Казалось, особой секретности не было; даже газета «Таймс» намекнула на «решительное вмешательство» с целью освобождения христианских рабов, томившихся в тюрьмах дея.

И вот что случилось. Посыльный поймал его как раз в тот момент, когда он собирался покинуть здание.

Его попросили представиться вице-адмиралу сэру Грэму Бетьюну, недавно назначенному заместителю и хорошо знакомому с лордами адмиралтейства.

Он не имел никакого отношения к Бетюну как к старшему офицеру. Я стал первым лейтенантом Ричарда через год после того, как Бетюн стал одним из его мичманов. Теперь он старше меня по званию. Он привык к таким отличиям. Ему не обязательно было их любить.

Он обнаружил, что снова стоит у окна. Возможно, Адам Болито рассказал старшему офицеру, может быть, Кину, то, что он разгласил о Силлито и его участии в работорговле. Нет. Адам мог быть вспыльчивым, даже нескромным, но он не стал бы нарушать нечто столь важное, как личное доверие. Он наблюдал, как элегантный экипаж проезжает среди рыночных повозок, увидел женщину, сидевшую в одиночестве, её лицо прикрыто широкополой шляпой. Это могла быть любовница Ричарда. Та самая женщина. Зачем он рассказал Адаму Болито? Озабоченность или чувство вины?

Именно Адам принёс ему весть о смерти его дорогой Дульси. Так же, как когда-то Херрик принёс трагическую весть о смерти молодой жены Болито…

Он смотрел на ярко раскрашенные битвы с чем-то, близким к ненависти. Корни и воспоминания оказались сильнее, чем многие полагали.

Он услышал приближающиеся неторопливые шаги и приготовился. Возможно, это была ошибка, или Бетюн уже договорился о другой встрече.

«Сэр Грэм Бетюн сейчас вас примет, сэр».

Херрик встал и поморщился, когда тяжёлый фрак тянул его культю. Так чертовски типично для этого места. Теперь могу видеть тебя. Как будто это было одолжение!

Он понимал, что ведёт себя неразумно, и винил в этом свою боль. Он ненавидел, как люди смотрели на него или сочувственно кудахтали при встрече. Я помню, как хирург посоветовал ему носить на халате страусиные иглы, чтобы люди не толкали его и не рвали рану. Он даже слышал себя.

Боятся ли они войны? Или того, что она делает с теми, кто в ней участвует?

Если бы Дульси была жива… Он увидел, как двери распахнулись внутрь, и Бетюн встретил его, стоя с вытянутой левой рукой, как и его собственная.

«Рад тебя видеть, Томас!» Его рукопожатие было крепким, а жест – всё ещё матросским. «Садитесь. Сейчас будет вино, но в этом соборе нас обслуживают улитки!»

Херрик сел, поудобнее устраиваясь в кресле, словно высматривая ловушку. Затем он посмотрел прямо на Бетюна. Он всегда гордился своей честностью и открытостью с другими и нехотя признал эти качества в Бетюне, которые не могли скрыть ни титул вице-адмирала, ни высокая должность.

Бетюн сказал: «Я видел ваши доклады. Меня особенно интересовали ваши взгляды на Фритаун и Наветренное побережье – я уже говорил об этом Первому лорду. Вы заслуживаете того, чего заслуживаете. Подозреваю, вас могут попросить вернуться к этому или какому-либо другому аспекту работорговли, но не думаю, что вы будете против этого». Это был не вопрос.

Херрик почти улыбнулся. «Запрошено» — так называли флагманов. Это всё равно означало, что выбора не было.

Бетюн подошел к окну и открыл его, впустив в себя непрерывный грохот подкованных железом колес и топот множества лошадей: Лондон в движении, никогда не отдыхающий.

Херрик наблюдал за ним. Он тоже был беспокойным, полным энергии. Всё ещё молодым человеком, как тот, кто командовал прекрасным фрегатом, изображённым на единственной картине в этом зале.

Бетюн продолжил: «Мне особенно понравился ваш отчет о капитане Тиаке, еще одном офицере, который вполне мог остаться незамеченным, обойти вниманием, если бы не кто-то достаточно заботливый и не предпринял никаких действий».

Херрик сжал оставшийся кулак. Как будто Тьяке тоже был здесь, прислушивался к улице, наблюдал за драгунами, как тот человек в толпе. Он без колебаний ответил: «Сэр Ричард сделал для меня то же самое, сэр Грэм».

Бетюн кивнул, возможно, удовлетворённый. «Ты служил с ним на Ниле?»

Херрик потёр подлокотник кресла. Этого он не ожидал.

«Да. В Лисандере. Я тогда был капитаном флагмана сэра Ричарда».

Бетюн отвернулся от окна. Херрик больше ничего не сказал, но этого было достаточно.

«Тайак тоже был на Ниле, где его так жестоко ранили».

Вошел слуга и начал раскладывать стаканы на крошечном куске ткани. Херрику показалось, что он больше похож на женщину, чем на взрослого мужчину.

На мгновение ему показалось, что он ослышался, когда Бетюн отпустил слугу и повторил: «Леди Сомервелл. Я видел её здесь, в Лондоне». Он взглянул на него. «Это рейнское вино — надеюсь, подойдёт? Должно быть прохладным, хотя после такого путешествия по лестнице остаётся только надеяться!» И рассмеялся, совершенно расслабившись. Или нет?

Херрик сказал: «Я видел её уже довольно давно. Это было в Фалмуте, когда я собирался пойти на приём в налоговую службу».

Бетюн критически осмотрел стакан. Он знал об этом и думал, что знает, почему Кин вмешался. Не все обиды утихли с годами.

Он сказал: «Храбрая и прекрасная женщина. Я ею очень восхищаюсь». Айл вспомнил медаль Нила, которую она ему доверила. Ещё одна связь. Но она всегда была с ним. Он подозревал, что она догадывается о его чувствах.

Он попытался выбросить это из головы и сказал: «Я думаю, что барон Силлитоу может стать более вовлеченным в свои деловые дела в Вест-Индии, даже на Кубе».

Херрик напрягся. Куба по-прежнему остаётся мировым центром торговли рабами.

Бетюн сказал: «Мы должны оставить в стороне все прошлые разногласия. Флот полон решимости участвовать в алжирском проекте, как и в любом другом месте, где торговля процветает. Вы это знаете, и я это знаю. Я был бы очень благодарен, если бы вы передали мне всё, что, возможно, услышите об этом проекте, чтобы защитить невинных». Он очень медленно поднял бокал, пока их взгляды не встретились.

Херрик сглотнул; он этого не заметил, был ли скакательный сустав теплым или ледяным.

«Понимаю, сэр Грэм». Это было полное безумие, и если бы что-то пошло не так, Бетюн бы отрицал какую-либо причастность.

Он наблюдал, как загорелая рука Бетюна наполняет бокалы.

Когда Дульси умерла от тифа, леди Сомервелл… он колебался даже над её именем… Кэтрин была рядом с ней. Единственная, до самого конца. Она сама легко могла заразиться лихорадкой. Но она осталась.

«Это будет сделано».

Их стаканы соприкоснулись.

Итак, он принял решение. И Томас Херрик внезапно снова ожил. Восстановился.

Завтра он может об этом пожалеть. Он улыбнулся совершенно открыто.

Но это будет завтра.

14. Внезапная смерть

ДЖЕЙМС БЕЛЛЭРС, молодой третий лейтенант Unrivalled, прикоснулся к шляпе и сказал: «Я вас сменяю, сэр».

На баке только что прозвучало восемь склянок. Вот-вот должна была начаться первая вахта.

Лейтенант Варло увидел, что его люди спешили в свои многочисленные столовые, и заметил: «Вы уверены, что сможете продержаться до полуночи?»

Беллэрс смотрел, как он идёт к трапу, и старался не испытывать к нему неприязни. Компетентный офицер, но никогда не терявший способности к колкостям в последнюю минуту, к саркастическим шуткам в чужой счёт.

Один из вахтенных Беллэрса потерялся, когда команда собралась на корме; он упал и повредил запястье. Варло заметил: «Разбудим старшину, чтобы он его нашел, а?»

Он позволил гневу утихнуть. Это было не в его характере, и, в любом случае… Он раскинул руки и оглядел корабль. Корабль уже погрузился в глубокую тень, с невероятным оранжевым сиянием по правому борту, когда солнце клонилось к горизонту. С левого борта он терялся в пурпурной дымке. Чувствовалась близость земли. Он выкинул Варло из головы и улыбнулся. Не так уж близко: Лиссабон находился примерно в шестидесяти милях по траверзу, согласно последним расчётам. Он прислушивался к скрипу и гудению натянутого такелажа, когда «Непревзойдённый» всё круче на левый галс. Каждая вахта придавала ему новую уверенность, как и звуки, которые когда-то тревожили его, но обычно заставляли не желать просить совета у лейтенанта. Теперь он сам стал лейтенантом, и те годы «юного джентльмена» казались целой вечностью назад.