А к утру отправились знакомиться с городом.

Город раскинулся среди пологих холмов, спускавшихся к океану. Горная гряда, тянущаяся через весь континент, тут теряла мощь и размах, иногда вырываясь плоскими гранитными углами из-под наносов плодородной почвы. Длинные прямые улицы расчерчивали город на квадраты, упираясь в ослепительный блеск воды, ещё ярче блестели зеркальные стены небоскребов.

Жарко в городе не было, скорее, приятная прохлада. Вдоль по улицам тянул морской ветерок, сдувая пыль в сторону полей. На каждом свободном пятачке росли похожие на яблони деревья, украшенные мелкими белыми цветками. Дома на окраинах невысокие, с плоскими крышами, на которых виднеются края навесов от солнца.

Прохожих на улицах немного, встречаются полицейские патрули, вооруженные винтовками и тесаками. Держатся настороженно, стараются прикрывать друг друга.

Дошли до берега океана, вышли на набережную.

Длинные волноломы уходили в океан, меж ними полого спускались в воду бетонные плиты, ласкаемые волнами. На бетоне загорали люди, разложив полотенца. С другой стороны ряды каменных особнячков, построенных с претензией на старину, аляповатые, глядящие фасадами на океанскую гладь. Дома не жилые, первые этажи занимают бары и магазины, на вторых этажах дешевые гостиницы.

Перед зданиями раскинули свои стоили уличные торговцы, предлагающих закуски, алкоголь и сувениры. Немногочисленные прохожие проходят мимо, торговцы скучают.

Компания крепких парней в парусиновых куртках стоят наособицу, бросают вокруг остро-самодовольные взгляды.

— Господин, а куда мы идём? — Капризно спросила Мила.

— Да мы просто гуляем.

Рядом с нами остановился «Маус» в городской модификации. Не представительский класс, роскоши не достает! Резкие обводы корпуса сглажены, фары вписаны в линии корпуса, верх открыт, над ним установлены сверкающие хромом дуги. Я пару раз видел такие на Китеже, да и негде больше. Редкая машина, для города слишком велика, неудобна, а для Дороги слишком слаба и не понятно, для каких задач использовать.

В машине троица парней в парусиновых жилетках, открытые руки увиты черно-синими тату в кельтском стиле. Вроде и машинопись, да фальшивка, энергия по таким линиям не течет.

— Привет, красотки! — Сказал один из парней, перегнувшись через борт. — А хотите…

Кира положила руку на пояс, где устроилась кобура с «Танго».

— Не хотят. — Бросил я, щелкнув пальцами. Синяя искра сорвалась с ладони и растаяла в небе.

Парни оценили, машина сорвалась с места и тормознула у дальнего конца бетонной набережной.

— Мирослав, мы что-то ищем? — Спокойно спросила Кира.

— Штаб-квартиру Трудового Союза.

— Так вот же она! — Кира указала на трехэтажный особняк. Невесть как уцелевшая старая постройка, выщербленные стены тщательно замазаны известкой и излучают экран покоя, окна приоткрыты. На подоконниках видны цветы.

К дверям ведет низкая лесенка, а над крыльцом выложенный серыми кирпичами девиз: «Arte cognita nova».

* — искусство труда (лат.)

Мы прошли мимо разложенных торговых рядов, уличные торговцы проводили нас алчными взглядами. Тяжелые дубовые двери при нашем приближении распахнулись, открыв путь в коридор, и мы уперлись в пост охраны.

Два хмурых парня в синих жилетках за столом неторопливо поднялись, загородили дорогу.

— Здравствуйте! — Сказал я вежливо. — Мне необходимо поговорить с вашим главным.

Оба охранника похожи, как братья-близнецы. Простейшие биомехи физического развития, на руках тянутся татуировки, глаза черные, внимательно-опасливые. Резкие ребята, уверенные в себе.

— А? — Сказал правый.

Левый потянулся к короткой выкидной дубинке на поясе, по руке пробежали искорки энергии.

— Мирослав Трегарт. — Представился я. — Тот самый.

— Ваш-милость, сюда только членам профсоюза вход открыт. — Сказал второй, поумнее. — Никак пустить сюда вас не можем.

— Ну, доложите главному, я подожду минут десять.

— А потом? — Спросил правый.

— А потом я войду сюда сам. — И я с улыбкой создал на ладони шаровую молнию.

Охранники попятились.

— Арик, доложи. — Не сводя с меня глаз, сказал правый. — Не дело заставлять важного гостя ждать.

Первый опрометью бросился вдаль по коридору.

Вернулся минуты через три.

— Шеф говорит, проси! — Выдохнул он.

— Так проси. — Сказал правый, садясь за стол.

Руки он держал на виду, и прятал глаза.

— Прошу за мной. — Вежливо сказал тот, что бегал известить шефа.

Кабинет главы Трудового Союза в Святополье располагался на третьем этаже. Поднялись по узкой лестнице, прошли коридором, оказались в приемной, с жесткими креслами вдоль стен. На стенах в рамочках фотографии, морские пейзажи вперемешку с компаниями людей. Те ещё компании, лица недобрые, решительные, одеты в униформу местных резких парней — синие куртки и мягкие штаны. Фоном то заводы, то улицы, то цепи полицейских.

Возле двери в кабинет главного стол, заваленный папками с бумагами, секретарша удивленно разглядывает нас. Видно, что узнала, глаза расширились, скверный амулет прикрытия пропускает слишком много гармоник чувств из ауры.

На двери табличка, черным на золотом написано «В. Э. Раковский, глава Трудового Союза Святополья».

— Подождите тут. — Сказал я Кире и Миле.

Девушки чинно уселись на кресла у стены, секретарша за столом затравленно улыбнулась.

Я прошёл в полуоткрытую дверь.

Кабинет не большой, половину его занимает длинный стол, с одиноким экраном компьютера, вторую половину — шкафы, набитые папками с бумагами. Окно закрыто жалюзи, плотными, на потолке вечные светильники. Стены украшены плакатами с мудрыми изречениями, «Вместе — сила!» и «Побеждай упорством!», мускулистые мультяшные парни сжимают кулаки, на заднем плане безликие толпы народу.

— Здравствуйте! — Профессионально улыбнулся владелец кабинета, выходя из-за стола мне навстречу. Маленький, сухощавый человечек в потертом пиджаке и брюках, под пиджаком алая футболка. Лицо изрезано морщинами, выцветшие волосы и брови, сухие губы. И внимательные, очень внимательные синие глаза.

— И вам не хворать. С кем имею честь?

— Войцех Раковский, глава Трудового Союза в Святополье. А вы?

— Мирослав Трегарт, мастер Искусства.

— О, мы о вас много слышали! — Ещё профессиональнее улыбнулся мне Войцех Раковский. Амулет у него на груди не чета тому, что носит секретарша, он умеет даже бросать фальшивые гармоники чувств. Что-то подобное носил на Фламинике Квинт Менелий Август.

Интересный он человек оказался.

«И этот тоже не прост». Сказал Миро.

«Да уж понимаю!»

— Надеюсь, только хорошее? — Улыбнулся я.

Скорлупа приняла задание Конструктора, формируя фальшивые гармоники чувств. Радость, чуть усталости, напряженность.

«Давно надо было это сделать». Проворчал Индик.

— Много хорошего. Товарищ Астафьев о вас отзывался хорошо.

— Радимира Астафьева имеете в виду? — Я сел в удобное офисное кресло, ногу на ногу.

— Его самого! — Войцех обогнул меня, прикрыл дверь, вернулся на место. — Что же привело вас к нам? Вы ведете бизнес на Люблине?

— Ну какой там бизнес. — Пожал я плечами. — Моя… Подопечная дает три концерта на планете.

— Весь Люблин знает об этом! — Радостно сказал Войцех. — Уже давно. Для нас это неожиданность, что персона такого уровня посетила наш мир.

— Мир как мир. У меня другой вопрос.

Войцех напрягся.

— Какое ко всему этому отношение хочет иметь Трудовой Союз?

— При чем тут мы? — Резко спросил Войцех. — Четвертый канал заключил договор с профсоюзом, профсоюз прислал рабочих на сборку сцен… Погодите! — Он вскочил, подошёл к шкафу с бумагами, порылся там, достал пару листов, всмотрелся. — Договор заключен, работы проводятся в срок. Во всяком случае, так было три дня назад. Что-то изменилось?

— Пока ничего, насколько мне известно. — Я добавил в Скорлупу гармоники недовольства и зарождающейся ярости.