Василиса испуганно замерла. Ответ напрашивался сам за себя.

«Зря только Баюна за пером отправила! Здесь Снегурка, здесь, раз колечко обронила прямо за столом. И Жар-птица, и Гамаюн, и Сирин здесь найдутся, — взгляд Василисы заметался по комнате. — Хорошо Мороз их упрятал, видно, как раз в той горнице, где запирается… Нужно туда пробраться. Даже если он не ушел, нужно!»

Снова скользнула царевна в мышиный лаз, так и оставив дорогое Снегуркиному сердцу кольцо лежать на полу под лавкой. Поплутав недолго по крохотным коридорам, спрятавшимся в стенах терема Мороза, она наконец вынырнула в том, что выходил в комнату, которую прятал ото всех лютый волшебник.

Рассмотреть что-то снизу было трудно в той неразберихе, что царила в комнате. По полу в творческом беспорядке были разбросаны маленькие бусинки, деревянные палки, вата, ленты, винтики, гаечки; лед то здесь, то там покрывали следы краски всевозможных цветов; на лавках были навалены платья да кафтаны самых разных фасонов, самых разных покроев. На столе грудились сласти: расписанные наполовину пряники, застывшие в самых разных позах петушки, неведомые заморские угощения в крепко закупоренных банках. Не было конца этим богатствам, но каждое казалось недоделанным, будто в нем чего-то не хватало.

«Это же мастерская! Неужто он Снегурку тут запер? — мелькнула мысль у Василисы. — Да только где она здесь поместится⁈»

Царевна-мышка засеменила между разбросанных подарков, стараясь ничего не задеть и не привлечь внимания Мороза, расписывавшего кистью какую-то игрушку. От усердия дедушка даже высунул язык, из-под синей шапки небрежно торчали седые волосы. Впервые после исчезновения Снегурки он выглядел спокойно и умиротворенно — даже почти радостно.

«Точно он украл! На людях представление показывает, жертвой себя выставляет, гневается, а здесь, когда никто не видит… — нахмурилась Василиса. — Спешить нужно, чтобы вывести Мороза на чистую воду!»

Махнув хвостиком и едва не зацепившись за маленькую лошадку, у которой пока еще не хватало правого уха, царевна-мышка продолжила тихо пробираться мимо Мороза. Горница была широкой, светлой, но до того заваленной разными вещами, что найти здесь ничегошеньки было нельзя. Куда Василиса ни совала свой розовый носик, везде натыкалась только на новые игрушки, наряды да угощения.

С горем пополам ей все-таки удалось забраться на лавку. Та скользила под маленькими лапками, точно как пол, вот только упасть с нее было куда опаснее.

«Так и шею свернуть можно! — забравшись на шелковое платье, подумала Василиса. — То-то Кощей обхохочется… Еще и назовет Преглупой, и к бабке не ходи!»

Пока Мороз продолжал расписывать свою игрушку, царевна не переставала рыскать по лавке, надеясь усмотреть хоть что-нибудь еще. Хоть сережку, хоть перчатку Снегурки — все подошло бы! Лучше было бы найти саму девушку, еще пуще радовалась бы она, коли сыскала бы всех птичек разом, вот только вместо них натыкалась только на елочные украшения, светящиеся огоньки, расшитые серебряной нитью юбки да рубахи праздничные.

Вздохнув, Василиса подняла голову наверх: сколько еще ей предстоит здесь прятаться, искать что-то? Совсем одной, без помощи, без поддержки: Баюна-то она отправила к сестрице, а оттуда прямиком к Кощею… Еще и кота своего выручать нужно будет!

Только хотела царевна-мышка сделать еще шаг, как взгляд ее упал на игрушку, которая находилась в руках у Мороза. Дыханье перехватило, сердечко заполошно застучало — так и обмерла вся. На нее прозрачным глазами смотрела сама Снегурка и, точно живая, белозубо улыбалась. Пшеничная коса струилась по плечам, на ресницах блестел иней. Девушка застыла, кутаясь в свою меховую шубку, подол которой с каждым мгновением все больше украшали снежные узоры, которые вырисовывал волшебник.

— … тишься, а у ме… почти… все гото… — неразборчиво ворчал он себе под нос, добавляя кукле румянца.

«Как живая… Или и есть живая, просто в игрушку превращенная, как я — в мышь?»

Долго бы могла еще Василиса смотреть на то, как Мороз бережно подкрашивал маленькой Снегурке брови, как белил лоб да вырисовывал каждую ворсинку на ее меховом уборе, если бы не запуталась в богатом платье, свисавшем прямо со стола. Ткань натянулась от неосторожного движения царевны и под собственным весом шумно упала на пол.

Мороз нахмурил кустистые брови, отставил куклу на стол. Только Василиса хотела юркнуть в сторону, запрятаться среди беспорядка, а то и притвориться сама игрушкой, как волшебник наклонился прямо над ней, так что его холодное дыхание едва не приморозило ее к ледяной лавке.

— Ах ты, мыши! Я же всех вас выдворил отсюда! — громыхнул его голос на всю комнату. — Я тебе! Будешь знать, как подарки грызть! Заморожу!!!

Царевна со всех лапок бросилась бежать, петляя вправо, влево, ныряя между платьев — лишь бы не попасть под тяжелую ладонь Мороза. Вот только лапки совсем ее не слушались: скользили по льду, разъезжались в разные стороны, острые коготки путались в дорогой парче и тормозили. А перед глазами уже проносилась вся жизнь. Она так и не нашла свое призвание — да что там призвание, она даже птичек сыскать не сумела! Неужто ей суждено погибнуть в мышиной шкурке по нелепой случайности в тереме Мороза? Неужто так все и должно кончиться?

«Нет! Никогда!» — подумала царевна. И пусть ей совсем не хотелось, чтоб слова Бессмертного становились правдой, единственным спасением было позвать его — и вернуться в замок. Поэтому, закрыв глаза, Василиса пискнула:

— Кощей, Кощей, Кощей!

Сильный вихрь подхватил ее, закружил и унес от гнева хозяина зимы.

Приземлилась Василиса аккурат в той же зале, откуда удирала еще не так давно от Люба и Нелюба. Золотого дуба на столе уж не было, как и котов, которые решили поохотиться за маленькой мышкой.

Стоило ей коснуться лапками пола, как мир вокруг вновь закружился, сливаясь в одно-единственное пятно, с каждым мгновением приобретавшее все больше красок. Наконец, когда воздуха совсем перестало хватать, вихрь остановился, и перед Кощеем возникла Василиса — не маленькая белая мышка, а красна девица.

— Сразу бы так, — фыркнула она и потрясла головой, приходя в себя. — Можно было и не пугать тремя годами, если собирался расколдовать…

— Я и не собирался, — ухмыльнулся Кощей.

Царевна кинула на него удивленный взгляд, но тут же опустила глаза. Осмотрела свои руки — вполне себе девичьи, — аккуратно потрогала черную косу, будто боясь, что та вновь превратится в мышиную шерстку, ощупала складки дорожного платья… Она точно была человеком!

— Но теперь я снова…

— Не теперь, а только в моем замке, — самодовольно покачал головой колдун. — Как выйдешь, опять обернешься царевной-мышкой.

От обиды кулаки сами собою сжались. Василиса вызывающе взглянула на Кощея, желая высказать ему все, что она о нем думает, но, заметив хитрую усмешку на его губах, придержала гневные слова, готовые вырваться изо рта. Прикусив щеку, девушка сделала несколько вздохов, чтобы немного успокоиться, и заговорила:

— Это… это несправедливо! Ты даже не крал меня, чтобы превращать!

— Ты говоришь с Кощеем Бессмертным о справедливости? — колдун откинулся назад, хохоча.

— Ну, пожалуйста?.. Я же сама пришла тогда…

— Проси сколько хочешь, все равно не расколдую.

— Обещаю, что не буду больше насмехаться над тобой, — сжав челюсть, процедила царевна.

— Один день в мышиной шкурке, а какой результат! — продолжал Кощей, не слушая Василису. — Что же будет через три года? Какой послушной дочкой станешь… Берендей мне еще должен будет!

— Я батюшке все расскажу, — тут же нашлась девушка. — Он-то на тебя управу найдет!

— Только разве ж помогло это твоим сестрицам? — парировал колдун.

— Тогда я сама найду яйцо с твоей смертью!

На миг в зале повисла тишина. Брови Кощея изумленно взметнулись вверх, губы так и застыли в искусственной улыбке, и только глаза сверкнули как-то недобро и в то же время — заинтересованно.