Он обернулся и посмотрел на берег – уже не тень, а бесконечная преграда из песка и камней. Он увидел мыс, внезапную вспышку света, солнце, отражающееся от окна или телескопа. Он измерил его на глаз. Три мили. Только к полудню они будут достаточно близко. Он вспомнил капитана вчера, когда они очистили нижнюю палубу, чтобы услышать его речь с квартердека.

В такие моменты это было странно, подумал он. «Непревзойденный» перевозил около 250 человек всех возрастов и званий, и в переполненном трюме можно было ожидать, что каждый из них будет знаком с ним. И всё же, сбившись в кучу на палубе или цепляясь за ванты и вытяжки, чтобы подслушать, ты всё равно оказывался рядом с тем, кого никогда раньше не встречал.

Каждый военный корабль, каким бы переполненным он ни был, был разделен по званию, статусу и должности. Вскоре порядок вещей снова изменится. Орудийные расчеты и пороховщики, команды по управлению парусами и люди, чинящие повреждения. Он смотрел на землю, словно она как-то изменилась. Другие – чтобы утащить раненых или сбросить трупы за борт.

Капитан рассказал им о рабах-христианах, а также об убийствах и преследовании беспомощных людей, взятых в плен на море или на суше во имя дея.

Он слышал, как Айзек Диас, сквернословящий командир артиллерии, пробормотал: «Они могут выделить лишь несколько жалких шхун, чтобы приструнить работорговцев на юге, а, ребята? Но для христиан это целый флот!» Это вызвало несколько ухмылок; не стоило ссориться с лучшим командиром артиллерии «Unrivalled». Салливан улыбнулся про себя. Ни на что другое он был бесполезен.

Ему было интересно, что думает об этом капитан. Действительно думает. Его корабль, его люди и его шея, если всё пойдёт совсем плохо. Он спрашивал о нём рулевого, но Джаго был скован, как моллюск. «Он меня убьёт», — был его единственный ответ. Забавно для человека, который всегда ненавидел офицеров.

Салливан снова взглянул на флот. Это было невозможно, но теперь они были ближе. Он видел Георгиевский крест на мачте большого трёхпалубного судна во главе шеренги, «Королевы Шарлотты». Корабль адмирала; говорили, что на нём было не меньше сотни орудий. Противник подготовил и хорошо разместил артиллерию. За все годы плавания он слышал споры о кораблях, противостоящих береговым орудиям. Он усмехнулся. Кто бы стал адмиралом сегодня?

Он посмотрел вниз, между босых ног, на огромный грот-рей, наклоненный под ним, перекрывая оба бимса. Молодой мичман Казенс упал на него, когда его сбросили отсюда. Если бы я был с ним… Он выключил это из своей головы. Его здесь не было. Другое лицо переместилось дальше.

Он видел, как морские пехотинцы забирались на марсы, стрелки и несколько человек, чтобы управляться со смертоносными вертлюжными ружьями, которые при неправильном наведении и обучении могли убить или покалечить больше твоих товарищей, чем противника. Ромашковые резаки. Изобретены тем, кому никогда не приходилось их использовать, подумал он.

Он понял, что один из морпехов указывает на него мушкетом. Салливан помахал рукой. Кто-то идёт… Неужели он никогда не спит? Салливан видел светящийся люк всю ночь и слышал, как тот посещал погреб, где заправлял Старый Странейс, артиллерист, и даже лазарет, где его слуга делил место с тем, кого высекли. Губы его скривились. Из-за этого чёртова мистера Варло. Как и Санделла, его не хватятся.

Он вдруг взглянул на свои большие, грубые руки; все они были покрыты шрамами и ямами от смолы, но из них все еще можно было вылепить идеальное подобие корабля.

Будут ли по мне скучать?

Он наблюдал, как капитан преодолел последние несколько футов, без шляпы, с загорелым лицом, блестящим от пота. Он всё ещё мог улыбаться.

«Прекрасный день, Салливан!»

С удивлением он вспомнил о капитане, которому служил раньше. В команде корабля он случайно задел офицера, когда они подходили к кораблю. Капитан проклял ему глаза и пригрозил обвинить его в нападении. Но, по крайней мере, с таким кровожадным тираном ты знаешь, что имеешь в виду.

Салливан стоял достаточно близко, чтобы протянуть руку и коснуться его. Человек, как и он сам, без власти и Военного кодекса. Он вздохнул. Бесполезно. Джаго, вероятно, был прав.

Он увидел, как капитан коснулся его бока и сделал несколько глубоких вдохов, сначала переведя взгляд на берег, затем на шкентель на верхушке мачты, словно пытаясь оценить силу ветра.

Адам чувствовал на себе пристальный взгляд впередсмотрящего. Один из лучших моряков «Непревзойденного», но, более того, он был словно один из самых крепких брусьев корабля. Люди, которыми ты командуешь.

Он изучал ряд кораблей и гадал, как эта мрачная земля покажется адмиралу. Словно плывущая в гигантскую ловушку. Он снова проверил направление ветра. Почти восточный, как и заверила его Кристи сегодня. «У этого участка побережья он скорее восточный, чем западный. Совершенно верно». Он сказал это без тени улыбки. Возможно, он вбил себе это в голову много лет назад, в этом же море.

Он вдруг вспомнил студию в старом доме с разрушенной часовней. Теперь заброшенную. Пустую. Она наверняка знала об этих водах всё, когда правили фараоны, и до них. Другой мир.

Он посмотрел на Салливана.

"Полдень?"

Салливан кивнул. «Почти как в аду, сэр».

Они оба рассмеялись, и некоторые из морских пехотинцев на грот-марсе высунулись вперед, чтобы попытаться расслышать.

Он снова посмотрел на корабль. Спокойно, неторопливо, как и намеревался. Им и так было бы трудно выстоять и принять первый натиск без обычного шума и призывов к оружию. Но скоро. Очень скоро.

Он представил себе мичмана Дейтона с подзорной трубой, направленной на флагман. Один сигнал, и «Непревзойдённый» с «Хальционом» за кормой возглавит атаку.

Когда они обсуждали возможности, Гэлбрейт сказал: «Все достаточно просто, если не думать об этом слишком много!»

Удивительно расслабленный, даже весёлый. Всё это ему сегодня понадобится. Если бы только он мог поспать, но это никак не удавалось. За исключением одного раза, когда он впал в изнурительную дремоту – ни то, ни другое.

Затем он увидел её, увидел, как она борется, её крики беззвучны, но от этого не менее ужасны. Бесформенные, звероподобные существа прижимают её к земле, исследуют её наготу, мучают и проникают в неё.

Он проснулся, отрываясь от одеяла, весь в поту, и звал ее по имени.

Он почти ожидал, что Нейпир выскочит из кладовой, но когда его разум успокоился, он вспомнил, что все еще находится в медотсеке.

Он натянул рубашку и ходил по кораблю, разговаривая с вахтенными и матросами, которые просто сидели на корточках на палубе, как и он сам, не в силах уснуть, не понимая, что он сказал или услышал в ответ.

Но сон остался, мрачный и ужасный. Как и должно было быть.

Он нашел Нейпира спящим, в замкнутом пространстве царил тяжелый запах рома.

О'Бейрн был там с одним из своих помощников, проверяя инструменты, которые блестели и дрожали на столе, как будто были живыми.

Он сказал: «Он хорошо перенёс, сэр. Порез был глубокий – я нашёл его после борьбы». Он почти улыбнулся. «Храбрый парень. Похоже, его беспокоит только одно: он хочет быть с вами, когда начнётся действие».

Адам положил руку на обнажённое плечо мальчика и увидел, как хмурое выражение сходит с его бессознательного лица. Как будто он знал.

«Ты сможешь покататься на пони, мой мальчик. Будь в этом уверен».

Он ушел, а остальные смотрели ему вслед.

Он очнулся от своих мыслей и понял, что на фор-марсе тоже расположился отряд морской пехоты. Он посмотрел на землю. Тысяча орудий, а то и больше. Он снова проверил свои чувства, но страха, неуверенности не было. Скорее, это было похоже на смутное принятие.

Он полез в карман штанов. Там была записка. Всё, что у него было.

Он вытянул ногу из-под перекладины и ждал боли. Боли не было. Она тоже онемела.

Он сказал: «Помнишь, Салливан?»

Он ухмыльнулся, и его молодые глаза ярко засияли на лице старого моряка.