Из предыдущих запросов в архив Атриума Свободы я знал, что его семья была в Сенате как минимум в трёх поколениях; мне было слишком скучно, чтобы проследить их происхождение дальше. Было неясно, как эта семья нажила своё состояние, но, судя по их домашней обстановке, они всё ещё владели значительными суммами. Квадрумат Лабеон вполне мог быть весёлым человеком, который своими остроумными историями поддерживал домочадцев в постоянном состоянии, но когда я впервые встретил его, он был чем-то озабочен и выглядел нервным.

Причины этого выяснились сразу. Он привык к деловым встречам, которые, вероятно, проводил с энтузиазмом. Он знал, кто я. Он рассказал мне всё, что мне было нужно, не дожидаясь вопросов: он принял Веледу в свой дом из патриотического долга, хотя и не хотел, чтобы она оставалась надолго, и намеревался ходатайствовать о её выдворении (что, как мне казалось, увенчалось бы успехом). Ей устроили всё необходимое, в разумных пределах, учитывая, что когда-то она была заклятым врагом, а теперь была пленницей, приговорённой к смертной казни. Его дом был достаточно большим, чтобы спрятать её в отдельном номере. Веледа практически не общался с семьёй, хотя его любезная жена любезно согласилась выпить мятного чая со жрицей после обеда.

Он сожалел, что Веледа услышала подробности ее судьбы от посетителя.

(Конечно, это означало, что посетителям разрешалось глазеть на неё.) Если бы он или его сотрудники могли помочь мне в расследовании её исчезновения, они бы это сделали, но в целом Лабео предпочёл бы забыть весь этот ужасный инцидент – насколько это было возможно. Его жена никогда не оправится. Вся семья будет вынуждена помнить Веледу до конца своих дней. Были некоторые странные обстоятельства, предупреждала меня Лаэта. Ганна ничего не сказала, но я чувствовал, что она что-то скрывает. У меня было мрачное предчувствие.

«Что случилось, сэр?»

Иногда собеседники уклоняются от ответа, иногда скрывают правду.

Иногда они просто не знают, как рассказать историю прямо.

Квадруматус Лабеон был исключением. Он не тратил зря ни моё, ни своё время.

Он держался сдержанно, но голос его был напряжённым: «Когда Веледа сбежала, она убила моего зятя. Нет сомнений, что она была ответственна за это. Его обезглавленное тело лежало в огромной луже крови; у раба, который первым пришёл на место, случился нервный срыв. Потом моя жена нашла отрубленную голову своего брата в бассейне атриума».

Ну, это объясняло траурные кипарисы. И я понял, почему Лаэта и Ганна упустили эту деталь.

VII

Я прошел через атриум, когда пришел, но теперь, зная, что это место преступления, я попросил Квадрумата Лабеона показать мне его еще раз. Пока мы стояли на мраморном краю двадцатифутового бассейна с водой, я достал свой блокнот и стило. Я зарисовал место преступления и указал стрелкой, где была найдена голова. Позади меня лузитанский привратник глазел из узкого, занавешенного коридора, ведущего от входной двери; увидев своего хозяина, долговязый ворчун с видом назойливого хлопотал. Впереди, за бассейном и просторным квадратным залом с его разбросанными постаментами с помпезными толстолицыми бюстами, я видел огороженный сад. Подстриженные шары-самоцветы и фонтан в форме раковины моллюска. Два каменных голубя пили из раковины. Настоящий голубь сейчас сидел на одном из каменных, воркуя, выпрашивая крошки. Классика.

Немногие прекрасные атрии патрициев могли похвастаться отрубленными человеческими головами, взирающими из своих водных сооружений. Головы уже не было, но я невольно представил её себе. «Когда это случилось?» — «Десять дней назад». — «Десять дней?» — Квадруматус на мгновение смутился, а затем разозлился. — «Я не хотел, чтобы чужаки врывались в мой дом, ещё больше расстраивая мою семью, пока мы не пройдём девять дней официального траура. Уверен, ты это понимаешь».

Я всё прекрасно понял. Веледа слишком долго была в бегах. След, если бы я когда-нибудь его нашёл, был бы совершенно холодным. Вот почему Лаэта не рассказала мне об убийстве. Я бы отказался от этой работы. «Я буду осторожен». Мой ответ был кратким. У моих ног прозрачная вода почти незаметно плескалась о чёрно-белый мрамор. Бассейн в атриуме, мирный под классическим квадратным водосточным отверстием в элегантной крыше, содержал небольшое основание, на котором танцевала цветочная женское божество из бронзы, около полутора футов высотой. Она выглядела мило, но я знал, что мой отец сказал бы, что это плохая статуя. Драпировка была слишком статичной, чтобы быть интересной, а цветы были плохо отлиты.

«После этого нам пришлось полностью осушить расположенную ниже цистерну», — пожаловался сенатор, говоря о резервуаре для хранения воды, который должен наполняться из бассейна атриума.

Его голос был тихим. «Никто из моих сотрудников не хотел вызываться добровольцем… Мне приходилось лично внимательно следить за всем. Мне нужно было убедиться, что всё сделано тщательно».

Я всё ещё злился, поэтому сказал: «Тебе же не хочется пить кровь своего зятя». Квадруматус бросил на меня быстрый взгляд, но не стал меня упрекать. Возможно, он понял, что происходит с десятидневной отсрочкой. Судя по его званию, он был армейским офицером и занимал гражданские должности, где ему приходилось решать кризисные ситуации. Теперь же он управлял неизвестно каким портфелем недвижимости, неизвестно сколькими взаимосвязанными коммерческими предприятиями. Я

По его аккуратным, спокойным рабам можно было понять, что он обладал элементарной эффективностью. Когда имеешь дело с идиотом, это видно по выражению лиц его сотрудников. «Нашли какое-нибудь оружие?» — «Нет. Полагаем, она взяла его с собой». — «Веледа приходила сюда со спутниками?» — «Девушка… Ганна». — «Да, я знаю о ней. Больше никого нет? А у жрицы были посетители, пока она здесь была?»

«Мои приказы запрещали это». Имел ли он в виду отданные им самим приказы или приказы, отданные ему дворцом? Я надеялся, что и то, и другое. «Её присутствие, как ты, уверен, знаешь, Фалько, было государственной тайной. Я согласился предоставить ей комнату только на этом основании; я не мог допустить помех и публичного любопытства. Мы очень замкнутая семья. Но, насколько мне известно, никто не пытался её увидеть». «А расскажите мне, пожалуйста, о вашем зяте». «Сексте Грациане Скаеве, брате моей жены. Он жил здесь, с нами. Он был молодым человеком, подающим исключительные надежды…» Неизбежно. Мне ещё не доводилось встречать сенатора, который бы отзывался о своих родственниках не в восторженных тонах, особенно о тех, кто благополучно умер. Учитывая, что большинство родственников сенаторов — бездарные шуты, циник мог бы задаться вопросом: «А до столь трагической гибели Грациана Скаевы, каковы были его связи с Веледой?»

«Он едва с ней был знаком. Мы провели пару официальных семейных ужинов, на которые женщину пригласили из вежливости; её ему представили. Вот и всё».

«Никакого увлечения с одной или другой стороны, флирта, о котором вы могли не знать в тот момент?» «Конечно, нет. Скаева был человеком с сильным характером, но мы всегда могли положиться на него в плане достойного поведения».

Я задумался. Веледа, которую я помнил, сияла от ослепительной уверенности.

Мы смотрели на неё и ахнули. Дело было не только в королевской фигуре и бледно-золотистых волосах. Чтобы завоевать доверие подозрительных, воинственных племён, требовались особые качества. Веледа убедила бруктеров, что борьба с Римом — их единственная судьба; более того, она убедила их, что они сами выбрали этот путь.

Она использовала силу духа и целеустремлённость. Её окружала аура, превосходящая показную таинственность большинства гадалок и шарлатанов. Она была блистательной, обворожительной – и, когда я её встретил, она отчаянно нуждалась в умном мужском разговоре. Если бы она провела месяцы в заточении, её отчаяние снова вернулось бы к ней.

Веледа поспешила поделиться своими мыслями и мечтами с «многообещающим молодым человеком», когда мы её нашли. Молодой человек, которого я видела исчезнувшим вместе с ней в её башне, не раздумывая, пренебрег «приличным поведением». Я предупреждала его быть осторожнее, но он ухватился за возможность быть рядом с ней.