Мимо меня протиснулся человек в вуали, его волосатые руки держали переносной алтарь высоко на плече. За ним поспешили служители, таща овцу и принося орудия для жертвоприношения. Раздались возгласы неистовой силы, которая поглядывала на овцу, словно на потенциальный корм для скота.

Поскольку никто больше не хотел привлекать внимание Родопы, Елена смогла остаться и поговорить. Пока она представляла Альбию, я остался с ними. После ухода Майи Петроний отлучился осмотреть скорбящих. Будучи единственным мужчиной в этой группе, я чувствовал себя не на своем месте, но для меня это было далеко не так опасно, как присоединиться к разгневанным мужчинам с морскими ножами в поясах.

Костёр с трудом разгорался. Я видел, как шевелились губы жреца, когда он тихо ругался.

«Что ты будешь делать дальше?» — тихо спросила Елена Родопу.

«Я иду в Иллирию со своим народом».

«Хорошая идея? Присоединиться к ним вместе с Феопомпом было бы иначе. А без него тебя примут?»

«О да. Они мои друзья ради него». Две старушки с щербатыми зубами подняли головы и неопределённо улыбнулись. Возможно, они и не говорили с Родопой, но определённо слушали.

Елена оставила эту тему. Альбия, сама дитя одиночества и страданий, раздраженно воскликнула: «Ты глупишь. Жизнь будет тяжёлой, и ты будешь чужой. Тебя выдадут замуж за какого-нибудь мужчину, который будет жесток с тобой. Ты будешь работать на износ».

Родопа бросила на неё недовольный взгляд. При других обстоятельствах две девушки могли бы подружиться. «Ты ничего об этом не знаешь!»

«Я знаю больше, чем ты думаешь!» — возразила Альбия. Я встретился взглядом с Хеленой, пока двое подростков спорили; она выглядела гордой за Альбию, которая теперь без обиняков заявила: «Я жила без семьи, среди очень бедных людей».

«Они не бедны!» – вспыхнула Родопа. «Посмотрите на этих женщин – как они одеты». Они и вправду были богато украшены: среди их малиновых, синих и пурпурных одежд гроздьями ниспадали цепочки ожерелий, ряды браслетов обрамляли их тонкие руки, а на лодыжках и серьгах сверкали золотые диски и веретена.

Уверенная в своей победе, Альбия воскликнула: «Там горит твой муж. Твои надежды улетают к небесам в дыму. Сиди и плачь по нему. Елена Юстина утешит тебя». Альбия подобрала юбки одной рукой и начала презрительно пробираться между сидящими иллирийками. Словно подчёркивая их безразличие к Родопе, она предложила: «Я пойду и принесу вам еды и вина».

«Они увешаны золотом!» — почти умоляюще настаивала Родопа.

Альбия повернулась. Она была на несколько лет моложе Родопы, но заметно

более разумной. Возможно, она поняла, что отец Родопы, должно быть, позволял ей бесконтрольно ходить по магазинам на протяжении всей её короткой жизни. «Золото, — сухо заметила Альбия, — которое, кажется, им не разрешено тратить».

ЛВ

Когда начались неприятности, это произошло неожиданно.

Овце перерезали горло, что вызвало необычно громкие аплодисменты.

Жрец едва успел выложить внутренности на блюдо, как неожиданные помощники схватили тушу и медленно её зажарили. Погребальный костёр уже был разжжён, хотя и плохо горел. Когда вокруг тела замерцали коптящие языки пламени, близкие родственники Феопомпа должны были произнести надгробную речь, но никто из иллирийцев не взялся за эту роль. Тем не менее, все мы знали, что он был щеголем и слишком быстро ездил. Родопа, вероятно, позже поставит ему огромный памятный камень, восхваляя достоинства, которые его коллеги никогда не замечали. Несмотря на её уверенность в том, что она среди друзей, я думал, что мало кто задержится до её торжественного открытия камня.

Пламя наконец затрещало вокруг украшенного цветами носилок. Я увидел, как Альбия смело ищет угощение для Родопы, как и обещала. Она протиснулась мимо групп, готовивших еду в котлах, и подошла к пышному пиршеству, накрытому на временном столе – официальное угощение, предоставленное Посидонием. Она взяла себе чашу и кубок, ожидая своей очереди с едой и питьем. Пикники с усопшими в некрополе были обычным делом. Просто они стали проводиться с огромным размахом. Очередь за шведским столом была неорганизованной.

Поставщик провизии послал рабов опустошить корзины и аккуратно разложить деликатесы, но нервные официанты выглядели растерянными, когда иллирийцы и киликийцы начали их заменять. Женщины хватали подносы; мужчины наклонялись, чтобы ухватить лучшие кусочки, одновременно протягивая чаши, чтобы их наполнили уставшие официанты. Альбия не позволяла себе игнорировать её или оттеснять в сторону.

Хелена положила глаз на нашу девчонку, и я тоже. Альбия была молода и предоставлена сама себе. Неудивительно, что один из мужчин в морских сапогах поглядывал на неё. Когда она повернулась к нам, он последовал за ней, не подозревая о бурном прошлом Альбии.

Он сделал свой ход. Едва остановившись, она оттолкнула его локтем и плеснула содержимое кубка прямо ему в лицо. Затем…

Невозмутимая, она принесла миску с едой Родопе.

«Кто-то меня подтолкнул. Я принесу тебе ещё вина…»

«Я пойду с тобой!» Родопа, увидев, что произошло, встала, внезапно выразив солидарность. Маленькая королева вечеринки покраснела от смущения и превратилась в гостеприимную хозяйку.

Я уже вытаскивал мужчину, дав ему строгий совет, который ему совсем не нужен: «Давай не будем портить праздник. А вдруг ты заблудишься…»

«Подожди, Фалько!» — раздался голос Родопы над голосами наемных плакальщиков.

Стоны. Что-то её потревожило. Она схватила один из факелов для зажигания костров и взмахнула им над головой. Стоял ясный день, благодатный августовский день; ей не нужно было освещать сцену.

Альбия, выглядевшая впечатленной театральной постановкой, встала рядом с ней.

Родопа театрально взмахнула рукой в белом одеянии. «Спроси этого человека, где он получил свои ботинки!»

Он попытался скрыться из виду. Я схватил его за руку. Это был бледный, небритый мерзавец с глазами, которые сами собой куда-то убегали, когда кто-то на него смотрел. На нем была свободная серая туника и довольно хороший чёрный пояс, вероятно, краденый. Сапоги, на которые показывала Родопа, были из мягкой коричневой телячьей кожи с красными ремешками, перекрещивающимися на голенях. У них были бронзовые крючки и крошечные бронзовые навершия на концах ремешков. Меня бы в них не увидели мёртвой, но эта чудесная обувь, очевидно, была особенной для пострадавшей девочки-подростка.

Начались неприятности.

Родопа была слишком подавлена, чтобы сдержать первоначальную ярость, но всё же смогла изобразить драму. «Я знаю эти сапоги», — прошептала она в ужасе. «Я купила эти сапоги Феопомпу. Он был в них, когда его утащили, в ту ночь, когда его отняли у меня. Тот, кто его убил, должно быть, украл их…» Она решила упасть в обморок. Альбия не стала этого терпеть и помогла ей подняться.

«Он убийца!» — взвизгнула Альбия. «Не дайте ему сбежать».

Я чувствовал, что нас окружает огромная толпа, многие из которых были родственниками этого человека. Постепенно люди вставали под волну ропота.

Рядом со мной появился Петроний Лонг. Теперь они могли атаковать нас двоих.

Пока что они сдерживались. Петро был крупнее всех присутствующих. Он был гораздо крупнее человека в спорных сапогах, которого он теперь обхватил рукой за спину, приподняв за воротник туники так, что пальцы ног болтались. «Давай снимем с него сапоги, Фалько».

Я снял ботинки. Пришлось уворачиваться от резких ударов, пока Петро не убедился, что его пленник перестал сопротивляться. Вот это было развлечение.

для толпы, которая увидела, что мы можем быть жестокими, и начала получать удовольствие от происходящего.

Человек, который был в прекрасных сапогах с бронзовыми заклепками, побледнел и задрожал; Петроний игриво покачал его.

Елена вышла вперед, взяла сапоги и отнесла их в Родопу.

«Вы уверены, что это те самые сапоги, которые вы купили для Теопомпа?»

Оказавшись в центре внимания, Родопа ожила. «Да!» Она снова попыталась упасть в обморок, но Альбия снова подняла её на ноги, яростно тряся, словно Нуксус какую-то детскую тряпичную куклу. Альбия была очень серьёзна в вопросах оказания первой помощи.