Это была совсем юная девушка, которая совершила поступок, на который не имела ни малейшей вины; из-за ее приставаний мы все чувствовали себя отвратительно.

В дверях появился её отец. Потрясённый Посидоний отпрянул от тела и обнял дочь. Он укрыл её, и, возможно, она заплакала; её лица мы больше не видели.

Елена была в ярости из-за Краснухи и высказала ему всё, что думала. В конце концов, стражам пришлось сказать, что Родопу можно уходить.

Сначала был короткий финал. Елена присматривала за Родопой, пока Рубелла повторно допрашивала отца, задавая ему вопросы о группе мстителей.

Посидоний сказал, что его друзья, включая Гемина, собрались у порта. Рубелла послала людей, чтобы привести их. Я остался, на случай, если придётся выручать отца. Он этого не заслуживал; моё настроение испортилось.

Посидоний и его осиротевший ребёнок ушли. Елена пришла навестить Краснуху.

«Трибун, мне удалось заставить Родопу что-то сказать, пока ты разговаривал с её отцом». Если Краснуха и злилась, он старался это скрыть. Ему нужны были подробности. Елена холодно сообщила: «Пара остановилась в комнате возле храма Исиды. Вчера вечером внезапно пришли люди и сообщили им, что им придётся расстаться. Феопомпа ударили, чтобы он замолчал, а затем вытащили из дома — он, должно быть, знал, что его ждёт.

Родопу просто укутали и вернули отцу невредимой».

«Ну, мы так и думали», — сказала Рубелла, пытаясь убежать.

Хелена настояла на том, чтобы он услышал всё. «Это то, чего ты не должен

знать: Родопа настаивала на том, что Феопомп знал людей, которые его схватили».

«Значит, они не были друзьями ее отца из Рима?»

«Это ты должен решить сам», — тихо ответила Елена.

Несмотря на то, что заявление Родопы оправдало их, Рубелла долго держал дружков Эмпориума в патрульном доме. Их привели, ворчащих и агрессивных. Он сам допрашивал каждого по отдельности. Можно было бы назвать это тщательностью и неторопливостью — или пустой тратой времени.

Мне не разрешили присутствовать ни на каких допросах, но я подслушивал снаружи. Все говорили одно и то же. Мужчины в возрасте и с таким темпераментом, как у моего отца, умеют создавать алиби.

По словам Па, которого допрашивали последним, все было невинно:

«Мы так и не нашли этого ублюдка, и это факт».

«Что бы вы с ним сделали, если бы поймали его?» — саркастически спросила Краснуха.

«Объяснил, что ему следует искать любовь в другом месте», — ухмыльнулся Па.

«Посидоний планировал дать ему большую взятку, хотя мы все считали это большой ошибкой».

«Вам следовало бы знать лучше. Вас всех могли бы забить насмерть на соляных копях!» — возмутился Рубелла, действуя с максимальной напыщенностью.

«Вот что случилось с парнем?» — кротко спросил папа. «Нехорошо!» — Тут я услышал, как голос отца стал жёстче. « Мы этого не делали — и вот что это доказывает: мы бы не оставили тело там, где его сразу же нашла бы толпа любопытных прохожих!»

В этом был некоторый смысл.

Краснуха выгнала его. Когда мы выезжали из патрульного дома, я услышал, как Краснуха раздраженно скомандовала: «Арестуйте всех подозреваемых!»

«Господин, мы только что прибыли сюда в иды», — возразил Фускулус. Уже смеркалось, и никто из тех, кто ходил на соляные варницы, ещё не обедал. «Мы новички и не знаем, кто есть кто в Остии…»

«Киликийцы, — просветила его Рубелла. — Вы найдёте их всех в списке наблюдения за „Киликийскими пиратами“».

Итак, список был. И Рубелла только что подтвердила, что бдительности считают киликийцев всё ещё замешанными в пиратстве.

XLI

Мне бы хотелось посмотреть обзор, но у меня было другое, лучшее, что я мог сделать: Петроний расскажет мне об этом позже. Я пошёл к нему на ужин.

К тому времени, как я приехал, собрав всю свою семью, папа тоже был там.

Он решил вмешаться и обременить Майю и Петро своим присутствием. Остальные друзья Посидония возвращались в Рим, выполнив свою задачу — или, по крайней мере, став ненужными из-за нападавших Феопомпа.

Майя на мгновение смутилась от внезапного наплыва гостей. Она смутилась, потому что Приватус, владелец дома, наносил один из своих визитов. Она вряд ли могла возражать, если бы он захотел осмотреть свою новую статую – писающего Диониса, теперь установленного на новом постаменте в садовом пруду, – но хотя Приватус всегда заверял их, что они могут считать это место своим, и призывал принимать гостей сколько угодно, Майя разделяла моё нежелание брать на себя слишком много обязательств.

«Мы все могли бы пойти куда-нибудь поесть...»

«Нет, не будем», — решил папа. «Пусть строитель нас угостит!» Он всё ещё не оправился от постройки новой бани. Меня только удивило, что он сразу же не пригласил всех остальных друзей Посидония подкрепиться перед дорогой. Он бы так и сделал, если бы догадался.

Подмигнув Майе, я сам пошёл поговорить с подрядчиком, из вежливости. Единственное, что пришло мне в голову, – это сказать, что меня впечатлило зрелище, устроенное вчера на Форуме шеренгами в сапогах.

«Спасибо, Фалько! Наши ребята всегда устраивают настоящее представление». Мужчина с прядями волос, зачесанными на лысину, явно прихорашивался. Я застал его за регулировкой давления в выпускной трубе своего винного бога. На нём была особенно отвратительная туника с грязно лоснящимся ворсом, и он явно насмехался над не столь впечатляющим зрелищем римских вигил; я пожалел, что вызвался предложить дружеские инициативы. «Как идут поиски?» — спросил он меня. «Ты рассказывал мне в прошлый раз о пропавшем писце?»

«Все еще отсутствует».

«Как это выглядит?» Он все еще возился с водопроводной системой фонтана.

«Его почки в хорошем состоянии, но я склонен сказать, что эффект немного мочегонный».

«С ним случилось что-то ужасное?»

«Твой Дионис? — О, мой писец. Похоже на то».

«Но вы ни на шаг не приблизились к решению этой проблемы?» — Приватус, казалось, очень хотел на это указать.

Стиснув зубы, я поймал себя на мысли, что готов ответить. «Кстати, это кто-то из твоих шеренг установил этот фальшивый патруль у храма Геркулеса?» Приватус выглядел озадаченным. «Лучше скажи им, что игра окончена», — мягко сказал я. «Бруннус, возможно, и не так сильно переживал по этому поводу, но Маркус Рубелла очень горячо критикует мошенничество. Приватус, твоим ребятам пора не только уходить, но и прикрыть их коррупционную лавочку».

«Мне не нравится то, что ты говоришь, Фалько».

«Мне это тоже не нравится», — посочувствовал я. «Я узнал о Диокле, что его тётя погибла при пожаре, совершенно напрасно. Видимо, Диокл обратился за помощью к вашей фальшивой группе. Все местные, конечно, знают лучше, но он был из Рима. Должно быть, он действительно верил, что если поднимется тревога, они прибегут».

Приватус прислушался. Он был подобен заведённому автомату, слегка переминающемуся с ноги на ногу, полному скрытой энергии, готовому броситься в бой. Но он ничего не мог сделать.

Я продолжал мучить себя. «Конечно, теперь, когда я узнал в них ваших рабочих, это может поднять вопрос о роли строителей в пожаротушении…» Приватус принял совершенно рассудительный вид, каким подрядчики обычно обманывают клиентов, жалующихся на него. Я ожидал, что он расскажет о том, что поставщики его подвели, несмотря на его невероятные усилия. Или обвинит погоду.

«Какие у тебя есть доказательства того, что мы подвели этого человека, Фалько?»

«Хватит», – заверил я его. «Прошёл уже год, не так ли? И, как видите, история с тётей писца просто так не затихнет». Я похлопал его по плечу. «Конечно, ваша гильдия чрезвычайно могущественна; уверен, вы сможете отбиться от иска о халатности, если он случится. Хотя, раз Диокл пропал, кто может предъявить иск? Но император может узнать о случившемся. Ему будут отправлены отчёты о том, как работает ваша гильдия... Знаете ли вы, что тётя писца была императорской вольноотпущенницей?» Время Вестины во дворце, вероятно, предшествовало нынешней династии Флавиев, но я забыл об этом упомянуть.