Там была одна сумка, точнее — клатч. Жесткий корпус, полностью покрытый кристаллами. Натуралистичная копия человеческого сердца на тонкой золотой цепочке. Для обложки Хару снимали именно с этим сердцем — ему налили на ладонь какой-то золотистой вязкой жидкости, положили поверх это сердце (интересно — оно отмоется?), а потом снимали сидящим на полу у окна.

Кадры, которые Минхёк показывал Хару, действительно поражали воображение — очень живая картинка с налетом мистики. А ведь будет еще постобработка…

И Хару, и Минхёк долго благодарили китайскую команду за работу и саму возможность сделать что-то настолько красивое. Еще и в настолько приятной атмосфере.

В отель Хару приехал уставшим, но утром все равно с удовольствием отправился с парнями сначала в музей, а потом и на представление в ресторане. Неизвестно, когда у него будет отпуск. В июле Water Bomb, в августе Kcon, в сентябре мини-тур, потом — подготовка к экзаменам. Нужно наслаждаться активным отдыхом, пока есть возможность.

Вылет в Сеул был немного нервным. Хару не хотел нарушать закон, поэтому предпочел бы задекларировать покупки, пусть пока он и не был уверен в их стоимости. Поэтому в аэропорт выехали раньше, подошли к стойке для декларирования… и на Хару посмотрели как на абсолютного идиота. Таможенник брезгливо порылся в вещах, не увидел ничего ценного и сказал — просто идите на посадку.

А вот Юнбину пришлось задекларировать трость — ручка действительно оказалась из слоновой кости. И вот ее-то и досматривали несколько человек, вызывая по одному специалисту в качестве подкрепления каждые три минуты. Хару, видя настроение таможенников, начал искать трость в интернете — вдруг будет что-то похожее. Нашел работы в таком же стиле, в том числе — трости. Сравнил клеймо на трости Юнбина с клеймами на изделиях из интернета — тот самый мастер из Индии. Трость считается винтажной, но с натяжкой — скорее всего, ее изготовили после шестидесятых, но не позднее девяностых. Увидев клеймо мастера и определив, что трость не китайская, таможенники успокоились. Юнбину пришлось заплатить пошлину за вывоз из страны ценного предмета, и после этого, наконец, они отправились на рейс.

Это стало причиной веселья. Хару полночи искал в интернете информацию о купленных украшениях, проверял наличие клейма и жутко волновался, что не пропустят бусы из лунного камня или браслет с предположительно жадеитами. Но китайские таможенники даже смотреть не захотели — коробочка с мелкими украшениями сомнительного внешнего вида их не впечатлила. А вот Юнбин едва не оставил покупку в Китае. Но парни действительно и подумать не могли, что это настоящая слоновая кость. Обычно продавцы на блошиных рынках и сами неплохо разбираются в ценных материалах, а стоимость трости была… высокой, конечно, но не по цене слоновой кости.

Ближе к посадке желание веселиться пропало. Если в Китай они еще смогли прилететь тайно, то на обратном пути появились сасэнки. Судя по всему, они упустили их у отеля, либо ждали в другом месте. Но из отеля Хару и парни выходили не просто через черный ход — заботливый администратор поставил машину трансфера на парковку для персонала. Это огороженная территория, посторонних там не было. В аэропорт их тоже привезли не к центральному входу: добрый дядечка-водитель хорошо знал все ходы-выходы, поэтому и высадил их удобно, и дойти до стойки предварительного декларирования помог. Но уже после прохождения почти всех этапов регистрации, у входа в гейт, Хару заметил подозрительных девушек. Одну из них он знал. Это та, которая их снимала в самолете по дороге в Японию.

— Как она оказалась здесь? — удивился Хару.

— Кто? — не понял Шэнь.

Хару кивнул в сторону девчонки.

— Ей же запрещен въезд в Корею и Японию, — сощурился Юнбин.

Они даже имени этой девчонки не знали, просто «Вонючка». Хару потом узнавал — Вонючка не может пройти паспортный контроль с билетом в Южную Корею или Японию. У нее теперь есть отметка о том, что она неблагонадежный пассажир, а в эти две страны ей въезд запрещен. И в Китае на проверке документов об этом должны были знать. Не по поддельному паспорту же она прошла?

Вонючка стояла чуть в стороне, делая вид, что кого-то ждет, поэтому пропускала вперед людей, которые проходили последнюю проверку документов перед входом на гейт. Хару тоже мог подождать, но не хотел рисковать. Он обогнул небольшую очередь, подошел к проверяющей и на английском объяснил ситуацию:

— Доброе утро. Простите, что беспокою. Но я знаю эту девушку и знаю, почему она здесь.

— А я знаю вас, — улыбнулась женщина на проверке. — Сасэн? Если она купила билет, я не смогу ее остановить, увы…

— Ей запрещен въезд в Южную Корею и Японию, она не может лететь в Сеул, — сказал Хару.

Женщина удивленно посмотрела на Хару, потом на девчонку.

— Вы уверены? — уточнила она, уже протягивая руку к рации на поясе.

— Я хорошо запомнил человека, которого выводили с полицией из-за скандала во время посадки в Токио… на самолете корейских авиалиний, — хмыкнул Хару.

Женщина чуть поклонилась, достала рацию и что-то быстро сказала по-китайски. Увидев эту картину, Вонючка вроде собралась уходить. Она развернулась и поспешила ко входу в кафе, но путь ей преградил сотрудник аэропорта. Вонючка бросила на Хару взгляд, полный возмущения, и ушла с этим мужчиной. Обошлось без скандала.

Хару вздохнул спокойно. Кто их знает, этих сасэнок, вдруг она и правда поддельный паспорт купила? Или у нее есть сестра-близнец? Да даже если она просто надеялась проскользнуть на рейс «зайцем» — безопаснее сдать ее службе безопасности, пусть разбираются в ситуации.

Хару вернулся к парням в очередь, те смотрели на него, как на героя. Люди перед ними — тоже. Хару говорил далеко не шепотом, его могли услышать… и наверняка узнали.

— Я бы не додумался, — признался Шэнь.

— А что такого? — удивился Хару. — Это в интересах сотрудников — не допускать скандалов и потенциально опасных ситуаций. Кроме того… я почти уверен, что те двое — тоже по наши души.

Хару имел в виду девчонок, которые как раз проходили проверку документов. Они постоянно оглядывались, смотрели на них. Дай им волю, они, наверное, и на телефоны снимали бы, не будь рядом сотрудников аэропорта. А вот на борту, когда самолет уже взлетит…

Так и случилось — в салоне атмосфера сразу стала напряженной. Хару и Шэнь заняли сидения рядом, а Юнбин — место у окна, перед ними. Рядом с ним должен был сидеть мужчина в деловом костюме, и вот этого строгого джентльмена девчонка-сасэнка пыталась уговорить поменяться местами. Отчитывал мужчина ее по-китайски, Хару ничего не понял, но в самолете многие смотрели на него с уважением. Шэнь шепотом перевел:

— Он сказал, что в ее возрасте нужно думать об образовании, а не о корейских красавчиках, что она позорит нацию и ей должно быть стыдно перед родителями, ведь она тратит их деньги на всякую ерунду. У нас это называется — теряет лицо.

Хару хмыкнул. Мужчина выглядел сурово. Пристегнув ремень, достал нефритовые четки, которые задумчиво перебирал вплоть до взлета.

Когда самолет набрал высоту, те две девчонки начали ходить по проходу, как будто случайно держа телефоны в руках. Одна внаглую остановилась у кресел Хару и Шэня и начала по-английски с ними общаться. Хару демонстративно надел наушники и отвернулся к окну. Шэнь поступил так же. Ни у кого не было желания быть милым с сасэнками.

В Сеуле их, к счастью, встречал охранник агентства и любимый минивэн у главного выхода аэропорта. А еще — несколько девчонок с камерами, которые тут же начали снимать.

— Это уже ненормально, — печально сказал Хару.

Шэнь кивнул:

— Я не думал, что сасэнов будет так много… и так быстро. Мне иногда начинает казаться, что за мной следят повсюду.

Хару печально вздохнул. Это и раньше было проблемой, но в последнее время масштабы выросли до какой-то абсурдной величины.