– Ну, кое-кто вообще-то крутил там роман. Двое то есть. А потом не разговаривали. Один обвинил другого, что тот роется в его грязном белье.

– Ой, лучше не надо! – усмехнулась Матильда, демонстрируя безупречные зубы. – Не хватало мне еще узнать, что один из них – мой автор. Или оба! – она опустила взгляд на свою тарелку. Курица-пайяр лежала почти нетронутой. – Ладно, расскажите, – она рассмеялась.

Анна рассказала. О композиторе Матильда никогда раньше не слышала, а писателя считала сильно переоцененным.

– В любом случае, – сказала Анна, – я ценю такой вотум доверия, но не думаю, что стоит говорить о Национальной книжной премии.

Хотя сама при этом подумала: «А почему бы и нет?»

– Ну, может, и не стоит, хотя случается и не такое. В целом, литературные критерии, как правило, понижают при наличии хорошего сюжета. А в этой вашей захватывающей рукописи есть и хороший текст, и история. Знаю, прозвучит избито, но я не могла оторваться, Анна. И ваш слог! Не хочу сказать, что я удивлена – но восхищена. Где вы прятались столько времени?

Но они обе знали ответ: в кое-чьей тени. В роли литературной вдовы: а это уже совсем другая история.

– Простите, это бестактный вопрос.

«Да уж», – подумала Анна, и взяла свой бокал. Она надеялась сохранить трезвый ум для этого разговора, но Матильда увлеклась и заказала целую бутылку.

– Ну что вы. Никто не ожидал такого, это правда. Честно, я сама не знаю, почему вообще сказала, что хочу что-то написать. Как-то само выскочило во время интервью, а дальше люди подхватили. И я внезапно втянулась, понимаете? И стала уже думать: а что, может, так и есть? Может, я сказала это потому, что так и есть? Но сознательно я никогда не хотела писать, честное слово. А иначе бы не стала это скрывать. Знаете, вы имеете право на удивление.

Матильда, к ее чести, смутилась.

– Ну, если только немножко. Слушайте, я удивляюсь всякий раз, когда получаю от кого-то из моих клиентов готовую рукопись.

– О! – воскликнула Анна скромно. – То есть… Вы хотите сказать, я – ваш клиент?

Матильда снова улыбнулась. Ее зубы, такие белые на фоне ярко-красной помады, напоминали что-то из коллекции Лихтенштейнов[3].

– Долго я вас мурыжила? Прошу прощения. Насколько официальное предложение вам нужно?

У нее отлегло от сердца. Наверно, в тот момент Анна поняла, как сильно на самом деле этого хотела.

– Ну, мы уже в приятном ресторане и распиваем вино. Так что, пожалуй, можете преклонить колено, и меня это устроит.

– А кольцо? – сказала Матильда.

– Обойдемся без него. То есть у нас и так уже есть договоры.

Договоры у них были. Причем в изрядном количестве. Договоры на тридцать восемь иностранных изданий романов Джейка «Сорока» и «Промах». Договоры на телесериал по «Промаху» и на полнометражную экранизацию «Сороки» – съемки должны были стартовать со дня на день, – которую «возглавлял» (Анну коробило это словечко) Стивен Спилберг. Не говоря о договоре на переиздание первого романа Джейка, «Изобретение чуда», и его сборника взаимосвязанных рассказов «Реверберации», за который Матильда билась больше года, пока не выцарапала его у прежних издателей; Вэнди издала «Реверберации» в изысканном оформлении, подчеркивавшем их «академичность». Кроме того, у них был договор, подтверждающий их отношения агента и душеприказчицы Джейкоба Финч-Боннера. И тем не менее теперь они осваивали новую территорию.

– Анна, вы – одаренная писательница. Это никак не связано с тем человеком, за которого вы вышли замуж, тоже одаренным писателем. И то, что вы к этому пришли не как все и не в расцвете молодости, тоже значения не имеет. Многие поступают как положено, двигаются в установленном порядке – и ничего не пишут, или, во всяком случае, ничего настолько хорошего, как этот роман. Поэтому не будем умалять наше удовольствие – ни ваше, ни мое – излишним крючкотворством. Я в восторге. И с гордостью буду представлять вашу книгу, как и любые другие, которые вы еще можете написать, – она помолчала. – Так достаточно официально?

Анна ей радостно улыбнулась.

– О, вполне.

– Хорошо. А то у меня старые колени. Не уверена, что смогла бы преклонить их, при всем желании. И кстати, вы осознаете, насколько это все это старомодно? Вы прислали мне распечатанную рукопись, Анна! По обычной почте! Я уже не вспомню, кто последним из моих новых клиентов присылал мне бумажную рукопись. Даже какие-нибудь графоманы из глухой деревни уже используют электронную почту последней версии! Я бы, во всяком случае, прислала к вам кого-нибудь, если бы знала, что вы приготовили для меня нечто подобное.

Анна попыталась изобразить смущение.

– Я не знаю. Мне показалось, так будет… правильнее. Ты пишешь что-то и надеешься, что кто-то прочитает. Меньшее, что ты можешь, – это распечатать написанное и отправить по почте.

– Ну да. В прошлом веке так и было. То есть я и сейчас иногда получаю бумажные рукописи от каких-нибудь старушек или людей, начитавшихся номеров «Писательского дайджеста» или «Литературного рынка» года этак тысяча девятьсот восемьдесят шестого, купленных на гаражной распродаже. Но сегодня, друг мой, большинство писателей направляют свои предложения по электронной почте и дожидаются моего приглашения. Или не дожидаются. Но вот он, ваш первый роман, лежит у меня на столе во всей красе. Даже без всякого уведомления! Мне повезло, что у меня такая замечательная ассистентка. Другая на ее месте могла бы просто отправить его в общую кучу, и мне страшно представить, сколько бы он там пролежал. Так уж сложилось, что мы не входим в число наиболее расторопных издательств по части самотека. Знаете, раньше мой офис называли «Черной дырой Матильды».

Она произнесла это со странной гордостью.

– Черной дырой, как… в Калькутте?[4]

– Ну, по всей вероятности, только вряд ли меня видят Матерью Терезой. Скорее, убийцей чужих мечт, оставляющей плесневеть в неразобранной куче Великие Американские Романы, пока сама упрашивает написать роман Кортни Кардашьян или просто поставить свое имя на написанной за нее книге. Куда катится мир и все такое.

– Что ж, это серьезное обвинение, – заметила Анна.

Подошел официант и забрал их тарелки; Матильда попросила кофе.

– Хотите десерт? – спросила она Анну.

– Я допью вино.

Неожиданно к ним подошел главный редактор одного старинного издательства, покровителя обладателей нобелей и пулитцеров, большей части ныне здравствующих и недавно почивших поэтов американского канона. Издатель протянул Анне слегка влажную руку, а затем добродушно пожурил Матильду за то, что она придерживает свои находки.

– Я уже сколько месяцев ничего от тебя не получал. Если не год, – пожаловался он.

– Ой, не надо, Сэм, ты ведь помнишь книгу Дэвида. Мы предлагали тебе эксклюзив. Но ты нас отверг.

– Я отверг ту книгу. Я был бы рад увидеть от него что-нибудь еще. Я тебе говорил.

– Ага, Пабло, я не фанат голубого. Вернешься ко мне, когда будет зеленый период?[5]

– Ладно тебе, – усмехнулся главред по имени Сэм. – Ты же знаешь, я люблю другие его вещи. Мы много раз это обсуждали, за закрытыми дверями, просто мы не могли идти ва-банк. Тебе удалось куда-то ее пристроить?

– О да, – сказала Матильда мягко. – Викинг предложил договор на две книги, и Дэвид уже вовсю работает над следующей, которая гораздо ближе к его ранним. Так что он теперь нашел надежное пристанище у Викинга.

– Ясно, – сказал главред. – Что ж, бывает и такое. Я тебя поздравляю – и Дэвида, разумеется.

– Я ему передам, – сказала Матильда и легким движением плеч дала понять, что не задерживает собеседника.

Анне показалось, что ей сейчас преподали частный урок по менеджменту.

Как только издатель удалился на достаточное расстояние, ее новоиспеченный агент пробормотала: