Охрипший от любопытства, Петро заверил меня, что мне будет безопаснее иметь свидетеля, если я буду совать нос в государственные тайны. Жрица смотрела на моего наглого старого соседа по палатке так, словно он был той древесной улиткой, которую её племя ело, размятой с корочками, на пирах. Он не изменился с тех пор, как мы были юношами; женское презрение лишь подстегивало его. «Фалько ничего, — доверительно сообщил Петроний самым дружелюбным тоном. — Но знатная дама заслуживает уважения; тебе нужна беседа с профессионалом». «Луций Петроний Лонг живёт у моей сестры», — предупредил я Веледу.

«Подозрительный, вспыльчивый». «Ты что, со всеми в Риме родственник, Фалько?» «В этом городе только так и живёшь». Петроний развалился в кресле Елены и, радостно улыбнувшись, посмотрел на нас обоих. Я попытался отговорить его, прервав разговор и расспросив, почему вчера вечером на улицах царила такая ярость. Петро рассказал мне, что причиной переполоха был Анакрит. В типичном для него коварном трюке Шпион открыто дал понять, что ненавистный и страшный враг Рима скрывается на свободе, не забыв упомянуть и о том, что она сбежала после зверского убийства одного из своих аристократических хозяев. Теперь он предоставил толпе найти её убежище и выдать её.

«Или разорвать её на куски, конечно», — предложил Петро. «Ой, прости, дорогая!»

Веледа слабо улыбнулась. Она уже перешла все границы оскорблений.

Анакрит счёл нужным предложить награду, хотя, учитывая ограниченность его бюджета, она была смехотворно мала. Однако из-за неё уличные гулянки приобрели характер насилия. Чтобы усилить атмосферу угрозы, преторианская гвардия открыто задерживала и обыскивала всех женщин без сопровождения; ходили отвратительные слухи о том, как они это делали.

Все немцы или люди с немецкими связями покинули город, если знали, что им выгодно. Иностранцы всех мастей прятались по домам; естественно, были и те, кому не рассказали о проблеме, кто не понимал последствий или просто не говорил на нужном языке, чтобы осознать грозящую им опасность. Многие узнали об этом, когда их избили «патриоты-римляне» – большинство из которых, конечно же, были иностранцами по рождению. Больше всего патриотами хотели казаться выходцы из Верхней и Нижней Германии.

Петроний проклинал такое развитие событий. Он сказал, что у вигил и так дел по горло, и без избиений на каждом углу. Сатурналии означали значительное увеличение числа пожаров из-за огромного количества праздничных светильников в заброшенных домах. Повсюду вспыхивали драки, вызванные дружескими и семейными ссорами, ещё до этого нового всплеска антиварварских настроений. Петро был рад, что вигилы смогли хотя бы прекратить поиски, которые он начал ради меня; я попросил его сказать командирам когорт, что это из-за неудачных результатов, не упоминая, что я нашёл Веледу. Я не хотел, чтобы охотники за головами появились в моём доме. «Совершенно верно!» — воскликнул Петроний, умудряясь намекнуть, что я и сам охотник за головами. Всё ещё пытаясь отвлечь его, я спросил, не наткнулись ли вигилы, обыскивающие дом, на что-нибудь необычное, связанное с мёртвыми бродягами.

Он искоса взглянул на меня, но медленно признал, что, возможно, возникла проблема.

«Мы уже некоторое время наблюдаем рост числа невостребованных трупов».

«Скитакс об этом знает? Или он как-то в этом замешан?» «Конечно, нет. Безумное предположение, Фалько». «Послушай меня: когда мы забрали Лентулла, на его верстаке лежал совсем свежий труп беглого раба.

По словам Скитакса, кто-то выбрасывает их возле патрульного дома, но эта история звучит подозрительно. — Напоминает мне: мой трибун хочет, чтобы ты выселил Лентулла с нашей территории. — Передай Краснухе, чтобы она прикрепила праздничный венок к больному месту. И ответь на мой вопрос, пожалуйста.

Петроний пожал плечами и признал, что среди бездомных всегда была высокая смертность, пока он служил в бдениях. В последнее время смертность увеличилась; они списали вину на зимнюю погоду. «Так почему же ваш доктор вмешивается?» Петро выглядел уклончивым, поэтому я продолжал допытываться, пока он не перестал ёрзать и не признался слабым голосом: «Скитакс интересуется, почему умирают бродяги». «Интерес – как?» «Полагаю», – смущённо сказал Петроний, – «он, как известно, препарировал трупы». Я предположил, что информация должна быть конфиденциальной. «Мне сказали, что использование мёртвых для вскрытий незаконно». «Именно так и есть!»

Мы не хотим противоестественных практик в подпольных моргах. «Нет, гораздо лучше, если они будут проводиться прямо в вашем патрульном помещении!»

На моё обещание соблюдать конфиденциальность Петроний сказал то, что я уже знал: Скифаксу иногда разрешалось забирать тела преступников, погибших на арене, при условии, что он в свободное время занимался научными исследованиями, и всё это держалось в тайне. Оправданием послужило то, что полученные Скифаксом знания могли помочь армии в лечении раненых солдат. В любом случае, вскрытия проводились только тогда, когда у казнённых преступников не было родственников, на которых можно было бы жаловаться, и когда Скифакс мог дать достаточно взяток, чтобы угодить персоналу арены.

«Итак, когда поставки с арены истощаются, он поощряет выбрасывать трупы беглецов прямо к вашему порогу. Он рекламирует эту услугу? Юпитер, Петроний, он покупает тела? И если так – вам стоит задуматься – не убивает ли кто-то бродяг специально для Скифакса?» Петроний Лонг выпрямился. «Чепуха, Фалько. Скифакс никогда бы этого не допустил. К тому же, слишком много беглых рабов находят мёртвыми!» «Значит, это действительно проблема? Думаешь, у тебя серийный убийца?» «Думаю, это возможно». «Раз цели – бродяги, всем всё равно?» «Мне всё равно, Марк». Всё это время Веледа сидела молча, слушая нас с совершенно бесстрастным лицом. У неё было плетеное кресло, похожее на то, что захватил Петроний, она была закутана в шали, ноги стояли на небольшой скамеечке для ног. Если бы у её ног стояла корзина с шерстью, ребёнок сидел на подлокотнике кресла, а на коленях сидела птичка, она могла бы стать классической римской матроной. Можно сказать, что она была слишком светловолосой, но многие замужние женщины, которых я знала, загадочным образом становились золотистыми, как только получали доступ к доходам мужа.

Её внимание, с которым она нас слушала, привлекло моё внимание. Я сомневался, что она просто заворожена нашим талантливым красноречием. «Веледа, ты отправилась за лекарствами из храма Жюлапа. Там находят много таких тел. Что ты можешь нам рассказать?»

«Правда?» — взорвался Петроний. Предположив, что он расстроен тем, что она бродит без поводка по улицам, патрулируемым его отрядом, я проигнорировал его. «Я никогда ничего подобного не видел». Веледа меня разочаровала. Даже если она что-то и видела, благодарность храму заставила её промолчать. Я решил, что пора вернуться к своему первоначальному намерению и поговорить с ней о смерти Скаевы.

Петроний Лонг скрестил ноги в сапогах на низком столике, сцепил руки за головой и наблюдал за мной. Его взгляд должен был меня нервировать. Я знал его давно и просто игнорировал его поведение.

Я объяснил Веледе, что одна из причин, по которой я согласился на предложение Елены и позволил ей прийти ко мне домой, заключалась в том, что я надеялся использовать это время, прежде чем передать её правосудию – упс, вернуть её властям – чтобы попытаться выяснить, что на самом деле произошло в доме Квадрумата. Если она невиновна в обезглавливании Скаевы, я предложил оправдать её. Казалось, это щедрое предложение произвело на неё меньше впечатления, чем я ожидал.

Возможно, когда тебя уже обвиняют в гибели тысяч римских солдат, ещё одно убийство мало что изменит в обвинительном заключении. «Я хочу знать правду, Веледа». «Я помню». Должна была знать. В конце концов, однажды я несколько дней шёл к ней, чтобы, помимо прочего, расспросить её о судьбе похищенного армейского легата. Прошло почти десять лет с тех пор, как этот человек исчез в Германии, но если отношения с этой женщиной когда-либо станут слишком дружескими, следует помнить о том, что случилось с легатом. Веледа не убивала его (в её версии) и даже не приказала утопить его ужасной смертью, когда он был связан и прижат к земле плетнем в болоте. Тем не менее, преданные ей племена, последовавшие за ней, сочли похищенного римского военачальника подходящим «подарком», чтобы отправить ей. Ожидали ли они, что она съест его, изнасилует, убьёт сама или посадит на насест в золотой клетке и научит чирикать детские песенки, никогда не было до конца ясно, но было совершенно ясно, что даже если бы его капризные тюремщики не прикончили его до того, как он добрался до неё, сама Веледа принесла бы легата в жертву своим богам и сложила бы его кости в склеп высотой по плечо, который я и мои спутники видели в лесу. Именно такой когда-то была эта женщина, тихо сидящая сейчас в моём доме. Возможно, она и сейчас ею остаётся. Более того, поскольку она не выказывала никаких признаков раскаяния, можно заменить это «возможно» на «вероятно».