Но вскоре страх пропал. Царевна сделала шаг, протянула руку — пальцы прошли прямо сквозь свет. Перо, потускнев, опустилось на стол.

— Оно снова загорится? — нерешительно проговорила девушка.

— Загорится, коли напитаем волшебством Жар-птичьим, — пожал плечами кот.

— Так его тут много и без того.

— Не совсем, — протянул Баюн. — Оно тут было, да только нет его уже здесь. Выдохлось. То, что видимо сейчас нашему глазу, лишь следы Жар-птицы, не ее сила.

Василиса непонимающе посмотрела на кота. Еще раз провела ладонью по световым нитям, что уже таяли в воздухе, и внезапная догадка осенила ее.

— Хочешь сказать, это Жар-птица забрала Снегурку? Но они же сестры!

— То, что я хотел сказать, я уже сказал. А решать, что с этим делать, тебе.

— Тогда не разлеживайся на чужой лавке, Баюн. Мы отправляемся к моей сестрице Прекрасной за Жар-птицей.

Коротко доложив Морозу, что светлица Снегурки осмотрена, что ничего подозрительного там почти не найдено, но есть одна зацепка — какая, однако, Василиса пока не расскажет, чтобы не беспокоить дедушку понапрасну — царевна пообещала как можно скорее найти пропажу и наконец-то вышла из ледяного терема. Подхватив Баюна на руки, девушка залихватски прищелкнула каблуками несколько раз.

— Ну что, готов к пятой скорости?

— Имей совесть, это же еще быстрее, чем на тройке будет!

— А ты глаза зажмурь. И ко мне прижмись, чтоб не так холодно было.

Хорошенько укутавшись в платок, так, что остались видны только глаза — и те, укрытые толстыми стеклами противоснежных очков — Василиса рванула вперед.

Замелькали пригорки, зашумела метель прямо над ухом, захрустел снег под каблуками, да так оглушительно, что хотелось руки к ушам прижать, да нельзя: Баюна держать нужно. Снежинки летели прямо в глаза, налипали на стекла и разлетались кто куда от сильных порывов ветра.

Чудом избегая стылых речек, не поскальзываясь на их льдистых берегах, не врезавшись ни в одно дерево, царевна наконец-то добралась до Цветочного края, где жила ее средняя сестрица — Василиса Прекрасная. Назван был край не просто так: еще ранней весной оживали там луга, поляны, окрашивая зелень разноцветием благоуханным. А в тереме Василисы и вовсе не увядали цветы никогда: даже в самую студеную пору во внутреннем садике цвели ромашки, васильки и мальва, качала ветвями сирень, а вьюн-проказник то и дело выбирался наружу, чтоб покрасоваться своими побегами перед гостями белокаменных палат.

Сейчас, еще в начале декабря, когда в остальных краях Берендеева царства правил снег и мороз, в Цветочном крае все жило наступлением будущей весны. Едва укрытая снежным покрывалом трава проглядывала то тут, то там на истоптанной лошадьми тропинке, между деревьев сновали зайцы, так и не сменившие свои шкурки на белые.

Василиса наконец-то остановилась и вдохнула теплый воздух полной грудью. Если пробежать еще верст десять, то можно и до Морского царства добраться… Правда, куда сейчас в море плавать? Зима! Пусть и такая теплая.

— Долго мы еще на дороге стоять будем-м? — поинтересовался Баюн, прерывая размышления хозяйки. — Затопчут ведь.

Царевна обернулась: и правда, на них мчался всадник на гнедом коне. Щелкнув каблуками еще раз и превратив скороходы в обычные сапожки, Василиса отбежала в сторону.

— Э-ге-гей! Не стойте на дороге! — весело прокричал золотоволосый всадник, в котором нетрудно было узнать Ивана, супруга Василисы Прекрасной.

— Э-ге-гей! — откликнулась тут же девушка.

— Тпр-ру!

Иван остановил коня, поравнявшись с царевной.

— Василиса, ты ли это?

— Она, она, да не одна, — проворчал кот.

— И Баюн с тобой? Вот так радость! Забирайся на Зорьку, я мигом домчу нас до дома!

Царевна с довольной улыбкой забралась на коня. Кот, не желая оказаться снова так близко к лошадиным зубам, всеми лапами держался за Василису, то оказываясь у нее на плечах, то свисая с локтя, то когтями проходясь по кожаному ремню.

— Пошла, родненькая! Н-но! — пристукнул ногами по подпруге Иван и обернулся к сестрице своей супруги. — Соскучилась?

— С вами соскучишься, — засмеялась девушка. — А без вас — еще как!

— А нам скучать не приходится. Сегодня беда случилась… Жар-птица пропала! К завтраку не вышла, Василиса к ней в светелку, а там — никого! Только постель незаправленная да окошко открытое.

Царевна тут же напряглась всем телом и переглянулась с Баюном. Кот согласно кивнул.

— Может, она не пропала, а полетать решила?

— Э, нет. Ежли б полетать решила, то сообщила о том, она всегда так делает. Да и обскакал я уж все ее любимые места, не нашел! Тут что-то нечистое…

— Думаешь, украл ее кто?

— Никак Кощей? — подал голос Баюн, вспомнив слова Берендея.

— Да куда ему! После того как мы с тобой Василису из его когтей вырвали, он к нам ни в жизнь не сунется, — засмеялся Иван. — Приехали!

На крыльце, точно поджидая гостей незваных, уже стояла Василиса Прекрасная. Тонкий стан в расписном платье, лебединая шея, подчеркнутая тяжелыми серьгами, да тугая пшеничная коса с вплетенными цветами сирени. Голубые ее глаза смотрели так ясно, так искренне, что Иван даже повременил спрыгивать с коня: не хотел разочаровать супругу свою печальными новостями. Да делать нечего — все равно говорить придется.

— Сестрица моя младшая, не чаяла тебя сегодня встретить, но как радостно мне видеть тебя! — запела Прекрасная, и губы Василисы сами собой растянулись в улыбке. — С чем пожаловала, али так, погостить решила?

— Иван поведал беду вашу…

— Все-то он уже рассказал, — покачала головой царевна. — И что же, поможешь?

— Помогу! А коли не помогу, так попробую хоть.

— Ну, раз все решено, на стол накрывать надобно, — довольно заключил Иван, наконец-то спрыгивая с Зорьки.

Дав вволю Баюну наловить мышей, а сестру свою младшую попотчивав кушаньями разными, Василиса Прекрасная проводила их в светелку Жар-птицы да оставила строгий наказ:

— Если опасность какая, не медли, меня зови али Ивана…

— И батюшке обязательно доложи, — закончила за нее царевна. — Знаю, знаю, отец мне все это еще на выходе из дома три раза повторил.

— Тебе и в четвертый полезно послушать, егоза, — улыбнулась Василиса Прекрасная и, поцеловав сестрицу в лоб, отправилась по своим делам.

Расстроенно фыркнув, Василиса уселась на лавку. Комната Жар-птицы выглядела чистой и аккуратной — ну точь-в-точь комната Снегурки, только не ледяная, а лубяная, да еще и сверкающая золотым металлом. Сотни зеркал, закрепленных на стенах, на потолке и прямо в воздухе отражали друг друга, создавая бесчисленные коридоры, но ярче всего они сияли, когда в них отражалась сама Жар-птица. Когда распускала она свой хвост, и находиться рядом нельзя было: так светло вокруг становилось!

— Ну что, Василиса Преноровистая, так и будем сидеть сложа руки?

— Нет такого слова, — поджала губы царевна, поднимаясь с лавки.

Василиса Прекрасная была права: в светелке все было так, будто Жар-птица вот-вот должна была вернуться…

— Тш-ш! — зашипел Баюн, принюхиваясь. — Чую чужого кота я…

— Так, может, это твой запах? Может, ты и перо, и птицу унес? — покачала головой Василиса, но тут же повнимательнее всмотрелась меж половицами: казалось, там застряло что-то белое, тонкое, будто ниточка.

— Не-ет же! — мяукнул кот и, проследив за взглядом своей хозяйки, в один прыжок оказался рядом и когтем подцепил кошачий ус. — Вот! Знаю я одного бандита, который мог промышлять чем таким… Ёжкин кот.

— Какой?

— Ну, Баб-Ёжкин, — шаркнул лапой Баюн. — Брат мой.

— А зачем Яге красть Жар-птицу? Она ведь с Гамаюн дружбу водит, значит, и к Жар-птице подступиться проще, мягче может.

— Этого мне не ведомо.

— Зато мне ведомо, кому нужно красть Жар-птицу! — встрепенулась Василиса. — Морозу! Она ведь у нас за лето отвечает, а он — р-раз! — и вечную зиму устроит.