Кто-то в конце концов меня заметил, хотя и неожиданно. Это была моя вахта. Елена, держа Фавонию на руках, как раз принесла мне корзину с обедом. Я расположился почти напротив старого

Сторожка. Там был пустой квартал, возможно, предназначенный для форума. Иногда какая-то сумасшедшая старуха приносила крошки, чтобы покормить птиц, но они были чопорной стаей, и она бродила вокруг, держась от меня подальше. На другой стороне улицы стояли два дома, жильцы которых постоянно выглядывали, словно принимая меня за потенциального грабителя. По крайней мере, видя со мной Елену, они могли утешать себя мыслью, что я просто медлю в надежде на супружескую измену. Это был хороший повод для нас обниматься на людях – всегда недорогое развлечение. Тем временем Сосия Фавония практиковалась в беготне.

Остийцы не были большими юмористами и не одобряли наших ласк.

К счастью, наша кудрявая малышка выглядела так мило в своей чистой белой тунике и крошечном ожерелье из бусин, что на наше поведение вскоре обратили внимание. Мы перестали дерзить и стали выдавать себя за гордых родителей, выставляющих напоказ своего малыша.

Я не считала нужным использовать своих детей как реквизит для переодевания. Моя мать была бы в ярости. Мать Елены схватила бы Фавонию и нашла бы убежище в ближайшем храме.

В дни, когда я был одиноким доносчиком, у меня были другие методы. Здесь я бы сидел у колонны, завернувшись в грязные тряпки, если бы Петроний не взял на себя эту роль нищего для своих ночных наблюдений. Я пытался изображать художника, но, когда я садился на табурет и рисовал городские пейзажи в блокноте, за мной неизменно собиралась толпа зевак. Они ясно дали понять, что мои зарисовки ужасны. Некоторые советовали мне бросить всё и найти нормальную работу. Сейчас я не мог ответить, что у меня уже есть работа, и спросить, знают ли они Диокла.

В конце концов, я собрал верёвки и шесты, взял ведро и несколько губок, поставил заграждение у дома Приватуса (который находился на одной стороне открытой площадки), надел однорукую тунику без пояса и сделал вид, что чищу каменную кладку. Все сочтут это бесконечной работой, в которой я, как бесполезный работник, обречен быть бездельником. Тогда я был в безопасности, пока сам Приватус не появлялся и не требовал объяснений, кто дал мне указание испортить патину его дома.

Я всё ещё бездельничал там, исполняя роль реставратора, когда Елена принесла корзинку с обедом. Чтобы увидеть ворота напротив, мне пришлось встать прямо на обочине улицы. По Декуманус Максимус шёл весь дневной поток транспорта. Множество повозок и ослов въезжало в город, в то время как в противоположном направлении, как обычно, медленно скапливалось множество машин, направлявшихся в город со своими товарами в тот вечер. И тут им навстречу, с грохотом приехав из Рима и создав красивую драму, ехал водитель, совершенно не чувствуя общественного ритма.

Проклиная его, рабочие бригады, пытавшиеся идти в противоположном направлении, замедлили ход и столкнулись друг с другом.

Он был настоящей халтурой. В ярко-малиновом наряде, лет тридцати, с дурным видом, гордясь своими роскошными волосами и увешанный фунтами золота, он производил впечатление дорогого щеголя. С ним была девушка. Конечно же, её восхищенное присутствие заставило его подстегнуть лошадей – их было двое, явно превосходных и идеально подходящих по цвету (неизбежно глянцево-чёрные). На случай, если кто-то не заметил их приближения, на упряжи были колокольчики. Они тащили колесницы последней модели для показухи. Переднюю часть покрывала кричащая Медуза, а по бокам – псевдогреческие гоплиты, чьи огромные шлемы и длинные фаллические копья, по-видимому, были покрыты настоящим листовым золотом. Экипаж, должно быть, был специальным заказом, и продавец, вероятно, грелся на солнышке в Неаполе по его заказу.

Девочка визжала от восторга. Увидев нас, она невольно замахала руками, хотя ей пришлось крепко держаться за неё, пока её возлюбленный мотался из стороны в сторону, сея хаос и разрушения. Она хотела, чтобы мы знали, как она гордится тем, что мчится по Остии с этим чудесным мужчиной.

Её герой любил её. Он пришёл за ней. Она вся сияла от счастья, находясь рядом с ним.

Должно быть, это Феопомп. Пассажирка, на которую он так старался произвести впечатление, была дочерью Посидония, Родопой.

XXXI

Они не остановились. И это было к лучшему. Родопа, возможно, и была в восторге, но мы с Хеленой смотрели на это по-другому.

«О, Юнона! Она чувствует себя в своей стихии. Маркус, бедный её отец!»

«Мне следовало предупредить его, чтобы он приставил к ней охрану».

«Если бы она решила сбежать, она бы как-то сбежала».

«Вы эксперт по молодым девушкам с мечтами». У меня всегда было впечатление, что Елена Юстина, застенчивая и сдержанная молодая женщина, тем не менее, вела бурную, полную воображения жизнь до того, как я ее встретил.

Она так и не подтвердила этого. «О, я была абсолютно благоразумна, пока не встретила этого информатора в Британии. Тёмного, опасного, с таким взглядом и манерой говорить… Ты затихла, дорогая».

Она всегда меня понимала. Меня охватил страх перед этим приключением.

Среди более зрелых пленниц, которых обычно брали, Родопа, должно быть, была исключением. Однако, когда Феопомп спал с ней, он никогда не мог быть серьёзным. После этого мы были уверены, что это одурманенное существо ждёт лишь душевная боль. Родопа была недурна собой…

Но и не красавицей. Судя по тому, что мы видели, она была бледной и совсем неопытной. Ей не хватало пыла, чтобы заманить в ловушку мужчину действия, и в то же время у неё было слишком много романтических ожиданий, чтобы соответствовать суровой жизни на берегу, которую ведут измученные женщины пиратов. То, что Феопомп вернулся за девушкой, казалось ей нетипичным.

«Хотя она предлагает легкую добычу».

«Да. Она была молода, легко поддавалась соблазну и не спорила, из-за чего её отцу было неловко добиваться соблазнителя».

«Я имела в виду, что она единственная дочь богатого и любящего вдовца», — проницательно заметила Елена. «Феопомп может выжать из Посидония всю кровь. Отец это знает; я видела ужас в его выражении, когда мы с ним говорили. Дело не только в том, что его дочь потеряла девственность и вряд ли согласится на хороший брак, пока она тоскует».

«Нет, ты прав. Посидоний уже дорого заплатил за её возвращение, и даже если Феопомп вернёт её ему на этот раз, это неизбежно потребует затрат».

«Отец бессилен, Марк; он знает, что девушка совершает ужасную ошибку. Если Феопомп — настоящий злодей, он обманет Родопу, возможно, даже женится на ней, а потом будет ожидать, что её отец выплатит ей постоянный гонорар, чтобы уберечь её от страданий».

«Или хуже».

«Или хуже», — согласилась Елена, содрогнувшись.

Через мгновение я признался в своей настоящей тревоге: «Я просто надеюсь, что Феопомп не подобрал её по приказу Дамагора».

«Ты думаешь, что это твоя вина?» Елена любила меня, но была беспощадным критиком.

«Признался. Боюсь, Дамагорас был раздражен, когда узнал,

— от меня — что Родопа назвала Феопомпом. Старый злодей, возможно, захочет убрать её с дороги.

« Вы имеете в виду , что хотите ее убить ?»

«Надеемся, что нет. Возможно, Феопомпу просто приказали привести её в клан, где её смогут заставить молчать».

Елена наклонилась к Фавонии, которая одергивала юбки. Держа нашу дочь на бедре, она одарила меня долгим взглядом. «Неужели добросердечный Дамагорас не позволил мне снова встретиться, потому что ему нравится видеть, как любовь торжествует над невзгодами?»

«Какие невзгоды?» — усмехнулся я.

«Ладно. Глупая дурочка бросилась на хама, который тратит деньги на безвкусный транспорт…»

«Элена, она богата и нелепа, но ей приходится бороться с гораздо более серьёзными трудностями, чем она сама думает. И я имею в виду не только то, что она рискует расплакаться, когда её купидона бросит её».

Елена вздохнула. «Ты должен найти её, Марк. Иди к Петронию. Хотя бы скажи её отцу, где она».