Отступаю, таща чемодан, но он тяжелый, а сланцы скользят по асфальту. Паника захлестывает, и я уже представляю, как меня затаскивают в эту «Ладу», увозят в какую-то глушь и…

Нет, Каролина, не думай об этом. Только не думай.

И тут раздается звук, который я уже слышала. Громкий, резкий сигнал, как выстрел.

Я оборачиваюсь, щурясь от солнца, и вижу тот самый джип, заляпанный грязью, как танк после рейда.

Он стоит в нескольких метрах, фары мигают, двигатель рычит, я чувствую, что страх немного отступил. Кто бы там ни был, эти придурки его боятся.

И я начинаю думать, что этот грязный джип – мой личный ангел-хранитель. Или он еще опасней тех идиотов, что мне сегодня попадаются.

Пыль еще витает в воздухе, когда черная «Лада» с тремя придурками срывается с места, оставляя за собой вонь паленой резины. Кашляю, прикрывая лицо рукой, щурюсь, пытаясь разглядеть своего спасителя.

Грязный джип стоит в нескольких метрах, двигатель урчит, как зверь, а мое сердце колотится, но не так, как минуту назад, когда я думала, что эти клоуны затащат меня в свою вонючую машину.

Этот джип уже второй раз за день выручает меня, и я, честно, не знаю, что думать.

Может, это мой ангел-хранитель? Или, наоборот, билет в еще большую беду?

Стою, вцепившись в ручку чемодана, пытаясь собрать мысли в кучу.

Каролина, не будь идиоткой. Если этот тип дважды прогнал местных дебилов, он явно не собирается тебя убивать. Или собирается, но как-то изощреннее?

Самоирония – мой лучший друг, но сейчас она звучит как истеричный смешок в голове. Поправляю волосы, которые уже давно не просто веник, а целая метла, делаю шаг к джипу. Ноги в сланцах шлепают по асфальту, чемодан скрипит, словно жалуется на свою жизнь.

Ну, Каро, ты хотела приключений? Вот тебе и триллер в реальном времени.

Пассажирское окно медленно опускается, и я замираю.

Внутри сидит мужчина.

Не старый, но и не пацан – лет тридцать пять, может, чуть больше. Темные волосы, несколько отросших прядей падают на лоб, лицо покрыто щетиной, как будто он неделю не брился.

На нем рыбацкий бушлат – точно такой же, как у дяди Ашота, когда он ездит на рыбалку с сыном, чтобы «показать природу». Только вот этот бушлат выглядит так, словно его носил не рыбак, а маньяк из ужастика, что прячет в багажнике топор. Или два.

Сглатываю, чувствуя, что горло пересохло, но держу лицо – Каролина Саркисян не показывает страха, даже если внутри все орет: «Беги, дура!»

Он смотрит на меня, не мигая, его взгляд – как лазер, прожигающий дырку в моем лбу. Глаза темные, почти черные, и в них нет ни капли игривости, как у тех придурков на мопедах или в «Ладе».

Этот взгляд… он другой. Холодный. Рассчитывающий. Как будто он уже знает обо мне больше, чем я сама.

– Ты кто такая? – голос низкий, с легкой хрипотцой, заметно, что привык говорить он редко, но метко. – И какого черта делаешь посреди этой дыры?

Выпрямляюсь, стараясь выглядеть так, будто я не стою на обочине в пыльном сарафане с чемоданом, который весит, как моя совесть.

О, Каро, ты же звезда, да? Включи шарм, как в клубе, когда ты всех очаровывала одним взглядом.

Но шарм как-то не включается, потому что этот тип не выглядит как человек, которого можно укатать. Скорее, он сам укатывает. В асфальт.

– А вы кто такой? – отвечаю, чуть задрав подбородок, хотя голос дрожит, как лист на ветру. – Спаситель дня? Или просто любите сигналить и пугать местных дебилов?

Его губы дергаются, это могло бы быть улыбкой, но больше похоже на оскал. Мужчина наклоняется чуть ближе, и я улавливаю запах – не перегар, а что-то резкое, вроде мокрого леса и бензина.

– Отвечай на вопрос, королева красоты, – слова звучат так, будто он плюнул мне в лицо. – Что ты забыла на этой трассе? Сбежала из дома? Или из психушки? Мозг у тебя есть?

Чувствую, как щеки горят.

Серьезно, Каролина? Ты позволяешь какому-то мужику в бушлате так с тобой разговаривать?

Но я не в Москве, не в клубе, где один звонок папе мог бы заставить любого заткнуться. Здесь я никто. И это бесит.

Но еще больше бесит, что он попал в точку. Сбежала. Только не из психушки, а от свадьбы, от родителей, от их «традиций». Но я не собираюсь выкладывать ему свою биографию. Не сейчас. И, возможно, никогда.

– Мне нужно в город, – говорю, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Любой, где есть вокзал, кофе и желательно кондиционер, а еще ломбард. Подбросите?

Он молчит, продолжая сверлить взглядом. Стою, сжимая ручку чемодана, и думаю, что сейчас он либо развернется и уедет, либо скажет что-то еще более каверзное. Но он просто кивает, почти незаметно, и говорит:

– Садись. Но учти, я не такси. И не благотворительный фонд.

Внутри все сжимается от смеси облегчения и страха.

Он согласился. Это хорошо. Или плохо?

Жду, что он выйдет, поможет мне с чемоданом – ну, знаете, как нормальный человек. Но он даже не шевелится, просто смотрит, как будто я должна сама справиться.

О, конечно, я же не думала, что он джентльмен? Он и слова такого не знает.

– Эм… а с чемоданом? – спрашиваю, надеясь, что он все-таки выйдет и закинет его в багажник.

– Ты большая девочка. Справишься.

Фыркаю, хотя внутри все кипит. Но выбора нет. Я не собираюсь показывать слабость перед этим типом. Тащу чемодан к багажнику, чувствуя, как сланцы скользят по асфальту, а пот стекает по спине. Открываю его, и… О господи!

Там что-то лежит. Или кто-то лежит.

Накрытое мутным целлофаном, через который просвечивает что-то красное.

Кровь?

Сердце замирает, ноги становятся ватными.

Каролина! Это конец. Он маньяк. Точно маньяк.

Хочу бросить чемодан и бежать, но тут за спиной раздается его голос, спокойный, как будто он говорит о погоде:

– Это баран. Всего лишь мясо, но еще с копытами. Не дергайся.

Оборачиваюсь так резко, что чуть не падаю. Он стоит за мной – как он успел выйти так бесшумно? Я даже не слышала, как хлопнула дверь! Огромный, выше меня на голову, с широкими плечами, возвышается как скала. Лицо все так же непроницаемо, но в глазах мелькает что-то – то ли насмешка, то ли раздражение. Он кивает на целлофан.

– Те парни, – он кивает в сторону, где исчезла «Лада», – они были опаснее. Поверь.

Сглатываю, пытаясь успокоить сердце.

Баран. Просто баран. Не человек. Не труп.

Но почему-то это не успокаивает. Смотрю на него, на бушлат, на руки, которые выглядят так, будто могут сломать что угодно – или кого угодно – напополам. Он далеко не безопасен.

– Ладно, – выдавливаю, закидывая чемодан в багажник, стараясь не смотреть на целлофан. – Просто… предупреждайте, а то я чуть не решила, что вы из тех, кто коллекционирует трофеи.

Усмехается, но не отвечает, просто обходит джип и садится за руль. Захлопываю багажник, обхожу машину и сажусь на пассажирское сиденье. Дверь закрывается с тяжелым щелчком, и я слышу, как замки автоматически блокируются.

О, Каро, это было плохое решение. Очень плохое.

Внутри джипа пахнет кожей, бензином и чем-то еще – может, тем самым бараном? Стараюсь не думать об этом, но страх, как холодная змея, ползет по спине. Украдкой смотрю на мужчину.

Он молчит, сосредоточенно глядя на дорогу, руки крепко сжимают руль. Пальцы у него сильные, с мозолями, и я замечаю шрам на тыльной стороне ладони – длинный, неровный, словно кто-то полоснул ножом.

Кто ты такой, черт возьми?

– Так что, – начинает он, не отрывая глаз от дороги, – сбежала от богатого папочки? Или от жениха, которого тебе выбрали?

Вздрагиваю, оттого что он так быстро угадал.

– А вы всегда так допрашиваете тех, кого подвозите? – отвечаю, скрестив руки на груди. – Может, я просто туристка. Путешествую. Ищу вдохновение.

Он смеется над самой идеей, что я могу быть туристкой.