Вот такие выгоды этот ворчливый старикан обожал. Он, возможно, даже выразил мне небольшую финансовую благодарность.

«Зачем твой мужчина это делает?» — взорвалась Веледа, обращаясь к Елене. «Он прославится, если вернет меня?»

«Нет», — спокойно ответила Елена. «Это его работа». Она не стала прямо говорить об оплате. «Но его этика включает в себя моральное мужество и сострадание. Если Маркус вернёт тебя Императору, он сделает это в своё время и, безусловно, по-своему. Так что, Веледа, учитывая, что тебя всё равно отправят обратно в Рим, тебе лучше пойти с нами сейчас. У Маркуса срок — конец Сатурна-алии; он сочтёт нужным завершить свою миссию в последний возможный день. Так что на какое-то время мы сможем позаботиться о тебе. Мы приведём Зосиме, чтобы он позаботился о твоём здоровье. Обещаю, что лично поговорю с Императором о твоём затруднительном положении. Пожалуйста, сделай это».

«Пожалуйста, приезжайте и проведите Сатурналии с нашей семьей в нашем доме».

Жрица решила, что Елена Юстина сошла с ума. Я и сам был не слишком уверен в себе, но именно так мы уговорили Веледу вернуться в Рим. Были и логистические проблемы.

Поскольку Веледа собиралась приехать добровольно, было бы невежливо надевать на неё верёвки или цепи, хотя я и принёс моток верёвки на луку седла. И я не собирался отпускать её на одну из наших лошадей; меньше всего мне хотелось…

Я должен был проводить её галопом на свободу, беззаботно взмахнув кельтским взмахом руки. Я приказал ей ехать в карете – после напряжённого момента, когда она впервые столкнулась с ледяной Клаудией Руфиной.

Нам не нужно было их представлять. Их столкновение было коротким. Темноволосая бетиканка Клаудия свысока посмотрела на золотистую Веледу, которая ответила ей тем же.

Я вспомнил, как Клавдия однажды вышла из себя и набросилась на Юстина; казалось вполне вероятным, что если мы позволим ей это, она нападёт на жрицу. Её глаза сверкнули; я подумал, не репетировала ли она, пока её служанки держали ручное зеркальце.

На какой-то безумный миг я ожидала, что здесь, на берегу озера, начнется женская драка. Примирение между этими женщинами было невозможным; даже Елена не пыталась взять на себя свою обычную роль миротворца. Каждая из них ненавидела другую всей душой. Веледа видела в Клаудии жалкую римскую коллаборационистку из покоренного народа, Клавдия же считала жрицу дикаркой. Любопытно, что моя приемная дочь Альбия, которая могла быть британкой, римлянкой или какой-то полукровкой, смотрела на них с самым недоуменным выражением лица, словно считала их обеих варварами.

Клаудия, плотно закутавшись в палантин, громко прошипела, что отказывается приближаться к этой женщине. Веледа, презрительно взглянув, отряхнула плащ и проворковала, что поедет снаружи кареты вместе с кучером.

Клавдия тут же ответила: «О, Марк Дидий, этот твой пленник, кажется, нездоров. Я из Бетики. Мы крепки; я поеду верхом, наслаждаясь свежим воздухом и сельской местностью».

Было неясно, считала ли Веледа себя моей пленницей. Но Клаудия вскарабкалась на седло рядом с возницей, выставив напоказ больше ног, чем, возможно, намеревалась, и приготовилась мерзнуть двадцать миль. Я видел, как Елена и Альбия почему-то переглянулись, затем забрались в карету и укрыли больную жрицу одеялами.

Я сказал Иакинту, что это его важный момент. Мы с ним будем сопровождать карету, а его обязанностью будет охранять жрицу, пока я буду занят.

Он выглядел озадаченным; он умел притворяться простаком. Я объяснил, что в таком длинном путешествии мне иногда приходится отрывать взгляд от Веледы, пока я организую еду или ночлег, отгоняю крестьян, пытающихся продать нам орехи Сатурналии, или прячусь за деревом, чтобы облегчиться и насладиться покоем вдали от него. «Можно мне меч?» Это было болезненным напоминанием о Лентулле. «Нет, нельзя. Рабы не носят оружия». «А как же Король Рощи? Я бы хотел с ним подраться, Фалько!»

Я всерьёз подумывал позволить ему это сделать. Елена резко оборвала его. «Ты не можешь этого допустить, Маркус. Вот как обстоят дела, когда у тебя есть рабы. Иакинтус теперь член нашей семьи, а наша семья цивилизована. Прояви к нему доброту и подай хороший пример, пожалуйста, не позволяй ему уходить в дубовую рощу на кулачный бой». «Ты слышал её, Иакинтус. Конец истории.

Не спрашивай меня снова. — Наша чрезмерно нетерпеливая рабыня выглядела подавленной. Веледа положила её

Высунув голову из окна кареты, она спросила меня, кто он. Пока Елена и Альбия улыбались моему замешательству, мне пришлось рассказать моей знаменитой высокопоставленной пленнице, какого качества эскорт она получит по возвращении в Рим. Она презрительно усмехнулась, услышав моё обнадеживающее объяснение, что это всего лишь уловка, чтобы отвести подозрения.

Веледа явно сожалела о своей капитуляции. Она знала, что думает о том, что я и мои повара отправят её на произвол судьбы в Рим. Я даже не сказала ей, что Иакинф не умеет готовить.

Л

Оставшуюся часть дня мы провели в пути.

К тому времени, как мы добрались до Капенских ворот, мы все были совершенно разбиты. Вскоре я встревожилась ещё больше. Атмосфера на улицах казалась отвратительной, пусть и не такой злой, как между Клаудией и Веледой. Когда мы наконец припарковались у дома Камилла у Капенских ворот, я с нетерпением ждала возможности проводить свою юную невестку в дом. Несмотря на то, что она была напряжена и вся в синяках после долгой поездки на козлах, она всё же умудрилась громко упомянуть о своём ребёнке, что стало явным оскорблением для жрицы. Бетиканцы, безусловно, были суровы.

Сенатору удалось быстро передать мне, что Юстин был дома, хотя, приведя себя в порядок, он вернулся в патрульную комнату к Лентуллу. Лентулл немного пришёл в сознание, но его выживание всё ещё было под вопросом.

Со свойственной ему странной формальностью Камилл Вер вышел вместе со мной к экипажу и кратко представился Веледе. Он не сказал, что является отцом её возлюбленного. Для него это не имело значения. Он представлял правящую верхушку Рима, а она была главой государства, прибывшим из-за пределов империи. Он считал своим сенаторским долгом отметить её прибытие в наш город (даже несмотря на то, что она была пленницей и её привозили сюда во второй раз). Поэтому этот крепкий старый столп благородных ценностей вышел на улицу и вежливо её поприветствовал. Он даже надел тогу.

Не спрашивайте меня, что подумала Веледа, но Елена Юстина выскочила из кареты и гордо обняла папу. В глазах у неё стояли слёзы. Увидев это, я почувствовала, как у меня к горлу подступил ком.

Мы продолжили путь домой. К счастью, комендантский час уже закончился, улицы были свободны благодаря празднику, и теперь, избавившись от Клаудии, мы все могли ехать в карете. Елена следила за тем, чтобы шторы на окнах были плотно задернуты. Никто не должен был знать, что мы везем домой одного из самых страшных врагов Рима.

САТУРНАЛИИ, ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Тринадцать дней до январских календ (20 декабря)

ЛИ

Я послал одного из солдат сообщить Петро, что я дома, и расспросить его о ситуации в городе. Он помчался прямиком к нашему дому. Мне следовало помнить, что он редко работает днём, так что у него будет время пообщаться.

Можно подумать, этот пройдоха знал, что застанет меня именно в тот момент, когда я сяду на допрос жрицы. У Петрония был синяк под глазом.

«Что с тобой случилось?» — «Забыл пригнуться. Забросали праздничным орехом». — «Какой-то уличный мальчишка?» — «Нет, Майя». Петроний Лонг взглянул на Веледу и заявил, что она слишком красива для меня, так что ему лучше остаться на обед.

Поскольку было только утро, это положило конец любым моим надеждам на встречу с ней наедине. Конечно, наедине с Нуксем, ведь собака спала у моих ног, восстанавливая свои права после двух дней моего отсутствия; она обращалась с лесной роковой женщиной так, словно её здесь и не было. Елене пришлось идти за покупками, ей срочно нужно было пополнить запасы в шкафу, который солдаты опустошили, пока нас не было. Альбия помогала Галене присматривать за детьми. Легионеры были выставлены на страже вокруг дома и на террасе на крыше.