Пусть пятеро целителей сказали, что лечения нет.

Это не повод его не искать.

Иллюстрация: Талла и Дичик

Одиннадцатое юлеля. Вечер

Таисия

Домой шла уже затемно и с неохотой.

С уходом Эрера всё казалось тусклым и неважным. Мы с Шельмой несколько раз ходили по ночам в лес, чтобы собрать трав и ягод, но даже усталость после таких походов не помогала забываться и засыпать быстрее. Словно я отдала Эреру часть души, а он ушёл и унёс её с собой. Мечталось, что он передумает и вернётся, но с каждым новым днём такое развитие событий становилось всё менее и менее вероятным.

Киса копошилась в саду. Заслышав мои шаги, подняла от земли довольную морду. Из уголка пасти торчал бешено мечущийся хвост ящерки. Вот же… охотница.

Обрадованно мявкнув, Шельма по-быстрому схарчила ящерку, пока я её не отобрала, и сделала максимально невинное лицо совсем не шалящего котика, починяющего примус. Я не купилась, хотя и ругать не стала – у неё же инстинкты. Не может же она пойти против природы…

Дома было тихо. Печь стояла ещё тёплая, но угли в ней уже погасли. Стоило разжечь её заново, однако я поленилась готовить. Шельме перепало немного сырого мяса, а я выпила стакан простокваши и забралась на подоконник. Облака застилали тонкий месяц, и идти на улицу не было смысла – нечего там пока ловить, кроме ящерок.

Взяла в руки так и не законченную книжку про детектива и нашла место, до которого дочитала в тот вечер, когда Эрер свалился из портала мне на голову, а затем уставилась в окно. Шельма прискакала и уселась рядом, поддевая носом мою левую руку.

Давай, хозяйка, гладь меня полностью!

– Хорошо, что ты у меня есть, – прошептала я ей, начёсывая лоснящиеся бока.

Она согласно замурчала, поочерёдно поджимая лапы от удовольствия.

Углубиться в книжку никак не получалось – я по несколько раз перечитывала каждый абзац, старательно вникая в сюжет, но всё равно не могла вспомнить, кто все эти люди и зачем они нужны в тексте.

Заинтересовавшись шелестом страниц, Шельма с невинным видом тронула лапой твёрдую обложку, а потом всё с тем же невинным видом выпустила когти и подцепила уголок, выцарапывая книгу у меня из рук. Та упала страницами вниз, и между ними показался уголок листка, отличавшегося по цвету.

Маленькая записка лежала между последними страницами – если специально не листать, то и не обнаружишь. Уверенным мужским почерком было выведено: «Мне действительно жаль, что всё вышло именно так. Может быть, в другой жизни всё сложится иначе. Эрер».

Меня будто с размаха пнули в солнечное сплетение, ломая рёбра и втыкая их осколки прямо в сердце. Я разрыдалась, держа дурацкую записку в руках и не зная, что с ней сделать – сжечь, смять, выкинуть или хранить как обрывок несбывшегося счастья?

Шельма взволнованно мявкнула и принялась тыкаться мордочкой мне в лицо, а я плакала и плакала, не в силах остановиться. Плотину слёз наконец прорвало – и они выплеснулись наружу, капая на грудь и испугавшуюся кису. Она чувствовала моё состояние, но никак не могла понять, в чём причина. Даже подцепила книгу зубами и подала мне. Мол, держи, хозяйка, только не плачь.

А я не могла не плакать. Со слезами выходили боль и обида на этот паршивый расклад, когда вроде есть то, о чём и не мечтала – молодость, новый мир, полезный дар… А того, чего хочется, всё равно нет – хоть об угол убейся.

Слезопад жалости к себе иссяк в районе полуночи. Я хлебнула успокоительного отвара, подхватила Шельму и пошла спать. Завтра будет новый день, придёт пациент с катарактой, а у меня заклинание не найдено, зелье не сварено и ничего не подготовлено.

Досадно, конечно, что всё сложилось именно так, но это не конец света. У Таллы вон ребёнок больной. Вот это – реальная проблема, а у меня – обычные бабские горевульки, звездострадашки и номнебольки.

Отвар помог отрубиться, и проснулась я уже утром – от дикого писка и рычания.

Открыв глаза, обнаружила на подушке рядом кровавый натюрморт – бьющуюся в агонии мышь и придавливающую её лапой Шельму с алой мордой. Вид у кисы был настолько довольный, что я на секунду онемела. Увидев, что я проснулась, Шельма с гордостью пододвинула мне лапой истерзанную мышь, и та свалилась с края второй подушки, закатившись в щель между ними. Теперь оттуда торчали только судорожно трясущиеся лапки.

Шельма радостно подпрыгнула вверх и даже улыбнулась. Вернее, радостно оскалилась. Видимо, это нужно понимать, как ультимативное утешение. Надо сказать – оно сработало. Утешилась я знатно. Сначала, вопреки сопротивлению кисы, пыталась выкинуть успевшую сдохнуть мышь, потом отстирывала от крови простыни и подушки, потом ловила и отмывала саму охотницу-утешительницу…

К двум часам дня у меня уже дёргался глаз, бурчало в животе от голода и ломило руки от стирки в ледяной воде. И при этом – ни единой мысли об Эрере. В общем, рабочий метод, правда, никому не советую.

Пациенты сегодня не баловали вниманием, поэтому Луняшу я подрядила поливать сад-огород, а сама занималась домашними делами, твёрдо решив, что если Талла с Дичиком не придут, то наведаюсь к ним сама.

После плотного обеда мы с помощницей занялись сортировкой сушёных трав по ящичкам аптекарского шкафа и мирно предавались этому занятию, пока за окнами жалобно не заблеяли козы.

Выйдя на улицу, мы обнаружили полуденника с тремя несчастными животинами на верёвочке.

– Мастит? – нахмурилась я.

– Мастит, – сокрушённо ответил он.

Да что у них за козы такие? Надо будет разобраться.

На этот раз за дело взялась Луняша – сама осмотрела, ощупала, поцокала языком и с важным видом выдала зелье, которое сама и сварила несколькими днями ранее.

Селянин впечатлился и принялся сердечно её благодарить, игнорируя моё присутствие. И даже заплатил непосредственно ей, а я решила посмотреть, что именно помощница сделает с деньгами? Отдаст, разделит, прикарманит? Зелья-то, конечно, варила она, но из моих ингредиентов, по моему рецепту и под моим присмотром. И даже разлила по моим флакончикам, если уж на то пошло.

Когда полуденник отбыл восвояси, Луняша выложила монетки на стол и сказала:

– За бутыльками в другой день схожу.

Я жадничать не стала и поделила деньги пополам.

Когда монетки со звяканьем исчезли в кармане помощницы, дверь резко распахнулась. За ней стояла разъярённая тётка Фалья с ухватом в руках.

– Ты… – яростно выдохнула она, глядя на нас. – Ты! Сука патлатая! Ты Давлика из семьи увела!

– Чаво?!? – заголосила Луняша, но предусмотрительно спряталась за мою спину и уже из-за неё бросила: – Да кому он нужен, охламон этот скисший!

– Да как ты смеешь?! – изрыгнула тётка Фалья и ринулась в атаку.

– Стойте! – заорала я, но меня уже никто не услышал.

Размахивая ухватом, как булавой, матушка Давлика неслась на нас. Я хотела отступить за стол, но за спиной топталась Луняша, и тактический манёвр не удался.

Тогда я подцепила со стола медицинский лоток и попыталась прикрыться им, как щитом. На стол со звоном вывалился скальпель, его я подхватила свободной рукой. Но скальпель против ухвата?

– Бей её! – азартно кричала помощница.

– Остановитесь! – взывала к гласу разума я.

– Суки-и-и! – верещала тётка Фалья.

– Заклинанием её!

– Прекратите!

– Мрази-и-и!

– И режь её! Режь!

– А ну хватит!

– Твари-и-и!

– Вот тебе! – Луняша плеснула в тётку Фалью чем-то тёмным, та взвизгнула.

– Да стойте вы обе! – взревела я.

– Убью-ю-ю! – не унималась та.

Шельма выскочила откуда-то слева и рванула с пола в прыжке. Вцепилась в древко ухвата, повисла на нём с утробным мявом и замахала в воздухе когтистыми лапами. Тётка Фалья замотала ухватом, как флагштоком с жирным и рычащим флагом. Вой стоял такой, что звенело в ушах.