— Она знала, что ты не всерьёз.

—Но я не успела сказать, что люблю её. — это признание вырвалось шепотом, и я зажмурилась, чувствуя, как по щекам текут предательские слезы. — И теперь мне кажется, что я должна говорить это всем подряд. Отцу, подругам, даже случайным знакомым... А на самом деле я просто пытаюсь сказать это ей.

Он медленно отвел меня от себя, и его большие ладони прикоснулись к моим щекам, сметая слезы. Его пальцы были грубыми, мозолистыми от хоккейной клюшки, но прикосновение — невероятно нежным.

— Она знала, — повторил он твердо, глядя мне прямо в глаза. — Так же, как и моя. Они всегда знают.

В его серых глазах не было привычной насмешки или равнодушия. Была глубокая, зрелая понимающая боль. Боль, которую познают только те, кто рано потерял самое дорогое.

— Мы оба — сироты при живых отцах, — горько усмехнулась я.

—Да, — он не стал спорить. — Но, возможно... теперь у нас есть мы друг у друга.

Эти слова повисли в воздухе, наполненные новым смыслом. Это уже не было про фиктивный брак. Это было про нечто большее.

Он наклонился и мягко прикоснулся губами к моим глазам, к следам слез. Это был не поцелуй страсти. Это было обещание. Обещание быть рядом. Обещание понимать.

— Знаешь, а ведь мы могли бы... — я запнулась, боясь произнести вслух.

—Перестать притворяться? — он закончил за меня, и в его глазах мелькнула искорка той самой дерзости, которую я так хорошо знала.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Думаю, мы уже перестали, — он снова привлек меня к себе, и на этот раз его объятие было другим — уверенным, властным. Таким, каким и должно быть объятие мужчины, который наконец-то решил перестать бежать от самого себя.

За окном горел ночной город, а мы стояли в центре нашей гостиной — два одиноких человека, которые неожиданно нашли причал в бушующем море одиночества. И пусть завтра снова будут ссоры, недопонимание и боль сегодняшнего дня. Но в этот момент мы были просто Саша и Катя. Двое, которые наконец-то нашли друг в друге то, что так долго искали.

И это было страшнее и прекраснее любой фикции.

Саша

Утро началось не с боли в колене и не с трезвого анализа вчерашней слабости. Первым, что я ощутил, был запах её шампуня на подушке. Она спала, разметавшись, забрав большую часть одеяла. Я наблюдал, как первые лучи солнца играют в её тёмных волосах, и чувствовал странное спокойствие.

Вчерашние признания не казались ошибкой. Наоборот — будто гнойник наконец вскрылся, и рана начала заживать.

Она потянулась, не открывая глаз, и её рука легла мне на грудь.

— Ты уже пялишься? — пробормотала она сонно.

—Наблюдаю, — поправил я. — Это другое.

—Наблюдаешь, — она приоткрыла один глаз. — И какие выводы?

Я перевернулся на бок, опираясь на локоть, и мягко отодвинул прядь волос с её лица.

— Выводы такие, что ты красивее, когда не строишь из себя дерзкую стерву.

Она фыркнула, но не стала возражать. Вместо этого её пальцы легонько провели по повязке на моём колене.

— Как оно?

—Лучше, — ответил я, и это была правда. — Готов выйти на лёд.

Её лицо стало серьёзным.

— Ты уверен? Не слишком рано?

—Команда нуждается во мне. Плей-офф на носу.

Она что-то обдумывала, глядя на моё колено, потом медленно подняла на меня глаза.

— Ладно. Но с одним условием.

Я поднял бровь, ожидая очередного её каприза. Но её слова оказались неожиданными.

— Я хочу посмотреть на тебя там. На льду. Настоящего.

Я замер. Никто из моих «девушек» никогда не просил об этом. Им было важно после игры — куда пойти, что надеть, с кем быть увиденными.

— Там не на что смотреть. Просто работа.

—Для тебя — работа, — она села на кровать, и её голубые глаза стали твёрдыми. — А для меня — часть тебя. Та часть, которую я не знаю. Хочу понять, что заставляет Александра Сидорова выходить на лёд с травмой.

В её голосе не было любопытства фанатки. Было искреннее желание понять. Проникнуть в ту часть моей жизни, которую я всегда держал отдельно ото всех.

— Там шумно, холодно и скучно, — предупредил я.

—Переживу, — она улыбнулась своей дерзкой улыбкой, но сейчас в ней была иная уверенность. — Или ты боишься, что я увижу, как ты падаешь?

Её вызов задел за живое, как и было задумано.

— Я не падаю. Я иду до конца.

—Вот и докажи, — она легко спрыгнула с кровати и потянулась. — А теперь двигайся, капитан. Тебя ждёт лёд. А меня — твоя первая игра в качестве твоей жены.

Она произнесла это слово без иронии. Просто как факт. И этот факт больше не вызывал во мне протеста.

Пока она шла в душ, я оставался сидеть на кровати, глядя на закрытую дверь. Страх? Нет. Но что-то похожее. Что-то новое.

Впервые я не просто возвращался к работе. Я впускал кого-то в свою святыню. И понимал, что отступать уже некуда. Фикция закончилась. Началось что-то настоящее. И чёрт возьми, это было страшнее любого финального матча.

Катя

Я никогда не была на хоккее. Вернее, была один раз в шестнадцать — отец привёз меня на матч по делам, и я всю игру сидела в телефоне, изнывая от скуки. Теперь всё было иначе.

Антон, лучший друг Саши, встретил меня у служебного входа.

— Ну что, посмотрим на нашего капитана? — он ухмыльнулся, проводя меня по коридорам. — Только предупреждаю, здесь не место для тонких натур.

Здесь пахло льдом, потом и мужским дезодорантом. Крики, грохот коньков о бетон, звон шайб — всё сливалось в оглушительную какофонию. Антон привёл меня к небольшому окошку, выходящему прямо на ледовую арену.

— Здесь лучший вид. Санек не любит, когда за ним наблюдают с трибун, как за животным в зоопарке.

Я прильнула к стеклу. На льду шла разминка. Десятки мощных спортсменов в одинаковой форме, но мой взгляд сразу нашёл его. Саша. Он выделялся даже среди них — собранный, сконцентрированный, его движения были резкими и точными, несмотря на повязку на колене.

— Он действительно играет с травмой? — не удержалась я.

—А то, — кивнул Антон. — Для него это пустяк. В прошлом сезоне выходил со сломанным ребром.

Я смотрела, как он скользит по льду, и не могла оторваться. Это был другой человек — не тот циничный муж, который строил стены, и не тот уязвимый мужчина, признававшийся мне вчера в боли. Это была стихия. Сила. Абсолютная концентрация.

Прогремел гонг, возвестив о начале матча. Игра началась. Я никогда не понимала правил хоккея, но сейчас мне было не до них. Я следила только за ним. За тем, как он руководил командой, как бросался в атаку, как принимал удары.

В одном из эпизодов его столкнули с такой силой, что он врезался в борт прямо перед моим окошком. Лёд посыпался градом. На мгновение наши глаза встретились. В его взгляде не было ни удивления, ни мягкости — только ярость хищника, полностью поглощённого битвой. Он оттолкнулся от борта и рванул обратно в гущу схватки.

— Нравится? — крикнул Антон мне на ухо, пытаясь перекрыть рёв трибун.

—Он всегда такой... яростный? — переспросила я, не отводя взгляда.