«Расскажите нам больше», — прохрипел я, хотя уже был настолько пьян, что потерял интерес к исследованиям.

Канин с радостью подчинился, словно какой-то никудышный философ, стонущий перед следующей частью трёхчасовой лекции. «Давайте дадим определения: пиратство, характеристики…»

«Если вам нужны диаграммы, мы можем послать за доской». Бруннус перестал воспринимать это всерьёз.

Канин проигнорировал его. «Риск; насилие; грабеж; смерть. Четыре столпа организованного морского воровства. Смерть — лучший из них для обычного морского вора. Набеги на сушу, нападения на торговые суда — все они связаны с грабежом с применением насилия, и часть острых ощущений заключается в…» Он остановился, недоумевая, что мог упустить из виду что-то важное. «Острые ощущения… Риск, острые ощущения, насилие, грабеж, смерть…

пять столпов».

Рядом с Бруннусом стоял столик с лампой, на котором он аккуратно разложил три яблока, инжир и недоеденное крутое яйцо, символизируя важный квинкункс. Квинкункс – вот его слово, и я был искренне удивлён, что он его знал или вообще смог извлечь из своего затуманенного мозга.

«Особенно смерть», — пробормотал Петроний. Он лежал на спине на обеденном диване, который делил со мной, и разглядывал потолок. Туника Петро цвета теста с тесьмой в виде верёвки, его любимая одежда для отдыха, смялась под мышками. У него было остекленевшее выражение лица, какого я не видел с нашей последней ночи в Британии, той ночи, когда мы покинули армию. Целая история.

Мне стало плохо. Я сказал себе, что это пройдёт.

«Убийство, — сообщил нам Канинус, — любимая игра пиратов на вечеринках».

«Изнасилование?» — предположил Петро.

«Изнасилование — это хорошо, но убийство — лучше всего».

«В перспективе», — поаплодировал Петроний. «Спасибо».

«Для этих людей», — Канинус мог лепетать часами, не задумываясь, — «их образ жизни — всего лишь бизнес. Пиратство — это торговля. Корабли — это инвестиции. Грабеж — это прибыль. Вот вам и прибыль от законной деятельности, по мнению пирата».

«Вы…» — Бруннус внезапно проснулся, — «вы проводите эту лекцию для новобранцев?»

«Знание врага», — подтвердил Канин, постукивая себя по носу. «Мой прадедушка

Специализация. Каждый раз, когда к нам приходит новый адмирал, который был всего лишь береговым болваном, пока его лучший друг Император не дал ему флот для игры, – в такой злополучный момент мне приходится говорить об этом болвану. Тогда я надеваю свою лучшую одежду. Иногда я даже остаюсь трезвым, болтая о болване. В промежутках я делаю это раз в год для триерархов на их сатурналиях.

Сильно пьян, все вечеринки; с жестами».

«В Мизенуме?» — почему-то спросил Брунн.

«Нет, я в Равенне...» Брунн, который ранее сказал нам, что Канин из флота в Мизенуме, выглядел раздраженным.

«Скажи мне, — взмолился я. — Прежде чем я потеряю сознание под этим изящным подсвечником,

—» Мохнатый бронзовый сатир с большим членом. У Привата, которому он принадлежал, вкус был отвратительный. «Расскажи мне о Киликии».

Канин бросил на меня глубокий, подозрительный взгляд. Вновь у него был пустой кубок, но на этот раз он не стал его наполнять. Петроний подал ему вино. Я жестом остановил Петро, но он наполнил и мой кубок. Я заметил, что свой он оставил пустым.

«Какой интерес у тебя к Киликии, Фалько?»

Я выдавил улыбку. «Если бы я знал, я бы не спрашивал подсказок».

«Ты когда-нибудь там был?» — спросил Канинус.

"Нет."

«Необычно для Фалько», — преданно вставил Петроний. «Этот человек много путешествовал. Имя Дидий Фалько заставляет краснеть барменш в винодельнях, расположенных в таких отдалённых местах, как Лондиниум и Пальмира. Назовите имя этого человека в горящей Лептис-Магне, и, как я слышал, двадцать землевладельцев бросятся к вам, ожидая щедрых чаевых за сено и овёс».

«Мне кажется, вы перепутали меня с моим братом Петро».

«Похоже, я хотел бы познакомиться с твоим братом», — сказал Канин. Слава богам, он не смог представиться: мой брат, который любил бездельников, давно умер.

«Я никогда не даю чаевых за овес». Я прервал эту чушь: «Киликия», — напомнил я Канину.

«Киликия», — ответил он. Последовала долгая пауза, во время которой он даже не пил.

«Киликия, Памфилия, Ликия. Три разбойника восточных морей», — Канин позволил благоговейному благоговению прозвучать в своём голосе. «Низкопробные страны. Они соседи; они дают друг другу убежище. В Памфилии вы найдёте гавани, специально построенные для киликийских пиратов в качестве торговых постов, и целые ликийские деревни, занятые киликийскими моряками. Сама Киликия долгое время была самым печально известным из всех этих убежищ.

Между горами и морем. Люди в горах утверждают, что занимаются исключительно сельским хозяйством. Возможно, так оно и есть. Но на скалистом побережье есть множество маленьких гаваней, идеальные базы и рынки — то, что нужно пиратам.

«И в этих скалистых доках, — предположил я, — живут люди, чьи корабли Помпей Великий почему-то не сжёг. Люди, которые говорят, что занялись сельским хозяйством и держат корабли для рыбалки и лёгких парусных прогулок летом?»

«Корабли, которые просто оказались очень быстрыми, очень лёгкими, часто беспалубными и очень энергичными», — сухо согласился Канин. «У каждого из них был большой нос с острым носом».

«Просто что-то, за что можно держаться, когда они высовываются с сетями для ловли креветок!»

«Ты — личность, Фалько».

«А что там с Помпеем?» — надавил я на него.

Канинус взял одно из яблок, которое Бруннус положил на его столик. Я не мог вспомнить, что оно символизировало: «удовольствие» или «смерть».

«Помпей», — задумчиво проговорил он, жуя. Мы сразу поняли его отношение к Великому. «Амбиция с ластами».

«Мне нравится новое определение», — пробормотал я.

«Красавчик!» — ухмыльнулся Петроний. Он разделял мои взгляды на знаменитостей.

«Хотите узнать мое мнение о «Сорока девяти днях»?»

«Лучше сначала определись». Я понятия не имел, что такое Сорок Девять Дней, хотя начинал думать, что мы застрянем здесь надолго.

Канин вздохнул. «Тогда вернёмся. Старая Республика клонится к закату, и Рим в осаде. Пираты рыщут по всему Mare Nostrum. Наше море — их море. Пираты опустошают берега Италии…»

нападали на наши города, добираясь до Остии. Любое низменное и процветающее место привлекало… — Он внезапно сменил тон, но сейчас был неподходящий момент для редактирования. — Поставки зерна оказались под серьёзной угрозой. Римская толпа, бушующая от голода, делала побережье чертовски опасным. Изнасилований и смертей хватило бы на целый роман, и, что ещё хуже (и это, по сути, была их большая ошибка), всякий раз, когда пираты захватывали знатного человека, они подвергали его оскорблениям.

«Ой!» — воскликнул Петроний, смеясь.

«Поэтому после того, как достаточное количество высокородных жертв подверглось унижению, Помпей

«Он отправляется очищать моря от пиратов», — сказал я. «И ему требуется сорок девять дней?»

«Я ещё вернусь к этому». Канин не хотел торопиться. Впрочем, насчёт сорока девяти проклятых дней я был прав. «Сначала Помпей обеспечивает поставки зерна — он расставляет легатов в Сардинии, Сицилии и Северной Африке. Забавно…»

Наш наставник отклонился от темы. «Молодой Секст Помпей, когда позже рассорился с триумвиратом, применил точно такую же тактику, как и его прадед, только наоборот. Он присоединился к пиратам, а затем пресек торговлю с востока, запада и юга. Как ему это удалось? Он обосновался…»

«Сардиния, Сицилия и Северная Африка!» — хором воскликнули мы с Петро, всё ещё пытаясь его поторопить. «Но как Помпею-старшему удалось совершить этот впечатляющий переворот?» — настаивал я.

«Это было потрясающе», — серьёзно ответил Канинус. «Насколько мне известно, у него было не больше сотни кораблей. Для патрулирования всего Средиземноморья это было бы просто ерундой. Даже половины контингента хватило бы. Некоторые из них наверняка представляли собой облеплённые ракушками остовы, вытащенные из отставки. Работа была спешной».