Толстые бархатные портьеры были отдернуты, и я, встав у окна, посмотрел на безмолвные руины. Выкурив еще одну сигару, я воткнул окурок в цветочный горшок и снова надел пиджак.

   Старик вернулся и повел меня через зал, потом мы поднялись на один пролет широкой лестницы и вошли в огромную, уже не столь захламленную комнату, где и находился тот, к кому я пришел.

   Он стоял посреди ковра. На нем был затейливо украшенный шлем с шишаком на макушке, темно-синий мундир со знаками различия, золотые с черным эполеты и начищенные до блеска сапоги со стальными шпорами. На вид ему было лет семьдесят, и выглядел он очень крепким. У него были кустистые седые брови и большие тщательно расчесанные усы. Когда я вошел, он прокричал что-то и вытянул вперед Руку, указывая на меня.

   - Герр Аквилинас. Я - Отто фон Бисмарк, начальник берлинской полиции.

   Я пожал протянутую руку. Если говорить точнее, он пожал мою, встряхнув меня всего.

   - Хорошенькое дело, - заметил я. - Убийство происходит в саду человека, который призван убийства предотвращать.

   Вероятно, у него были парализованы или повреждены мышцы лица, потому что, даже когда он говорил, они почти не шевелились, в остальное же время лицо оставалось совершенно неподвижным.

   - Именно так, - сказал он. - Мы, конечно, не хотели вас вызывать. Но, насколько я понимаю, это ваша специальность.

   - Возможно. Тело еще здесь?

   - В кухне. Там производили вскрытие. У него были бумажные легкие, вы знаете?

   - Знаю. Итак, если я правильно понял, вы ночью ничего не слышали...

   - О, нет, я слышал - лаяли мои волкодавы. Один из слуг пошел посмотреть, в чем дело, но ничего не обнаружил.

   - Вы можете назвать время.

   - Время?

   - Когда это было?

   - Около двух ночи.

   - Когда нашли тело?

   - Около десяти - его обнаружил садовник в винограднике.

   - Хорошо. Давайте взглянем на тело, а потом поговорим с садовником.

   Он повел меня на кухню. Одно из окон было открыто. Оно выходило в роскошный сад, поросший высоким кустарником самых разных оттенков. Из сада тянуло пьянящим ароматом. У меня закружилась голова. Я повернулся и увидел накрытое простыней тело, лежащее на выскобленном кухонном столе, покрытом простыней.

   Я отдернул простыню. Передо мной лежало обнаженное тело, старое, но сильное, очень смуглое. Большая голова, густые черные усы, сразу бросающиеся в глаза. Трудно было представить, каким было это тело раньше, когда принадлежало живому человеку. На горле были видны следы удушения, распухшие кисти, предплечья и лодыжки говорили о том, что жертва не так давно была связана. Спереди был виден разрез, сделанный при вскрытии и зашитый очень небрежно.

   - А одежда? - спросил я начальника полиции.

   Бисмарк покачал головой и показал на стул, стоящий позади стола.

   - Вот все, что удалось найти.

   На стуле лежали аккуратно сложенные бумажные легкие, слегка потрепанные. Эти одноразовые легкие - палка о двух концах. С одной стороны - можно курить, сколько хочешь, не боясь рака легких, но с другой - их следует регулярно менять. А это дорого, особенно в Риме, где, в отличие от других европейских городов-государств, государственная служба замены легких появилась лишь за несколько лет до войны, когда бумажные легкие были заменены более долговечными политэновыми. Рядом лежали наручные часы и пара рыжих туфель с длинными, загнутыми кверху носами.

   Я взял одну из туфель. Сделано явно на Востоке. Потом я взглянул на часы. Часы были русские: тяжелые, старые и потускневшие. А вот ремешок из свиной кожи был новенький, и, если верить надписи, сделан был в Англии.

   - Теперь мне понятно, почему обратились к нам, - сказал я.

   - Да, были некоторые странности, - признал Бисмарк.

   - Я могу поговорить с садовником, который нашел его?

   Бисмарк подошел к окну и позвал:

   - Фелипе!

   Листья будто сами по себе раздвинулись, и в образовавшемся проеме появился высокий молодой человек с темными волосами и длинным, бледным лицом. В руке он держал изящную лейку. На нем была зеленая рубашка со стоячим воротничком и такого же цвета брюки.

   Мы смотрели друг на друга через оконное стекло.

   - Это мой садовник, Фелипе Саджиттариус, - сказал Бисмарк.

   Саджиттариус поклонился. Его глаза смеялись, но Бисмарк, как мне показалось, этого не заметил.

   - Вы можете показать, где нашли тело? - спросил я.

   - Конечно, - ответил Саджиттариус.

   - Я подожду здесь, - сказал Бисмарк, увидев, что я направился к двери.

   - О'кэй. - Я спустился в сад и последовал за Саджиттариусом. И снова мне показалось, что кусты раздвинулись сами собой.

   В саду по-прежнему стоял густой эротический аромат. Среди тёмной, мясистой листвы виднелись вишневые, пурпурные и синие цветки каких-то растений, иногда попадались ярко-желтые и розовые.

   Трава, по которой я ступал, казалось, ползла под моими ногами, а странные очертания деревьев и кустарников дополняли неприятное ощущение, и я подумал, что этот сад место, явно не подходящее для отдыха.

   - Это все ваша работа, Саджиттариус? - спросил я.

   Он кивнул не останавливаясь.

   - Оригинально, - заметил я. - Никогда не видел такого.

   Тут Саджиттариус обернулся и показал большим пальцем назад.

   - Вот это место.

   Мы стояли на небольшой полянке, почти полностью окруженной решеткой, увитой толстыми виноградными лозами. Я заметил, что в дальнем углу оборваны несколько лоз и проломана решетка. Я догадался, что это следы борьбы. Я все никак не мог понять, почему убийца развязал жертву, прежде чем ее задушить. А получалось, что было именно так иначе никакой борьбы не было бы. Я осмотрел место, но не обнаружил никаких других следов. Сквозь проломанное в решетке отверстие я увидел маленький летний домик, выстроенный в китайском стиле, он весь блестел красным, желтым и черным лаком, а местами - позолотой. Домик никак не вязался с архитектурой главного дома.

   - Что это? - спросил я садовника.

   - Ничего, - угрюмо ответил тот, явно недовольный тем, что я увидел.

   - Я все-таки взгляну.

   Он пожал плечами, но проводить меня не предложил. Пройдя между решеток, я подошел к домику. Саджиттариус не торопясь следовал за мной. Поднявшись по деревянным ступенькам на веранду, я толкнул дверь. Она открылась, и я вошел. Домик состоял всего из одной комнаты - спальни. Постель была не убрана. Судя по ее виду, обитатели покидали домик в большой спешке. Из-под подушки торчали нейлоновые чулки, а на полу валялись мужские кальсоны. Простыни были белоснежные, мебель - восточная, очень богатая.

   Саджиттариус стоял в проеме двери.

   - Ваш домик? - поинтересовался я.

   - Нет. - Его голос звучал оскорбление. - Начальника полиции.

   Я ухмыльнулся.

   Саджиттариус ударился в пространные объяснения.

   - Томительные запахи, опасность, исходящая от растений, тяжелый воздух сада - все это, без сомнения, может возбудить и человека более старшего возраста. Это единственное место, где он может расслабиться. Потому он меня и держит, потому дает мне полную свободу действий.

   - А это, - спросил я, указывая на постель, - связано как-то с тем, что произошло прошлой ночью?

   - Может, он и был здесь, когда это случилось, но я... Саджиттариус покачал головой, и я спросил себя, не намекает ли он на что-то, что я упустил.

   Увидав на полу какой-то предмет, я наклонился и поднял его. Это была подвеска с выгравированными готическим шрифтом инициалами Е.Б.

   - Кто эта Е.Б.? - спросил я.

   - Меня интересует только сад, господин Аквилинас, - я не знаю, кто она.

   Я выглянул в странный сад.

   - Почему это вас интересует, для чего все это? Вы ведь делаете это не по его приказу, правда? Вы делаете это по собственному желанию, - мрачно улыбнулся Саджиттариус.

   - Вы проницательны.