Ещё три дня. Ему показалось, что он слышал, как юный Нейпир наводит порядок в маленькой кладовке. Что он чувствовал, снова уезжая?

Всё было так ново, так необычно. Юный Мэтью позволил ему разделить козлы в карете и научил ездить на новом пони, Юпитере. Грейс Фергюсон баловала его, а конюхи подбадривали его, когда он падал с лошади и с трудом поднимался.

Адам не мог смотреть на Йовелла, поскольку диктовал последние свои письма и инструкции.

«Если я не смогу выполнить эту просьбу из-за смерти или инвалидности, юноша, Дэвид Нейпир, будет уволен за счет моего имущества и передан под опеку лиц, указанных в списке в Фалмуте».

Йовелл положил документ к остальным письмам для подписи и ничего не сказал.

Адам вспомнил, как вернулся домой, ехав рядом с темноглазой девушкой, но отдельно от неё. И это возвращение, неожиданное и, в то же время, каким-то странным образом, неизбежное.

Мальчик Нейпир вытирает глаза рукой, ему так не хочется покидать первый настоящий дом, который он когда-либо знал, но он полон решимости и даже горд, остаться со своим капитаном.

Нам всем кто-то нужен.

Он взглянул на старый меч на стойке, вспомнив церковь в Фалмуте. Первый Болито, носивший этот меч. А последний?

Он вернулся в галерею и уставился на туманный выступ земли. Он ничего о ней не знал и, возможно, никогда больше её не увидит. А даже если бы и увидел… Он отвернулся, ища в гневе выхода.

Но он видел лишь её лицо, возвышающееся в той старой церкви. Она просила, говорила, умоляла.

Над головой послышался топот ног, и он услышал чей-то смех. Гэлбрейт скоро будет здесь. Заслуженное повышение капрала Блоксхэма было одобрено. Сержант Королевской морской пехоты был серьёзной ступенью по карьерной лестнице, и в таком переполненном корпусе это было событием. Его следовало отпраздновать.

Человек, который спас ему жизнь в тот день, когда Мартинес поплатился своей.

Он потянулся за пальто. Капитан собирался поделиться «мокрой» порцией воды с новым сержантом в его столовой.

Она посмотрела на запертый ящик, но увидела в своей руке розу.

В дверь постучали. Он был готов.

Это был не сон.

13. Примирение

ИЗВИЛИСТАЯ парковая зона, спускавшаяся к Темзе и отмечавшая извилистый изгиб Чизик-Рич, была безлюдна. Здесь обычно тренировались юные наездники, поскольку это считалось безопасным, по крайней мере, днём. Стоял июль, но ветер с реки казался прохладным и достаточно сильным, чтобы колыхать кусты; небо почти скрылось за облаками.

Элегантный ландо в темно-синей ливрее стоял в одиночестве, серые лошади в его составе отдыхали, отряхивая сбрую после энергичной пробежки по парку.

Кэтрин, леди Сомервелл, дернула за ремень и опустила одно из окон, вдыхая воздух и ощущая близость реки, хотя ее отсюда и не было видно.

Это место. Она почувствовала, как дрожь пробежала по её телу. Почему? Вина или волнение? Она посмотрела в сторону парка, но увидела лишь своё отражение в стекле. Оно тоже было забрызгано дождём. Она снова вздрогнула.

Два безлистных дерева стояли отдельно от остальных. Они давно умерли, но кто-то или что-то распорядилось так, чтобы они остались. Говорили, что они служили местом последней встречи для многих дуэлянтов на протяжении многих лет. Пистолет или клинок; для офицеров из соседнего гарнизона, ссорившихся из-за женщин, карт или в минутном приступе дурного настроения, это часто заканчивалось именно здесь.

Её пальцы сжали ремешок. Её муж погиб на дуэли. Кто-то другой. Она никогда не считала его мужем.

Она услышала скрип экипажа, когда кучер поменял позу на козлах. Готовый ко всему. Один из людей Силлитоу, большинство из которых больше походили на боксёров-профессионалов, чем на слуг.

Он не спросил, куда она едет и зачем. Он бы знал. Это было в его стиле, и она к этому привыкла. Как эта изящная карета, без опознавательных знаков, в отличие от других, с гербом барона Силлитоу из Чизика, которую он иногда использовал для частных деловых встреч. Она встряхнулась, словно отгоняя его. Она перестала его расспрашивать.

Она снова взглянула на своё отражение. Прекрасная Екатерина, покорившая сердца всей страны и возлюбленная её героя. Презревшая враждебность и зависть общества… Она коснулась пряди тёмных волос у лба. Пока этот человек не пал в битве, и её мир не рухнул.

Она отвлеклась от своих мыслей, словно фехтовальщик, отражающий удар клинка, и сосредоточилась на Силлитоу.

Властный, уважаемый и внушающий страх. Человек, который использовал своё влияние, чтобы уберечь её от Ричарда, и никогда этого не отрицал. И всё же он был той скалой, которая спасла её. От чего? Она всё ещё не знала.

Иногда она даже вспоминала ужас той ночи, когда вернулась без сопровождения в свой маленький домик в Челси на Уоке. Её бы изнасиловали, если бы Силлитоу не ворвался в комнату, где она с тех пор уже никогда не спала без воспоминаний.

Теперь она жила в доме Силлитоу, расположенном как раз у этой извилистой излучины Темзы, и сопровождала его в Испанию под предлогом того, что может помочь ему в делах, поскольку хорошо говорила по-испански. Или же правда была проще, как слово «шлюха», высеченное на двери дома в Челси: потому что он был ей нужен сейчас больше, чем когда-либо?

Она часто вспоминала свой последний визит в Корнуолл и беседы с сестрой Ричарда Нэнси.

Поначалу у неё возник соблазн вернуться в Фалмут и жить в старом доме, который он для неё превратил. В конце концов, она привыкла к злобе и жестоким сплетням; это заняло бы время, но её бы приняли.

Она знала, что даже это ложь. Нэнси говорила, что зависть и чувство вины идут рука об руку. Она-то знает лучше, чем кто-либо другой.

И Адам, и его письма, которые она оставила без ответа. Что ещё она могла сделать? Она подозревала, что Адам не хуже её знал, к какой катастрофе это привело бы, намеренно или нет.

Дом у реки выглядел почти спартанским по сравнению с особняками других влиятельных людей. И вскоре он опустеет, о нём будут заботиться только слуги, а воспоминания останутся лишь в воображении. Например, портрет отца Силлитоу, одиноко висящий на широкой лестничной площадке, основавшего империю на рабстве. В голосе Силлитоу, когда он говорил о нём, слышалась гордость.

Возможно, сейчас он думал совсем иначе; редко проходил день, чтобы вопрос рабства не появлялся в газетах. И вот снова Алжир. Она сдержала дыхание. Ричард был бы жив, если бы не те корабли в Алжире. Наполеон высадился во Франции после побега с Эльбы; это было неизбежно. Она вдруг подумала о человеке, который встречался с ней сегодня. Теперь… вице-адмирал сэр Грэм Бетюн, восходящая звезда Адмиралтейства, но всё ещё молодой и живой. Ему следовало сменить Ричарда в Средиземном море. Она так часто слышала, как её возлюбленный говорил это: время и расстояние, ветер и прилив. На несколько дней раньше, и его бы заменили. В безопасности.

Она услышала, как кучер снова пошевелился, и щёлкнул металл, когда он отпустил оружие, которое всегда носил с собой. Что-то вроде дубинки, но одним поворотом запястья превращающееся в стилет длиной в фут.

«Иду, сударыня!»

Она промокнула глаза и снова взглянула. Одинокий всадник приближался лёгким галопом. Неторопливый. Наблюдательный.

Она поняла, что впервые видит Бетюна без формы. Легко было вспомнить её личные визиты в его кабинет в Адмиралтействе. Он всегда называл его «чёрная лестница».

Она смотрела, как он поворачивается к карете. Ещё один человек, почти не скрывавший своих чувств к ней. Самый молодой вице-адмирал со времён Нельсона, с блестящей карьерой впереди, женой и двумя детьми, готовыми поддержать его начинания. Он рисковал, просто встретившись с ней сегодня. Она никогда не забывала эти жестокие карикатуры, где она сама, голая и проливающая слёзы, смотрит на собравшийся флот. Подпись «Кто следующий?» разозлила Силлитоу сильнее всего, что она видела; обычно он был слишком умён, чтобы показывать эмоции.