Позади нас здание Думы, охраняемое наемниками.

— Лишь бы все прошло спокойно. — Нервно сказал Галактионов, переплетая пальцы. — Лишь бы ничего…

— Да все будет хорошо, Георгий Сергеевич! — Успокаивал его Лешенька, оторвавшийся от своих пультов.

Мои таракашки нашли три снайперские пары, оборудовавшие себе лежку в жилых домах. Маскировались они хорошо, гасили любую энергетику вокруг. По этому-то признаку их и нашли — поискали там, где фон энергетики слишком спокойный.

Указал генералу на точки, и туда отправились отделения аркаимских наемников.

Взрывное устройство в канализации обезвредили, кибертараканы сытно пообедали взрывчаткой.

Подозрительных личностей проверяли искусники с Китежа. Выявили две боевые группы с личинками изборских тварей, оттащили в подвалы. Переродившиеся твари сожрали своих командиров и бесновались за экранами покоя.

На аэродроме перехватили готовящийся взлететь лайнер с одурманенным экипажем, набитый изборской биотой с семенами боевых тварей.

Организация старалась вовсю. Непонятно, конечно, что им важнее — уничтожить Милу, или убить побольше людей. Скорее всего, обе цели равной важности.

— Время. — Галактионов выпрямился, провёл ладонью по лицу. — Начинаем! Лешенька, включай отсчет!

— Да, Георгий Сергеевич!

Я не дослушал, вышел из автобуса, посмотрел в небо. Бескрайнее, налитое синевой небо, очистившееся от туч.

Мила замерла на ступеньках, ведущих на изнанку сцены. Обернулась, нашла меня взглядом, послала воздушный поцелуй. Меня окутала волна тепла и симпатии. Кира тронула Милу за руку, нахмурилась. Сирена поспешно взбежала по лесенке, скрылась за дверью, ведущей на помост.

Генерал Ковальский, заседавший за походным столиком в окружении адьютантов и охраны, покосился на меня недовольно. Искусник в черном кимоно с эмблемой столичного института распростер над ним защитный полог.

«О, знакомые лица!» Сказал Миро.

— Мирослав, здравствуйте! — Передо мной стоял Пётр Влажин. С живым клинком на поясе, в серо-черном кимоно. На правом плече повязка с вышитым гербом Трудового Союза.

— И тебе привет. Ты что тут делаешь?

— Доброволец, обеспечиваю безопасность концерта! — Важно ответил Пётр. — Скажите, я могу увидеть Людмилу?

«Дурак, что ли?»

— Наверное. — Бросил я.

— Я…

— Студент, займите своё место! — Тяжело произнес искусник, замерший рядом с генералом. — Вы тут развлекаться приехали, или что?

— Извините! — Пётр поспешил встать за левым плечом своего начальника.

— Здравствуйте, дорогие мои! — Раздался отдаленный голос Милы.

Я ощутил её радость и восторг, сплавившийся в едином котле, её силу. Девушка походила на ярко пылающую звезду, готовую залить все вокруг теплом и светом.

Кира где-то рядом с ней, настороженная и опасная. В её руках оружие.

Толпа ответила гулом, раздались отдельные выкрики.

— Сегодня я бы хотела спеть вам особенную песню. Которая посвящена всем нам!

Гул примолк, люди начали прислушиваться.

— Да, всем! Жителям Любодара, Екатерининска и Святополья! Жителям Люблина и Аркаима, Китежа, Рутеники, Изборска, Смородины, Калина! Всем тем прекрасным, смелым и сильным людям, которые живут тут!

Толпа молчала. Замер генерал Ковальский, замерли его адьютанты. Петр приоткрыл защиту, и обратился в столб.

Из автобуса вышел Галактионов. Достал из кармана фляжку, свернул пробку, припал к горлышку.

Аура недоумения толпы начала нарастать. Вот-вот раздадутся недовольные вопли, потом прозвучат гневные крики…

Галактионов выдул фляжку враз, отбросил в сторону, пустую.

И в тот момент, когда многоголосый гул начал было превращаться в злобные выкрики, Мила начала петь.

Волна покоя хлынула над нашими головами, несомая невыразимо прекрасными нотами.

Слов не было, лишь образы. Вот Люблин, синева небес и океанов. Вот замерзшие равнины Рутеники, тишина Светлолесья. Вот бескрайние пески Изборска. Холмы Китежа, суета и гомон столицы Светлого Царства. Дышащие древностью развалины Маяка на Аркаиме. А это Смородина, вековые леса и могучие реки, несущиеся к жаркому океану. Степи Калина, напитанные ароматом цветущих трав, и величественные горы, вершинами упирающиеся в небеса.

Я никогда не был ни на Смородине, ни на Калине, но как воочию представил себе эти планеты.

Везде, везде живут люди. Такие же, как и мы. Счастливые и страдающие, смеющиеся и плачущие, борющиеся и смирившиеся, спокойные и суетливые.

Все мы похожи. Немного упертые и ленивые, благородные в душе, склонные к меланхолии и обладающие тщательно выпестованной веками смекалкой. Умеющие любить во всю душу и сражаться до конца.

Мы такие. Все мы.

— Если у неё получится, генерал ей памятник должен поставить. — Хрипло сказал Галактионов. — Из чистого золота, на центральной площади столицы.

— Посмотрим.

— Ваше Высокоблагородие, три снайперские пары уничтожены! — Браво отрапортовал полицейский полковник, вытянувшись в струнку перед генералом.

— Отличившихся к награде! — Бросил генерал.

— Взрывное устройство блокировано и вывезено за город! — Возник второй полковник.

— Саперов к награде! — Франчек Ковальский отвечал, даже не глядя, повернув голову в сторону источника песни. Глаза его были прикрыты, генерал пытался отрешиться от мира, чтобы беспрепятственно ловить эти светлые образы.

Искусник сосредоточился, усиливая защиту, Ковальский поднял руку, прерывая его.

Свита генерала тоже замерла. Пару человек, самых прожженных, недоуменно переглядывались, остальных проняло. Петр так и остался стоять живым воплощением обожания своей кумирши.

Внезапно генерал Ковальский поднялся с места, и, медленно ступая, направился ко мне. Охрана двинулась за генералом, но тот взмахнул рукой — стойте на месте, мол.

— Что же вы творите, царцы… — Его тяжелый взгляд совсем не подходил для паркетного вояки. Тщательно культивируемый самим же генералом образ дал трещину. И передо мной стоял человек. Хитрый, умный, и от того немного уставший.

Я не отвечал.

— Надеюсь, у вас получится. — Внезапно сказал Франтишек Ковальский.

— Ваше Высокоблагородие! — На руках двух дюжих охранников повис полицейский лейтенант. — Доклад! Доклад!

— Что там? — Недовольно повернулся генерал.

— Посты на Каменецкой не отвечают! Вернее, отвечают, но не так!

— Доложите по форме, лейтенант. — Рявкнул генерал Ковальский. — И отпустите его!

Охрана разжала руки, лейтенант, едва не упав, поспешно выпрямился в стойке «смирно».

— Ваше Высокоблагородие, полчаса назад, при опросе постов, экипаж двенадцать повел себя странно! Они отвечали, но не так, как обычно! Перекличка показала, что три поста ведут себя странно!

«Вот и проблемы пожаловали». Оживился Миро.

— Пьяны?

— Ваше Высокоблагородие, я знаю сержанта Валенсу! Напиться мог один пост, но три сразу? Они под контролем, Ваше Высокоблагородие! Позвольте…

— Я могу сходить туда и выяснить! — Дернулся Пётр.

Внимания на него не обратили.

Я послал слабую волну. Вот толпа, тут аура сходит с ума, ничего не понятно. Вот огоньки моих разведчиков-таракашек, многие уже погасли, затоптанные тысячами ног. А что происходит тут?

Аура Каменецкой улицы, фонившая острым удовольствием и горьким привкусом дурмана, прогибалась, тянулась, как резина. Искусник, по силе равный сущности Дороги, медленно двигался вдоль по улице, приближаясь к площади Соглашения.

И его аура давила звуки Милы, словно тупой нож, режущий бумагу. Энергия превращалась в гармоники и бурлила, впитываясь в окружающий мир.

— Проблемы? — Спросил Галактионов.

— Да. — Ответил я. — Разберусь. Продолжайте концерт.

«Да что они сделают!»

Искусник ранга Мастер, нанятый в Институте. Троица выпускников Института, второй курс, приданные снайперским расчетам. Десяток местных искусников, едва дотягивающих до ученического ранга. Неизвестное количество средних по качеству амулетов и биомехов, распределенных по полицейским.