Луня со злым задором призывала драться, матушка грозилась всех порешить, Шельма просто рычала и моталась на ухвате, подвизгивая на каждой резкой смене траектории, а я держала в руках лоток со скальпелем и пыталась остановить этот дурдом.
Внезапно в дверь ворвался сосед. На секунду замер, потом вцепился в тётку Фалью, выбил у неё из рук ухават и одним мощным движением вышвырнул драчунью на улицу. Ну точно Божий дар!
Ухват упал на пол вместе с Шельмой, и та взвыла, подскочила и ринулась на волю добивать обидчицу, не выпуская древко из пасти, но оно упёрлось ровно поперёк косяка и наружу не выпустило. Издав бешеный мяворык, Шельма отступила и разбегу врюхалась в косяк снова так, что вздрогнул весь дом.
Я побросала всё на стол, подлетела к ней и попыталась отобрать ухват, но какое там! Она вцепилась в него и утробно рычала, выпустив из мягких лап длиннющие когти. Тогда я вместе с боевой кухонной утварью засунула её в проходную комнату с топчанами и заперла дверь. Выбежала наружу, а там Божий Дар уже собачился с побагровевшей тёткой Фальей.
– Лунька твоя шлюхандра, сынка у меня увела! – не унималась она.
– Чушь! Кому он нужон, рохля этот! Точно не Луньке, девка она мозговитая. Вон, зелья варит и на знахарку обучается, а Давлик твой чего?! А того, что и ничего! Ни кузнец, ни шорник его в ученики не взяли!
– Всё ты брешешь! – перешла тётка Фалья на ультразвук. – Из-за неё он с дому ушёл! Оставил мать одну! Это она его подговорила!
– Чего?!? Да я знать ничего про это не знаю и ведать не ведаю! – с ноги ворвалась в скандал Луняша. – На кой он мне сдался, Давлик этот ваш, тем паче с такой свекрухой! Лучше сразу удавиться!
– Ах ты, шлёндра малолетняя! – перекинулась матушка на Луню. – Ты как со старшими смеешь разговаривать?! Это ты, – повернулась она к Амезегу, – хамку воспитал!
– А ну не смей мою дочь хаять! – завёлся он. – Умница она! Работящая и толковая, не то что Давлик твой – великовозрастная бестолочь!
На ор собралась толпа, полуденники высыпали из всех дворов, и улица мгновенно заполнилась людьми.
– Умница? – взвыла тётка Фалья. – Со шлюхой спуталась, которая со всеми подряд спит, так сама зашлюханилась!
– А об чём разговор-то? – загудели из толпы.
– Лекарка с Давликом спуталась, вот Фалья-то и лютует, – ответили любопытствующему.
– А Лунька тады причём? Не складывается!
– Так Лунька у лекарки Давлика и увела. Подралися они! – куражился третий голос.
– Из-за Давлика? Да кому он надоть, увалень этот!
– А чего б им тогда ораться?
Голоса гудели разъярёнными шмелями, и я наконец не выдержала и заорала во всю мощь лёгких:
– А ну всем заткнуться!
Удивлённые селяне дружно обернулись в мою сторону, и я сказала уже спокойнее:
– Давлика здесь нет, никто его не уводил, ни Луняша, ни я.
– А где ж он тогда? – со злым ехидством спросила тётка Фалья, будто мне до её Давлика было хоть какое-то дело.
– Удавился, небось. От счастья мамкину сиську до двадцати лет сосать! – крикнул кто-то из толпы, и по ней эхом прокатился молодецких хохот.
– Не выдержал радости в сортир с мамкой под ручку ходить! – подхватил следующий шутник.
Тётка Фалья хотела что-то ответить, но вдруг резко побледнела, дёрнула ртом и начала заваливаться набок.
К счастью, Амезег успел её подхватить.
Диагностическое заклинание показало инсульт.
Великолепно, просто великолепно!
Те же лица, акт второй – медицинский.
– Несите её внутрь! – распорядилась я, а сама пошла обходить дом по кругу, чтобы забрать Шельму из примыкающей к медкабинету проходной комнаты, служившей палатой.
Киса на меня, кажется, обиделась. Я подхватила её на руки и попросила прощения и за мышь, и за то, что не дала ей вступиться. Ухват она мне так и не отдала, унесла внутрь дома и продолжила грызть уже там, что в целом логично – трофей она добыла в бою, нечестно было бы его отбирать. Кто к нам с ухватом придёт, тот без ухвата и останется.
Я заперла дверь, разделяющую медицинскую и жилую части дома, и направилась в приёмную через огород, сердясь на тётку Фалью и старательно уговаривая себя не взорваться.
Вот ведь истеричка – и себя довела, и нам настроение испортила. Теперь лечи её…
Нужно отдать должное Луняше – та не воспользовалась беспомощностью пациентки и не отвесила ей победного леща, хотя такое желание я бы не стала порицать.
Сама тётка Фалья выглядела неважно: лицо перекашивало, один глаз моргал медленнее другого, а левый уголок рта сползал к подбородку.
Я действовала медленно и размеренно, не разговаривая с ней. Дала ей возможность проникнуться своим положением, пока доставала снадобья, разжижающие кровь и расширяющие сосуды.
– Вы пили зелье, которое я вам выдала? – строго спросила я.
Она пробурчала нечто невразумительное, а потом отрицательно помотала головой.
– Всё понятно. Тогда давайте оценим ваше состояние. Луня, помоги посадить пациентку.
Мы усадили её на топчан, а дальше я скомандовала:
– Улыбнитесь. Пошевелите бровями. Поднимите руки. Левую тоже.
Левая рука не поднялась, и тётка Фалья в ужасе уставилась на неё, а потом в панике – на меня.
– Это инсульт и частичный паралич, – вынесла вердикт я. – Вопрос только в том, что у нас тут, оказывается, исключительно шлюхи собрались, а не целители. Не медкабинет, а прямо-таки бордель какой-то. Даже не знаю, может, позвать из города какого-то более благочестивого лекаря? – саркастично спросила я. – Авось приедет вовремя, пока паралич не стал постоянным. Что думаете?
Тётку Фалью проняло – она бессвязно залепетала что-то извиняющееся, а потом заплакала. Крупные слёзы побежали по морщинистому лицу, и мне стало её жалко.
– Хорошо. Тогда поступим так: вы выполняете все мои рекомендации бес-пре-кос-лов-но. А я взамен вас лечу. И извинения принести всё же придётся, но так и быть, дам вам на это немного времени.
Зелье подействовало очень быстро. Нам повезло, что тромб был совсем небольшой – просто сосуды оказались очень уж сужены, хватило и такого, чтобы полностью заблокировать кровоток в мозгу.
В этот момент в приёмную вошёл обеспокоенный Давлик.
– Чего случилось-то? – встревоженно спросил он, оглядывая мать.
– Инсульт, – пояснила я. – Она лекарство не пила, и вот результат.
– Давлик, ты б за мамкой-то своей следил, – ядовито подначила Луняша. – А то ходит по селу, честных девиц винит в том, что покрали тебя, драгоценного.
– Не Давлик, а Давлар, – огрызнулся он, а потом посмотрел на мать: – Я же сказал, что съехал к плотнику, до зимы у него перекантуюсь, а дальше посмотрю, может, в город на заработки подамся.
– По што ты бросаешь-то меня? – всхлипнула тётка Фалья.
– Задушила ты меня заботой своей. В печёнках уже сидит. То не делай, туда не ходи, так не ешь… И люди смеются. А я мужик уже взрослый, между прочим, – сурово сказал он. – И женюсь, как на ноги встану. Будешь так дальше себя вести – ни меня, ни внучиков не увидишь.
– Может, повремените с разборками? Пациентке нервничать нельзя, – вмешалась я. – Лучше проводи её домой и проследи, чтобы она лекарства выпила. И уж подежурь сегодня ночью, чтобы не вышло чего. А завтра жду на повторный приём. С извинениями.
Продиагностировав заклинанием и убедившись, что больше тётке Фалье пока ничего не угрожает, я отпустила Давлика с матерью домой.
– Ишь ты… Давлар… Нашёлся деловой какой… – в спину ему проговорила Луняша, но получилось у неё не столько ехидно, сколько заинтересованно.
– Вечером сходишь, проверишь, как они там, – решила я брызнуть водички на мельницу чужой драмы. – И сильно зубы не скаль, Давлик тебе ничего плохого не сделал, ты первая обзываться начала. А за действия своей мамаши он ответственность нести не обязан.
Луняша нахохлилась и явно со мной не согласилась, но перечить не осмелилась.
Остаток вечера в приёмной было на удивление тихо, и я уже собиралась отправиться с домашним визитом к Талле и Дичику, как они сами нарисовались на сельской дороге.
