовите мне ваше имя… и расскажите, как всё это произошло.

— Меня зовут Рут Рэндалл. Мой отец — Альберт Рэндалл, декан местного колледжа. Мы отправились на машине в Индианаполис, намереваясь провести выходные у друзей, когда нам сообщили о смерти вашего дяди. Они с отцом были закадычными друзьями и вместе проводили множество экспериментов в области психических исследований. Естественно, мы немедленно поспешили обратно, чтобы присутствовать на похоронах.

— Мы рассчитывали добраться до Пеории к полуночи, но началась гроза, и дороги вскоре стали практически непроходимыми. Только надев цепи и почти всё время двигаясь на низкой скорости, мы смогли хоть как-то продвигаться вперёд. Как раз в тот момент, когда мы проезжали мимо этого дома, вы выбежали прямо перед машиной.

— Отец говорит, что вам повезло, что мы ехали медленно, иначе вы бы погибли на месте. Мы доставили вас к двери и разбудили экономку, помогшую нам перенести вас в вашу комнату. Отец пытался вызвать доктора по телефону, но безрезультатно — линии оказались порваны бурей, — так что он сам поехал в город за врачом. Кажется, он возвращается. Я слышу шум мотора на подъездной дорожке.

Через несколько минут в комнату вошли двое мужчин: профессор Рэндалл — высокий, худой, слегка сгорбленный, с бледным лицом — и доктор Раш, мужчина среднего роста, довольно плотного телосложения. На докторе были очки с очень толстыми стеклами, сквозь которые он, казалось, сверлил меня взглядом. Он, не теряя времени, измерил мой пульс и температуру, одной рукой сунув мне в рот карманный термометр, а другой схватив за запястье.

Вынув термометр изо рта, он поднёс его к свету, прищурился на мгновение и произнёс: «Гм», — после чего принялся ощупывать меня в поисках переломов. Когда он начал осматривать мой правый бок, я заметно вздрогнул. Вскоре он обнаружил пару сломанных рёбер.

После мучительного получаса, в течение которого сломанные рёбра были зафиксированы, он оставил меня с инструкциями лежать как можно неподвижнее и позволить природе сделать остальное.

Профессор задержался на минуту, и я попросил его убедить доктора Раша осмотреть тело моего дяди на предмет признаков разложения — ведь с момента смерти прошло уже более трёх дней.

Мисс Рэндалл, выходившая из комнаты на время осмотра, вернулась как раз в тот момент, когда её отец собирался уходить. Она произнесла несколько тёплых, ласковых, сочувственных слов, взбила мне подушку и поправила волосы; и если бы доктор в тот момент измерил мой пульс, он бы наверняка заявил, что мои предсердия и желудочки соревнуются друг с другом, стремясь поставить мировой рекорд скорости.

«В конце концов,» — подумал я, — «перелом ребра, это не такое уж сильное испытание.»

Затем вошел ее отец, и мои мысли устремились в другое русло.

— Доктор Раш провёл тщательный осмотр, — сказал он, — и не обнаружил абсолютно никаких признаков разложения на теле вашего дяди. Он откровенно признаётся, что озадачен этим обстоятельством, и что этот случай полностью выходит за рамки его прежнего опыта. Он заявляет, что, исходя из состояния трупа, он бы заключил, что смерть наступила всего несколько часов назад.

— Если у вас есть время, — сказал я, — и если это не слишком большая просьба, я бы хотел, чтобы вы провели со мной день. Мне нужно многое вам рассказать: произошло множество странных событий, и я крайне нуждаюсь в вашем совете и помощи. А отвезти доктора домой может и Джо Северс.