Встревоженный, я снова и снова ходил по комнате, пока, наконец, не нашел предмет с изображениями на скрепленных вместе листочках бумаги; по изображениям я понял, что кое в чем ошибся, и тогда переоделся в соответствии с тем, что увидел на картинке.

   Время от времени я посматривал вниз и, если замечал хоть какой-то признак присутствия кого-то из прежних товарищей, тыкал ботинком в щели.

   Я как раз занимался этим, когда с другой стороны двери раздался какой-то звук, и прежде чем я успел подготовиться и спрятаться, дверь открылась, и в комнату вошел другой человек - женщина.

   Она заговорила, и мое преображение было настолько полным, что я понял ее.

   - Где Ричард?

   Поскольку я боялся говорить, то ответил ей пожатием плеч.

   - Ты, должно быть, один из тысячи его кузенов.

   Я кивнул. Меня почему-то успокоила ее фраза; я всегда считал, что люди живут в изоляции, и мне было как-то спокойнее осознавать, что их семьи такие же большие, как у нас.

   - И когда он вернется?

   Я снова пожал плечами, но на сей раз ответ ее не удовлетворил. Она подошла ближе, очевидно, изучая меня, и, наконец, спросила:

   - Как тебя зовут?

   - Йо... Йозеф. - Даже мне самому понравилось, как это прозвучало.

   - Что ж, Йозеф, может, мы сходим куда-нибудь перекусить, а когда вернемся, наверное, Ричард появится здесь.

   Я не знал почему, но твердо знал, что не готов.

   - Я... я не могу этого сделать.

   - О, хочешь подождать его. Ну, дело твое. - Она бросила на меня взгляд из-под копны рыжих волос, и волосы впервые показались мне привлекательными. Она была вся такая мягкая, и это, как ни странно, тоже привлекало.

   - Но я... голоден. - Я ничего не ел с утра, когда обнаружил что-то за унитазом.

   - Я принесу тебе гамбургер, - сказала она. - Если Ричард придет, пока меня не будет, отведи его в "Хаттонс". - Она внимательно посмотрела на меня. - Знаешь, ты неплохо выглядишь. Но почему, черт возьми, у тебя рубашка так застегнута?

   Никогда не забуду, что произошло дальше. Она шагнула вперед и принялась возиться с моей верхней одеждой, дергая ее то в одну, то в другую сторону, возвращая на место, а когда осталась довольна, отступила назад и сказала: "Неплохо. Совсем неплохо". В следующую секунду она исчезла - слишком быстро для меня, но не для моего сердца, которое улетело вместе с ней.

   Как я ликовал тогда! Я кружился по комнате, словно паук, наслаждаясь движениями своих многочисленных суставов, впервые гордясь всеми своими подвижными частями тела и мягкой плотью, которая их покрывала, думая, что я получил все лучшее из обоих миров. Я был самым крупным и красивым в царстве насекомых; теперь я стану самым красивым в мире людей: принцем среди тараканов, королем среди людей. Я кружился, танцевал и радовался своему новому телу, а потом, в порыве наслаждения, вернулся в угол у раковины и ботинком Ричарда раздавил все антенны, которые торчали из этой жалкой маленькой щели.

   - Вот, Ральф. Хьюго. Теперь я понимаю. Малые всегда будут ненавидеть великих.

   Я говорил это, когда меня охватила странная слабость, и мне пришлось резко выпрямиться, потому что мои прекрасные суставы предали меня и не сгибались. Вместо этого я остался стоять на ногах у единственного в комнате окна, глядя на мир внизу и думая, что, как только я поем, ко мне вернутся силы и я выйду на улицу - мужчина среди мужчин.

   И я возьму с собой самку. Теперь, когда она увидела меня, ей больше не понадобится этот жалкий Ричард, который жил в крошечной, убогой комнатке. Мы с ней найдем собственное гнездо, и тогда ... От этой мысли у меня закружилась голова, и я попятился к мягкому сидению, стоявшему на четырех ножках; и поскольку я больше не мог оставаться в вертикальном положении, не предпринимая огромных усилий, я откинулся на мягкую спинку, чувствуя какое-то неудобство в районе спины.

   Итак, лежа, я заметил нечто странное в своих нижних челюстях, когда мужчина, вероятно Ричард, открыл дверь и вошел в комнату.

   В следующую секунду он увидел меня, лежащего, как я полагаю, в его постели, и, должно быть, со мной произошли какие-то новые превращения, потому что лицо, которым я так гордился, ему совсем не понравилось, как и моя фигура, лежащая среди его одеял, и конечности, которыми я махал, призывая его больше не кричать и просто подождать...

   Теперь я слышу его голос внизу, слышу пронзительный крик, и я слышу, как женщина поднимает тревогу, и я слышу голоса многих мужчин и знаю, что они вооружены. Они уже на лестнице, с цепями и дубинками, и, к своему ужасу, я обнаруживаю, что, несмотря на свой рост, я снова могу двигаться, наполовину так, наполовину этак, и я пробираюсь к раковине и пытаюсь пролезть под ней, и я кричу, умоляя своих братьев, чтобы они позволили мне присоединиться к ним.

   - Хьюго, Арнольд, позвольте мне вернуться.

   Я отчаянно пытаюсь прижаться к плинтусу, но часть меня все еще высовывается из-под раковины - я чувствую дуновение воздуха на моем открытом, твердеющем панцире. Они вламываются в дверь, они уже близко...

   Хьюго, Арнольд. Это я.

   Жизнь, которую я ждал^{13}

For a Breath I Tarry

Повесть, 1966 год

Его звали Фрост^{14}. Из всех созданий Солкома Фрост был самым Лучшим, самым мощным, самым сложным.

   Поэтому ему дали имя и поручили контролировать

   одно из полушарий Земли. В день создания Фроста Солком страдал от разрыва в цепи взаимодополнительных функций, или, иначе говоря, сходил с ума. Вызвавшая это беспрецедентная вспышка солнечной активности продолжалась чуть более тридцати шести часов и совпала по времени с жизненно важной фазой конструирования схем. Когда все закончилось, появился Фрост.

   Так Солком породил уникальное существо, появившееся на свет в период временной амнезий.

   И Солком отнюдь не был уверен, что Фрост получился таким, каким был задуман с самого начала.

   Первоначальный план предусматривал создание машины для размещения на поверхности планеты Земля. Она должна была функционировать как ретрансляционная станция и координировать действия агентов в Северном полушарии. Исходя из этого, Солком протестировал машину, и все ответы ее были признаны безупречными.

   И все-таки во Фросте было что-то, заставившее Солком наградить его именем собственным. Само по себе это уже являлось неслыханным событием. Однако детальный анализ этого обстоятельства привел бы к полному разрушению синтезированных раз и навсегда молекулярных схем.

   Во Фроста было вложено слишком много времени, энергии и материалов Солкома, чтобы демонтировать его из-за чего-то, не поддающегося точному определению, тем более что функционировал он безукоризненно.

   Поэтому самому странному созданию Солкома дали во владение половину Земли и назвали просто - Фрост.

   Десять тысяч лет Фрост сидел на Северном полюсе Земли, зная о каждой упавшей снежинке. Он контролировал и направлял деятельность тысяч строительных и ремонтных машин. Он чувствовал половину Земли, как механизм чувствует другой механизм, как электричество знает свой проводник, как вакуум ощущает свои границы.

   На Южном полюсе находилась машина Бета, выполняющая те же функции в Южном полушарии.

   Десять тысяч лет сидел Фрост на Северном полюсе, ведая о каждой упавшей снежинке, а также о множестве других вещей.

   Все машины севера отчитывались перед ним и получали от него приказы, сам же он докладывал только Солкому и получал распоряжения только от него.

   Отвечая за сотни тысяч процессов на Земле, он тратил на выполнение своих обязанностей ежедневно по несколько часов.