Источник и физическая природа (если здесь вообще уместны эти слова) фантома, материализованного истинным медиумом, до настоящего времени остаются необъяснимыми. То, что подобные проявления не являются галлюцинациями, многократно доказывалось их успешной фотографической фиксацией. Пришлось бы проявить поистине безграничную доверчивость, чтобы поверить, что простую галлюцинацию можно сфотографировать.

Как я уже отмечал, подлинная природа и источник этих феноменов, по-видимому, непостижимы; однако примечателен тот факт, что самые мощные проявления случаются, когда медиум пребывает в состоянии каталепсии или мнимой смерти. Его руки холодеют, тело становится неподвижным, а взгляд, если глаза открыты, словно устремляется в пустоту…»

Раскат грома, за которым последовал порыв шквального ветра, грубо прервал моё чтение. В дверях появилась экономка с лампой в руке.

— Не могли бы вы помочь мне закрыть окна, сэр? — попросила она. — Надвигается сильный ливень, и их нужно закрыть поскорее, иначе мебель и обои намокнут.

Вместе мы поднялись наверх. Я перебегал от окна к окну, пока она освещала путь тусклой лампой. Когда с этим делом было покончено, она снова пожелала мне спокойной ночи, и я вернулся в гостиную.

Переступив порог, я мельком взглянул на гроб, и тут же посмотрел снова, ощутив, как по спине ползёт холодок ужаса. Либо я бредил, либо за моё отсутствие гроб полностью укрыли белой простынёй.

Я протёр глаза, ущипнул себя и подошёл ближе, чтобы подтвердить то, что видели глаза, прикосновением. Когда я протянул руку, середина простыни вздыбилась острым пиком, словно её приподняло невидимое существо, и вся ткань поплыла вверх, к потолку. Я отшатнулся с криком ужаса, наблюдая за этим, вероятно, с тем же оцепенением, что и обречённая птица или зверь, встретившие взгляд змеи, готовой их пожрать.

Остриё коснулось потолка. Раздался оглушительный удар грома, сопровождаемый ослепительной вспышкой молнии, озарившей комнату сквозь щели плохо задёрнутых штор, и я обнаружил, что смотрю на голый потолок.

Ошеломлённый, я подошёл к камину, поворошил поленья, пока они не разгорелись, и опустился в кресло, пытаясь собраться с мыслями. Потоки дождя барабанили по оконным стёклам. Гремел гром, непрерывно сверкали молнии.

Я взял трубку и уже собрался раскурить ее, как меня отвлекло странное зрелище. Нечто круглое и плоское, около шести дюймов в диаметре, сероватого цвета, двигалось по полу от гроба к центру комнаты. Я наблюдал за ним, завороженный, в то время как кровь, казалось, застыла в моих жилах. Оно не катилось и не скользило по полу — скорее словно бы перетекало вперёд.

Больше всего на свете оно напомнило мне амебу, одно из тех микроскопических одноклеточных животных, изучаемых мной на занятиях по зоологии. Амёбу, увеличенную, должно быть, в несколько миллионов раз. Я отчётливо видел, как оно время от времени выпускало отростки, напоминающие ложноножки, и вновь втягивало их в основную массу.

Зажженная спичка обожгла мне пальцы, и я бросил ее в камин. Тем временем существо достигло центра комнаты и остановилось. Теперь на моих глазах начала происходить метаморфоза. К моему изумлению, вместо гигантской амёбы я увидел исполинского трилобита — крупнее любых известных науке образцов, но при этом безупречно воспроизводящего все детали его строения.

Трилобит, в свою очередь, превратился в ярко окрашенную морскую звезду с активно извивающимися щупальцами. Морская звезда стала крабом, а краб — дельфином, плавающим в воздухе, как будто в воде. Затем дельфин превратился в огромную зеленую ящерицу, принявшуюся ползать по полу.

Вскоре у ящерицы выросли большие перепончатые крылья, хвост укоротился, челюсти удлинились, под ними появился мешок, похожий на пеликаний, а тело частично покрылось чешуей ржаво-черного цвета. Позже я узнал, что это было призрачное воплощение птеродактиля, доисторического летающего ящера. В моём перепуганном состоянии он выглядел как настоящая адская тварь.

Существо выпрямилось, расправило крылья и взмахнуло ими, словно проверяя их работоспособность. Затем поднялось в воздух и дважды обогнуло комнату, лениво взмахивая крыльями, подобно цапле, после чего вновь опустилось в центре пола.

Оно аккуратно сложило крылья, и я заметил, что начинаются новые изменения. Чешуя превращалась в перья, ноги удлинялись и покрывались толстой чешуйчатой кожей. Когти превратились в двупалые ступни, похожие на страусиные. Голова тоже приобрела сходство со страусиной, а крылья укоротились, покрывшись редкими перьями. Получившаяся птица оказалась гораздо крупнее любого страуса или эму, что я когда‑либо видел. Она величественно расхаживала по комнате, почти касаясь головой потолка.

Вскоре и она замерла в центре комнаты — шея становилась всё короче — перья превратились в мех — крылья вытянулись в руки, свисавшие ниже колен, и я оказался лицом к лицу с огромным, похожим на гориллу, существом. Оно ужасающе заревело, бросая быстрые взгляды по сторонам. Его глубоко посаженные глаза пылали, как раскалённые угли.

Я чувствовал, что настал мой конец, но не мог пошевелиться, чтобы спастись. Мне хотелось вскочить и выпрыгнуть в окно, но онемевшие конечности не слушались меня. Я продолжил смотреть. Мех на существе превратился в тонкий волосяной покров, и оно начало принимать человекоподобную форму. Я закрыл глаза и содрогнулся.

Когда я вновь открыл их мгновение спустя, передо мной предстало что-то вроде «недостающего звена» — получеловек-полузверь. Лицо со скошенным лбом и нависшими бровями было обезьяноподобным и в то же время похожим на человеческое. Вокруг его бёдер была обёрнута большая тигровая шкура. В правой руке он сжимал огромную, узловатую дубину.

Постепенно он становился всё более человекоподобным и менее обезьяноподобным. Дубина превратилась в копье, копье — в меч, и я увидел римского солдата, полностью экипированного для битвы: в шлеме, доспехах, сандалиях и со щитом.

Римский солдат стал рыцарем, а рыцарь — мушкетером. Мушкетер стал солдатом колониальной армии.

В этот миг раздался звон разбитого стекла: ветка дерева пробила окно справа от камина. Штора с треском взметнулась вверх, и солдат исчез — комнату озарила ослепительная вспышка молнии.

Я бросился к окну и увидела, что нависавшая над домом ветка вяза, оказалась отломана ветром, швырнувшим её в стекло. Дождь хлестал через разбитое окно в комнату.

Экономка, услышавшая шум, появилась в дверях. Увидев, что дождь заливает комнату через окно, она ушла и через мгновение вернулась с молотком, гвоздями и свёрнутой простынёй. Из-за сильного ветра я с трудом прибил простыню к оконной раме и снова задёрнул штору.

Миссис Роудс удалилась.

Я взглянул на часы. До полуночи оставалась всего одна минута.

Прошла только половина ночи! Хватит ли у меня сил пережить вторую половину?

Буря понемногу стихала и, наконец, затихла совсем, сменившись мёртвой тишиной.

К моему неописуемому облегчению, час прошел без происшествий. Я решил, что все странные явления исчезли вместе с бурей. Эта мысль успокоила меня. Я начал клевать носом и вскоре уснул.

Мой покой тревожили беспокойные сны. Казалось, я иду по огромному первобытному лесу. Деревья и прочая растительность вокруг были незнакомыми и причудливыми. Повсюду в буйном изобилии росли огромные папоротники, некоторые из них достигали пятидесяти футов в высоту. Под ногами стелился мягкий ковёр из мха. Гигантские грибы, колоссальные поганки и разнообразные по форме и оттенкам мухоморы встречались на каждом шагу.

В руке я сжимал огромную узловатую дубину, и единственной моей одеждой, похоже, была тигровая шкура, опоясанная вокруг бёдер и спускавшаяся до колен.

Причудливое создание, наполовину носорог, наполовину лошадь, перебежало мне дорогу. Преследуя его по пятам, за ним гнался огромный ящер, очертаниями напоминающий кенгуру, но размерами превосходящий самого крупного слона. Его чудовищная змееподобная голова вознеслась более чем на двадцать пять футов от земли, когда он внезапно остановился и встал на задние лапы и хвост, по‑видимому, решив прекратить погоню.