За моей спиной вспыхнула перестрелка, раздались крики. Подоспевшие полицейские сбросили морок, и схватились с рабами сирен. Ауры умирающих плескали в мир посмертные частоты энергии.

Новая троица качков с клинками. Сияние Разума не может радоваться, не может смеяться. Это чистый разум, ничем не замутненная логика, где нет места чувствам.

Частоты энергии пожирают людей, биомехи идут в разлад, и на землю падают обезображенные трупы.

Тончайшее, смертельное покрывало песни сирены Иоланты, рассыпается гармониками. Искры охотятся за людьми, жалят, как комары. Укол, и человек опускается на землю там, где стоял, засыпает, и уже не слышит песни-призыва.

Сирена не сдается, продолжает петь, выводя замысловатую ноту. Волны энергии расходятся от неё в стороны. Убить, убить, убить! Разлетаются на мелкие осколки стекла домов, осыпая мостовую сверкающим дождем. Защита наемников идет волнами, искусник падает на колени, удерживая Щит из последних сил. В руке он держит стремительно пустеющее энергетическое ядро, сделанное в Царских Мастерских.

Иоланта сильна, очень сильна. Сердце Пламени в груди сирены питает и Щит вокруг неё, и песню.

Но её энергия слишком грубая. Индивидуальное искусство, которое разрушают штампованные иголки.

А я иду вперёд.

Человека, выросшего передо мной, убрать с пути не получилось. Телекинез не сработал, смертельные энергии рассеялись гармониками на щите, его меч метнулся к моей голове.

Скорлупа собрала все силы, живой клинок завяз в защите.

Человек отпустил рукоять, взмахнул рукой, и второй живой клинок устремился к моей правой руке.

Я отдернул руку, отшатнулся, избегая следующего удара.

Мой противник двигался быстро, очень быстро, а в его ауре сверкали гармоники Индика. Заморозка не сработала, Танцор Плоти перестроил моментально перестроил тело, а Щит избавился от чужой энергии.

Что можно противопоставить такой скорости?

Технику. Правильно подобранные движения ловят в ловушку стремительно мчащийся мне в голову клинок. Наши мечи соприкоснулись, частоты энергии стекли по моему клинку, коснулись оружия врага.

Сошедшая с ума живая сталь впилась в держащую руку.

Мой противник не испытывал боли, лицо похоже на посмертную маску. Отпрыгнул назад, левой рукой выдернул шипастый шар из предплечья, бросил в меня. Я встретил его коротким вихрем распада, и атаковал сам. Искорки-модули рванулись со всех сторон, опутывая человека сетью телекинеза.

Снова вихрь распада, направленный в Танцора Плоти, и оплывающий скелет рассыпается пылью.

Шаг, другой. До старшей сирены осталось десяток метров.

Та сделала шаг мне навстречу, оставляя позади свою свиту. Толстяк с Танцором Плоти двинулся в обход, дорогу ему преградили качки с живыми клинками. Толстяк остановился, поводя башкой.

Она старалась, пела, едва шевеля алыми губами. Скорлупа уже не мурлыкала, надсадно рычала, из последних сил рассеивая чужую энергетику. Сияние Разума опасно и зло щурилось, рассматривая высокую, стройную женщину.

Рыжая, надо же. Гладкое лицо, внимательные глаза. Вблизи обычная женщина, в чем-то даже пренебрегающая биомехами. Ей не нужна личная красота, она не станет крутиться перед зеркалом, выбирая наряды и разглаживая биомехами морщинки на лице.

Влияние и власть — вот то, что ей нужно. Вот то, чему она посвятила себя.

— Остановись. — Сказал я, и поразился тому, как устало звучит мой голос. — Мила не вернется. Твоя дочь… Выросла.

На лице сирены ничего не отразилось. Моя защита гнулась, клинок, ставший живым, рассыпался металлической пылью.

Она сильна, она очень сильна.

Победить её будет не просто.

Давление энергии начало расти лавинообразно. Конструктор заполошно генерировал частоты, которые Миро вбивал в Скорлупу. Края моей защиты распадались на гармоники, экран покоя неуклонно сжимался.

Она опытнее меня. Индивидуальное искусство победит штамповку. А ничего, кроме штамповки, я противопоставить не мог.

— Зачем она тебе, Мирослав? — Спросила Иоланта. — Подумай. Она не игрушка, не вещь. Она опасна для тех, кто тебя окружает. Она несдержанна, хитра, мстительна. Передай её мне, и я уйду, не тронув никого тут. Даю слово.

— Я отвечаю за неё, какой бы она ни была. — Сказал я.

И вдруг разъедающая мою защиту энергия пропала.

Рабы сирен внезапно развернулись, и набросились на толстяка. Танцор Плоти не помог, живые клинки проникли к биомеху и вывели его из строя. Обугленный керамический скелет рухнул на мостовую, и его раздробили ударами мечей.

Выпрямившийся было искусник замер на месте, удивленно разглядывая пронзивший его со спины меч. Наемники прожили не дольше, их изрубили вмиг.

Сирена развернулась, и двинулась обратно.

Выжившая свита поторопилась за ней, бросив трупы временных союзников валяться на мостовой.

Я огляделся.

Каменецкая улица стала руинами, среди которых валялись трупы. Рабы сирен и мирные граждане, вперемешку. Слышались крики, плач, кто-то монотонно ругался.

А я сел на лавочку, вытянул ноги, и уставился в небо.

Там, вдалеке, слышался гомон толпы, над которым лилась прекрасная музыка пения Милы. А тут внезапно наступила тишина.

Шум двигателей, надо мной пронеслась черная тень. Над крышами домов зависли винтокрылы, с которых горохом посыпались стрельцы Светлого Царства.

— Мирослав, ты живой? Ты как? — Пётр Влажин возник передо мной, попытался заглянуть в глаза. — Да сними же ты защиту, у меня есть медицинский амулет! Настоящий!

— Не надо. — Я свернул Скорлупу. — Не надо, у меня все хорошо.

— Что тут было?

— Заговорщики приволокли сюда старшую сирену с Пелориада. — Сказал я.

'Отличная версия! 2 Похвалил меня Миро.

— И ты…

— Заговорщиков перебил, сирену прогнал. Петр, тут много раненых. Нужна помощь, врачи…

— Скоро прибудут! — Отмахнулся Петр. — Слушай, может, догоним их?

«Догнал один такой, потом в гареме с опахалом стоял».

— Пусть стрельцы этим занимаются. Наша работа тут закончена. Доложи генералу Ковальскому, что случилось.

Как окончился концерт, я не помнил. Дождался Милу и Киру, втроем мы сели в представительский «Маус» Галактионова, и отправились в гостиницу.

Оказавшись в номере, я сел в кресло, мрачно уставился в стену.

«Отпустило?» Спросил Миро.

«Не до конца». Ответил я.

«Она бы могла победить. Рано нам ещё таких соперников. Надо привыкнуть к биомехам, поучиться ими пользоваться».

«Согласен».

— Господин, а кто был там, на Каменецкой? — Спросила Мила.

— Твоя бывшая госпожа, старшая сирена Иоланта.

Переодевающаяся Мила побледнела, выронила из рук пушистый гостиничный халат.

— Вы… Вы…

— Она ушла. — Сказал я. — Надеюсь, что больше не вернется.

— Я тоже! — Мила дрожащими руками подняла халат, и застыла в дверях в ванную, словно не понимая, что делать дальше. Её Сердце Пламени неторопливо восстанавливало энергию, девушка была истощена и крайне напугана.

— Мирослав! — Позвала меня Кира.

— Что случилось?

— Смотри, что на столе лежит. Я не трогала.

— О, письмо! — Мила закуталась в пушистый халат. Руки девушки немного подрагивали, но голос был наполнен веселым любопытством. — Господин, это вам от тайной поклонницы! Как та, к которой вы вчера ходили!

«И когда только успела понять?» Вздохнул Миро.

На столе лежал лист бумаги, придавленный матово-синей бусинкой защитного амулета. Кто попало не возьмет, бусинка сожжет в пыль послание, ещё и руку любопытного заденет, постарается.

Я неохотно встал с кресла, смахнул защитную ауру письма, развернул лежащий на столе лист бумаги.

«Мирослав! Я не уверен, что доберусь до Китежа. Потому оставляю это тут. Если доберусь, то генерал поверит мне на слово, если же нет — передай список ему. На всякий случай, удачи! Сергей Бельский».

Под первым листом лежали остальные, со списком фамилий.

«Лучше бы это была любовная записка». Хмыкнул Миро.