Классика. Но Помпей каким-то образом догнал пиратскую флотилию до самой Киликии. Произошло небольшое сражение, но оно не вошло в летописи. Потом он расправился с ними этим особым римским чудом. Милосердие!

«Ты шутишь?» Даже Бруннус проснулся.

«Я не шучу. Он мог бы… можно сказать, ему следовало…

Распял их всех. Они знали, что должны, и всё же он никого не казнил, если они сдавались. Они бежали домой, боясь его репутации. Затем, как ты уже сказал, Фалькон, Помпей не сжёг их корабли. Он дал понять, что видит, как бедность многих довела до зла, и предложил лучшую сделку тем, кто сдался.

«Раскаявшиеся пираты собрались, чтобы покориться?»

Пираты — сентиментальные мерзавцы. Пираты выпустят вам кишки, но все они любят своих матерей. Помпей разместил их на небольших фермах. Все в пределах видимости реки или побережья — должно быть, на случай, если пираты затоскуют по солёной воде. Аданос, Маллос, Эпифания. Большой контингент в Диме в Ахайе. И, конечно же, был Помпейополь — на всякий случай, если кто-то вдруг забудет, кому принадлежит вся заслуга.

«Новый город?»

«Нет времени строить новый. Просто переименовываем старый, Фалько».

«Я разговаривал с человеком из Помпейополиса, — сказал я ему. — Странный экземпляр, его зовут Дамагор».

«Никогда о нём не слышал. Он пират?»

«О нет, он утверждает, что никогда там не был».

«Он лжет!» — усмехнулся Канинус.

«Похоже на то. У него огромный дом, набитый богатой добычей со всего Mare Nostrum, и нет никаких видимых объяснений его приобретений... Значит, несмотря на маленькие фермы, они всё равно грабят моря?»

«Рим нуждается в рабах, Фалько».

«Вы хотите сказать, что мы хотим, чтобы пираты орудовали?»

Канин изобразил шок. «Я этого не говорил. Предполагать, что Помпей потерпел неудачу, — измена. Он решил проблему. Это триумф римлян. Море очищено от пиратов. Это официально».

«Тогда это официальная чушь».

«Ну что ж, Фалько, теперь ты занимаешься политикой!»

Мы все рассмеялись. Кстати, поскольку некоторые из нас были незнакомы друг другу, мы делали это осторожно.

XIX

Ничего из этого не помогло мне найти Диокла.

Моё беспокойство передалось Петро. Он резко перевернулся и уставился на Канинуса. «Бруннус сказал, что ты специалист по пиратам. Если их официально не существует, то как так?»

«Это флот», — с застенчивым видом сказал морской бисквит.

«Что вы делаете здесь, в Остии?» Я задал вопрос как можно более непринужденно.

Он находился далеко от Киликии, если Киликия была центром пиратства.

«Миссия доброй воли».

«С тремя триремами?»

Канинус выглядел удивлённым. Я позволил ему поразмыслить, откуда я знаю. Это было не секретом. Любой, кто бродил по Портусу, мог их увидеть и пересчитать. «Никогда не находишь военный корабль, когда он нужен, а тут появляется целая группа», — он ухмыльнулся.

«Для береговых учений?» — Петроний, типичный бдительный, хотел знать, что готовят другие подразделения на участке, который он в данный момент занимал.

«Мы просто порхаем из порта в порт и выкрикиваем имя Императора. Когда начальство решает, что мы заслуживаем увольнения на берег, оно позволяет нам прибыть сюда и присоединиться к сквошу в Портусе. Мы показываем пример иностранным торговцам…»

«Ты не преследовал пиратский корабль, выброшенный на берег?» — спросил Петро.

«Юпитер, нет. Мы не хотим безобразных сцен на пороге императора». Пока разговор не стал политическим, Канин говорил горячо и страстно.

Теперь он разражался банальностями. Я не верил, что перемена была вызвана алкоголем; он показал себя невосприимчивым к вину. Он что-то скрывал.

«Буду откровенен», — сказал я. Я был слишком пьян для чего-то сложного. «Я надеялся, вы сможете объяснить, зачем писаке, пишущему скандальные статьи для « Дейли газетт», понадобилось связываться с человеком, которого считают пиратом».

«Почему бы тебе не спросить его?»

«Извините, я думал, что уже объяснил. Писец исчез».

Возможно, лицо Канина потемнело. «Думаешь, его поймали?

Ну, вы знаете, как это делалось в старые времена: если пираты брали в плен человека, который что-то стоил, то через посредника людям, которые его знали, передавалась записка, в которой назывался очень большой выкуп.

«Ты думаешь, это возможно?» Мне никогда не приходило в голову, что Диокла могли захватить пираты. Честно говоря, я в это не верил.

«Конечно, нет», — сухо ответил Канин. «Выкуп пленников — это уже история. Теперь у нас Pax Romana. Беззаконие существует только за пределами Империи. В любом случае, — добавил он почти с усмешкой, — «писец не многого стоит, не так ли?»

Именно то, что он знал, могло быть важным, хотя я не настолько доверял Канинусу, чтобы сказать это вслух. «Значит, кто-то, должно быть, ударил моего писца по голове и закопал его под полом после драки в таверне».

«Всё, что тебе нужно сделать, — это выяснить, где он пил», — согласился Канинус, словно с дилетантом. «А потом возьми стамеску и подними половицы. Он, должно быть, не писал о пиратах», — заверил меня Канинус; его голос прозвучал слишком вкрадчиво.

«Ваш писец может связаться со сколькими киликийцами, сколько ему угодно, но теперь они — верные римские граждане. Писец обязан это сказать. « Дейли Газетт» — рупор правительства. Он должен усиливать блеск Pax Romana».

Верно. Однако Инфамии разрешили бы опубликовать статью, если бы он сообщал о том, что славный Pax Romana оказался под угрозой.

Разве это не объясняло Канина? Не поэтому ли этот эксперт, работавший в районе, который, как он сам предполагал, уже не существует, причалил в Портусе со своими тремя триремами?

Спрашивать было бесполезно. Канинус всю ночь рассуждал о том, что произошло сто лет назад. Он не собирался рассказывать нам, что происходит на этой неделе.

Я взглянул на Петрония. У нас были свои проблемы. Если мы ещё больше погрузимся в сегодняшний кутеж, нам обоим грозила бы опасность – со стороны Майи и Елены. Нужно было как-то уговорить наших надоедливых гостей разойтись по домам. Завтрашний день – самое подходящее время, чтобы придумать оправдания для Приватуса по поводу истощения его запасов вина, которое было гораздо больше, чем допускали законы гостеприимства. Сегодня вечером нам нужно было избавиться от тех, кто его пил.

Поверьте мне, остальная часть вечеринки была трудоемкой.

В конце концов, первым ушёл морской бисквит. Он ушёл с довольно полной амфорой.

Родосского красного на плече. Управляющий, молодец, позаботился о том, чтобы по мере продолжения веселья качество и цена напитка снижались, чтобы минимизировать ущерб. Его последний выбор оказался верным. Родос был одним из исторических мест пиратства, которое Помпей пресек. Родосское красное — вполне сносное столовое вино, которое можно перевозить; дело в том, что это терпкое островное вино традиционно разбавляется морской водой.

Бруннуса было труднее сдвинуть с места, чем Канина. Когда его связной ушёл, он соскользнул с кушетки на мраморный пол; мы с Петро не смогли его поднять. Однако появились рабы, из чего я сделал вывод, что они привыкли убирать после долгих обедов. Я также предположил, что они подслушивали.

«Канинус…» — пробормотал Бруннус, отчаянно пытаясь что-то сказать. «Мой связной…»

«Да, он превосходен», — заверила я его. Я сидела на краю обеденного дивана, не желая напрягаться, опасаясь бурных результатов.

«Человек немногословный...» Петроний все еще был остроумен.

«Много обманчивых», — пробормотал Бруннус, когда пара крепких рабов собрала его и приготовилась увести. «Я ему не доверяю, я так решил. Сольный артист. Ни с кем не делится. Ни с кем не общается.

Абсолютно-"

В этот момент Бруннус замолчал, совершенно пьяный.

Я остался с Петронием. Мы спали в столовой, не в силах пошевелиться.

ХХ

Я опущу то, что было сказано в моем доме на следующее утро.

XXI

Перейдём быстро к обеду (который я не ел), а затем к душному вечеру. Часть его я провёл, лёжа с закрытыми глазами на полу, скрытый от посторонних глаз за багажным сундуком.