Хмыкаю, не сдержав улыбки. Она бесит меня до зубовного скрежета, но в ней есть что-то… что понять еще не могу. Как искра, которая вот-вот подожжет все вокруг. И я, как идиот, таскаю эту взрывоопасную девицу в своем джипе.

– А ты всегда такая болтливая, Каролина? – огрызаюсь, но без особого яда. – Или это от страха язык развязался?

– Я не боюсь, – врет, голос дрожит. – Просто… знаешь, когда тебя везут в лес, где, возможно, медведи, а в багажнике лежит что-то, завернутое в целлофан, это немного напрягает. Даже если ты не маньяк.

– Баран, – говорю я, мой голос звучит устало, как будто я объясняю это в сотый раз. – Это баран. Он сам виноват. А ты, королева, слишком много фильмов насмотрелась.

Она фыркает, но я вижу, как ее плечи чуть расслабляются. Совсем чуть-чуть. Она все еще не доверяет мне, и, честно говоря, я ее не виню. Я бы тоже не доверял мужику, который выглядит так, будто только что вышел из леса после недельной охоты.

Мои волосы отросли, щетина на лице уже больше похожа на бороду, а глаза, как говорила моя бывшая, «смотрят так, будто ты уже прикинул, где закопать тело». Может, она была права. Может, я и правда стал дикарем. Но мне это нравилось. До сегодняшнего дня.

Дорога становится хуже, джип трясет, как в стиральной машине, слышу, как Каролина шипит что-то про свою задницу и отсутствие нормальных дорог. Молчу, сосредоточившись на том, чтобы не влететь в очередную яму.

Лес вокруг густеет, сосны смыкаются над головой, чувствую, как напряжение в груди немного отпускает. Это мой мир. Здесь я знаю каждую тропу, каждое дерево. Здесь я дома.

И эта девчонка, которая возомнила себя королевой мира, не испортит мне жизнь. Я довезу ее до города, посажу на автобус и забуду. А потом вернусь к своему озеру, к своим курам, к Валере, который, наверное, уже репетирует новый утренний концерт. Вот только скину барана и снова обратно.

Мы выезжаем из леса на небольшую поляну, и мой дом появляется перед глазами – крепкий, с бревенчатыми стенами и широкой верандой, где я иногда пью кофе, глядя на озеро. Это не руины, какими они были, когда я приехал сюда.

Я вдохнул в этот дом новую жизнь, как дед когда-то вдохнул в него свою. Озеро блестит за домом, пристань чуть покачивается на воде, а куры как по команде начинают кудахтать, увидев джип.

Пернатый диктатор Валера вышагивает по двору, словно не я, а он здесь главный. Останавливаю машину, глушу двигатель и поворачиваюсь к Каролине, ожидая, что она скажет что-нибудь язвительное. Но она молчит. Глаза, огромные, как у олененка, смотрят на дом, на озеро, на кур, и в них – чистая паника.

– Это… – голос тихий, она поворачивается ко мне, лицо бледнеет, как будто она увидела привидение. – Это ведь не город. И не автобусная остановка. Куда ты вообще меня привез?

– Ты чем слушала?

– Чем?

– Вот и спрашиваю: чем? Барана скину и отвезу. Не ссы в трусы, королева.

Да, мужик странный.

Эта мысль возникает в голове, пока я стою на утоптанной земле перед его домом босиком, кажется, окончательно потеряв веру в себя. Лес вокруг пахнет хвоей, озеро блестит за домом, и снова эти треклятые куры. Когда они успели захватить мир?

Мои ноги исцарапаны, каждый шаг отзывается болью, но я держу подбородок выше, как учили на уроках художественной гимнастики, да, да, я и так умею, у меня, между прочим, есть разряд, и шпагат у меня лучший.

Но этому гражданину, который просил себя называть Спасителем, лучше не знать обо мне много.  Конечно, на маньяка он не тянет, хотя я не специалист, пока не тянет. Но доверять ему? Увольте. Он может быть кем угодно: от охотника до местного отшельника, который коллекционирует черепа и кости в сарае.

Я не боюсь, нет. Опасаюсь. Есть разница.

Мой Спаситель вылезает из джипа, хлопает дверью так, что я вздрагиваю, и идет к багажнику. Слежу за ним, словно он сейчас достанет не тушу барана, а гранатомет. Но нет, он вытаскивает огромный сверток в мутном целлофане, через который просвечивает что-то красное.

И делает это так легко, будто всю жизнь таскает такие тяжести. Плечи напрягаются под бушлатом, руки, покрытые мозолями и шрамами, даже не дрожат. Он закидывает тушу на плечо и шагает к сараю у дома, будто это не баран, а мешок с перьями.

– Эй, – не выдерживаю я, голос выходит резче, чем планировала, – может, ты мясник?

Он оборачивается, темные глаза прожигают насквозь. Уголок рта дергается в той самой ухмылке, от которой хочется то ли фыркнуть, то ли запустить в него тяжелым камнем.

– Угадала, королева, – отвечает он. – Мясник, охотник, лесной маньяк – выбирай, что тебе больше нравится

Шутит, конечно. Чувствуется школа Евгения Петросяна. Откуда я знаю про Петросяна в двадцать лет? Так это папуля мой его поклонник и даже таскал меня на его концерт по малолетству.

Этот тип не похож на мясника. Слишком… дикий. Слишком много в нем чего-то необъяснимого, словно он знает этот лес лучше, чем я знаю меню своего любимого кафетерия в Москве. Но я не собираюсь показывать, что он меня напрягает.

Поправляя бретельку сарафана, который липнет к телу от жары, щурюсь, оглядывая это место. Дом крепкий, бревенчатый, с широкой верандой, на которой стоит старое кресло-качалка. За домом блестит озеро, спокойное, как зеркало, и я почти слышу, как оно шепчет: «Добро пожаловать в глушь, Каролина».

– Слушай, – стараясь звучать небрежно, хотя внутри все сжимается от мысли, что я в какой-то глуши с мужиком, который таскает бараньи туши вместо гирь. – У тебя тут хоть туалет есть? Или мне искать ближайший куст?

Мужчина бросает на меня взгляд, и я готова поклясться, что в его глазах мелькает что-то вроде веселья. Он опускает тушу на деревянный стол у дома, вытирает руки о джинсы и кивает в сторону маленькой постройки.

– Туалет там, принцесса. Но не жди там спа-салона с пенной ванной и лепестками роз.

Черт, он что, мысли читает? Я действительно мечтала о ванне, горячей, с пеной, где можно смыть эту пыль, этот пот и этот день, который уже тянет на худший в моей жизни. Но сдаваться я не собираюсь.

– О, да, – язвлю, поправляя волосы, которые, клянусь, сейчас больше похожи на солому, чем на мою гордость. – А ты, наверное, каждое утро принимаешь душ под водопадом, как герой какого-нибудь боевика. Только без камеры и саундтрека, да?

Он хмыкает, и это почти смех, но такой, будто он не хочет признавать, что я его развеселила.

– Иди уже.

Закатываю глаза, но внутри все сжимается. Туалет. На улице. В этой глуши. Шагаю к постройке, которую он назвал туалетом, и с каждым шагом чувствую, как моя уверенность тает.

Когда я дохожу до деревянной двери, на которой вырезано сердечко – сердечко, серьезно? – замираю. Это не туалет. Это… это какой-то портал в Средневековье. Доски скрипят, запах – смесь земли, сырости и чего-то, что я даже не хочу идентифицировать.

Стою, уставившись на это сердечко, и чувствую, как во мне борются две Каролины: одна, которая хочет развернуться и бежать обратно в город, где есть нормальные туалеты и кофемашины, и другая, которая говорит, что я не могу показать этому лесному мужику, что меня можно сломать.

– Ну что? – мужской голос доносится сзади, оборачиваюсь. Он стоит у дома, скрестив руки, смотрит на меня с этой своей ухмылкой, которая одновременно бесит и заставляет меня выпрямить спину. – Решила, что кусты лучше?

– Очень смешно, – огрызаюсь, сжимая кулаки так, что пальцы белеют. – Просто оцениваю, насколько твоя хибара соответствует моим стандартам. Спойлер: пока что ноль из десяти.

– Давай, Каролина. Если передумаешь, озеро вон там.

Фыркаю, но внутри все кипит. Он думает, что я какая-то избалованная девчонка, которая не справится без своего латте и маникюра. Ну и пусть. Пусть думает.

Я докажу, что могу быть не только королевой, но и той, кто выживет в этой глуши. Даже если для этого придется зайти в этот чертов туалет.